1 часть (1/1)

Когда экспедиция взяла тройку от северной столицы Радославы, где вышла из поезда, до Сосницы, последнего города, к которому были проложены сколь-нибудь цивилизованные дороги, рассвет только занимался. Сейчас холодное солнце светило вовсю, слепя глаза снежными бликами, и Стёпа, кажется, видел на горизонте плоские крыши низких домов, которые ему так нравились — южнее, где народ богаче, а архитекторы неофициально соревнуются в вычурности строений, тут и там чесали небо острыми шпилями башни. Приезжим-то нравилось, а вот у Стёпы глаза уже устали.На севере же он сам был приезжим, а потому плотнее кутался в меховую накидку из какого-то крупного хищного зверя с шипяще-рычащим названием — Стёпа пытался запомнить слова торговца, приезжего шкуродела с мрачным взглядом и шрамом на половину лица, чтобы зайти в библиотеку Школы и разузнать, чей рыжий с подпалами мех носит на плечах, но совсем забыл об этом, как только вышел из лавки — и во все глаза пялился по сторонам, то и дело зарисовывая пейзажи в дневнике. Удивлял его даже снег: за свои двадцать с лишним лет Стёпа видел его, конечно… пару раз в жизни уж точно, но не в таких количествах, не такой чистый — этот был настолько белым, что, казалось, кто-то ножичком аккуратно снял верхний слой рисунка мироздания да так и оставил пустой холст.Стёпа уж хотел спросить, сколько им, в конце концов, до этой Сосницы осталось, но, покосившись на своего спутника, передумал и как-то сразу поник: по устало-недовольному виду проводника было понятно, что беспрестанные вопросы его порядком утомили; не нужно было даже применять заклинание чтения мыслей, чтобы понять, что во всей этой затее с походом в шаманскую деревню его привлекали только предложенные за сопровождение золотые. Друзей, согласных составить компанию, у Стёпы не нашлось, вот и предложил первому попавшемуся именитому путешественнику (по крайней мере, прозвище этого дядьки было на слуху, а Стёпа верил слухам) провести его.Угрюмый спутник будто угадал, о чём думает Стёпа, и пробасил:— Ну что, скоро мы приедем-то?— Скоро, барин, — недовольно отозвался возница, — не торопите лошадок-то, оставьте это мне.?Барин? это резануло слух Стёпы, и он в очередной раз удивился тому, как же всё-таки отличается привычный ему мир он жизни в глубинке: в то время, как в столице все знали, что и крепостное право, и сословное неравенство давно уже отменили, здесь всех, у кого водилась пара монет в кошельке, продолжали звать барами вне зависимости от происхождения. Спутнику, впрочем, это обращение очевидно польстило. Стёпа невольно сморщился — ему стало противно.Только когда на пути тройки будто из ничего выросли огромные, несколько саженей в высоту, ворота из широких тёмных брёвен, Стёпа понял, что Сосница не просто так стоит посреди снежной пустоши — город, исключая захолустные деревеньки в предместье, оказался обнесён стеной. Тут уж Стёпа не выдержал и, обернувшись к своему спутнику, спросил:— А от кого они защищаются? Не волков да медведей же боятся.В ответ путешественник лишь пожал плечами.— Есть в этих местах звери страшнее и волков, и медведей вместе взятых.Стёпа вопросительно наклонил голову, но дальше расспрашивать не стал — в конце концов, если бы спутник хотел ответить на поставленный вопрос, он уже это сделал бы.После недолгого перекрикивания возницы со сторожевым отрядом, стоявшим на воротах, гигантские створки начали со скрипом отворяться, и в постепенно расширяющейся щели показались коренастые дома из дерева и камня. Когда проход стал достаточно широким, чтобы через него прошли три тяжеловозных коня с повозкой, экипаж двинулся дальше.***Пограничный город встретил Стёпу недовольно-озлобленными взглядами своих жителей и тесными улочками без какого бы то ни было покрытия — здания теснились как могли, некоторые стояли окно в окно или даже имели общие стены; видно было, что большая часть Сосницы строилась уже после того, как воздвигли стену.Возница остановился у входа в трактир, и, расплатившись, путники вышли из повозки. Перед ними, в меру своих скромных двух этажей, возвышалось заведение с гордым именем ?Северное сияние? — по слухам, лучшее в Соснице. Глядя на покрытые сажей и жиром пожелтевшие оконные стёкла, Стёпа как-то не верил в славу ?Сияния?, но выбирать не приходилось: дело шло к вечеру, а надеяться на существование в Соснице более приличного заведения он, положа руку на сердце, не мог.Внутри оказалось не так плохо, как Стёпа ожидал: по неожиданно просторному залу было расставлено шесть или семь столов с широкими скамьями вместо стульев, на стенах красовались извилистые оленьи и массивные лосиные рога, а над стойкой, на самом видном месте, висела голова медведя с раскрытой, будто в рёве, пастью. У медведя не было одного клыка, а на подбородке виднелась седина — старый был, видно; впрочем, даже с таким Стёпа лично встретиться не хотел бы. Под медвежьей же головой стоял трактирщик, чьё широкое и внушительное, но доброжелательное лицо дополняло суровый, но в чём-то уютный интерьер ?Северного сияния? (названию, впрочем, никак не соответствовавший). Помимо него, в помещении всего-то и было, что пара охотников да тройка местных гуляк, что-то бурно отмечавших.— Что господа будут пить? — приветливо улыбнулся он в рыжеватую бороду, глядя на приближающихся к стойке гостей.— Два пива, — Стёпа прислушался к собственным ощущениям. — И какой-нибудь похлёбки — есть охота.Трактирщик кивнул и крикнул в сторону кухни что-то нечленораздельное, по крайней мере, для Стёпы: несмотря на то, что государственный язык для всех был един, вдалеке от столицы сохранялись местные наречия, и чем дальше, тем менее понятны они становились для жителей других уголков государства. Иногда Стёпа задумывался, какой же, в действительности, необъятной была их страна — и потому продолжал своё дело.— Вы не похожи на местных. Что ищете в нашей глубинке? — с неподдельным интересом спросил трактирщик — по всей видимости, приезжих тут видели не так часто.— Да так, есть одно дело, — уклонился от вопроса Стёпа, не предчувствуя от этого разговора ничего хорошего. ?Боже, только бы отстал?, — надеялся он, но понимал, что довольствоваться настолько расплывчатым ответом трактирщику не позволит хотя бы профессиональная этика, а ничего лучше Стёпа придумать не мог.Разливая из бочонка пиво по добротным деревянным кружкам, окованным железом, трактирщик повторил вопрос:— И что же за дело? На охотников вы не похожи, а больше ничего и нет у нас.Стёпа обратил полный мольбы о помощи взгляд на своего спутника, но тот молчал и содержимым кружки интересовался куда больше, чем их разговором. Отхлебнув немного хмельного напитка, он довольно сморщился, и это была первая его реакция за вечер, не связанная с раздражением — а также, видимо, последняя. Стёпа вздохнул. Он не сдержался:— Лесной народ. Я ищу лесной народ, чтобы изучить их магию, мне для трактата нужно.Какой реакции он мог ожидать, так точно не такой: доселе стоявший в трактире гвалт разом стих, а взгляды посетителей, как оказалось, внимательно слушавших разговор за стойкой, оказались прикованы к пришельцам; былая весёлость сошла с лица трактирщика и он будто бы немного побелел. Наступила напряжённая тишина.Из кухни вышла девушка, совсем молодая — дочь или невеста, подумал Стёпа, — с подносом в руках. На подносе стояла пара плошек с вкусно пахнущим румяным мясом, которого повариха отнюдь не пожалела, и малочисленными мелко нарубленными овощами — с ними на севере было трудно. Стёпа невольно сглотнул слюну, но к пище пока не притрагивался.Первым подал голос один из пьянчуг:— Да что у этих звероёбов искать? Они даже балакать по-нашему не умеют, говорят! — и залился хохотом, тут же подхваченным его друзьями. Отчего-то Стёпа смутился.— Кстати, раз об этом зашла речь… — выпад он решил проигнорировать. — Нам бы проводника найти. Ну, чтобы до деревни их добраться.Трактирщик тяжело, но с каким-то особым сочувствием — грубоватым, как и всё здесь, но очевидно без злобы — посмотрел на Стёпу и только потом ответил с таким же странным сожалением в голосе:— Никто вас в глушь не поведёт. Не любят их тут.— Но почему? Говорят…— У вас, может, что и говорят, — на ?вас? трактирщик сделал ударение, от которого у Стёпы ком в горле встал, — а здесь видят, как эти твари оленей голыми руками бьют. Кишки по дворам развешивают, потроха по округе разбрасывают… черепами шапки украшают. Не люди это — звери.От таких слов Стёпе даже есть расхотелось. Он отнюдь не был напуган (самую капельку, разве что) — из колеи его выбил совсем не испуг. Ещё в самом начале пути, собирая в путевую сумку то немногое, что ему может пригодиться, Стёпа готовился к тому, что добраться до цели будет трудно, что местные вряд ли будут в восторге, хоть и говорили ему, действительно, что во всех уголках их процветающей страны никаких предрассудков нет давно. В дружную жизнь соседствующих народов Стёпа не верил никогда — слишком умный для этого был, но чтобы кишки развешивали?..Если так вдуматься, он правда знал о лесном народе очень мало: в старых книгах писали, что именно их встретили первые поселенцы на севере и жили они там всегда, что они носили шкуры и оборачивались дикими зверями, что были шаманами и силу черпали из святилищ, более древних, чем сами их деревни. Больше о таинственных коренных северянах никто ничего не знал и если пытался узнать, то безуспешно — по разным причинам. Стёпа сгинуть в тайге не побоялся, и вот — он здесь, сидит в трактире ?Северное сияние? и, кажется, зашёл в тупик.Он заметно поник и ничего трактирщику не ответил, вперив взгляд в проклятую похлёбку, которую спутник всё это время уминал за обе щеки. Стёпа начинал злиться и обижаться на всё и всех: на нелюдимых северян, путешественника этого столичного, от которого толку-то и было, что возниц выбирать понадёжнее да трактиры поухоженнее, на себя, глупого и наивного — что, думал, так просто будет до шаманов добраться?Когда за спиной раздался чей-то голос, тихий и спокойный, Стёпа невольно вздрогнул. Обернувшись, он обнаружил, что говорил один из охотников — с бледной кожей, тонкими чертами лица, крупным орлиным носом и тяжёлым взглядом ясных голубых глаз:—Я могу провести вас. — Правда? — тут же подскочил Стёпа — сначала от удивления, а потом уже от счастья. Спутник посмотрел на него с нескрываемой усталостью и продолжил доедать похлёбку. Свою же плошку, равно как и кружку, Стёпа взял в руки и решительно подсел к охотникам — у него появилась надежда.***Выходили они на рассвете — горожане только-только просыпались: по дороге к малым воротам, открывавшимся прямо в бескрайнюю тайгу и пользуемым одними только охотниками, в той самой тайге зарабатывавшими на хлеб, отряд то и дело встречал ремесленников, уныло плетущихся в свои лавки, и стражников, сменявших друг друга на постах. ?Отряд?, впрочем, было слишком громким словом: столичный проводник, к завершению вечера окончательно разомлевший, заявил, что ?и без того залез в глушь?, в ?бесовское логово? соваться не намерен, а ?господину волшебнику? рекомендует ?подружиться с головой?, охотно сдабривая высказывания изощрёнными ругательствами; Стёпа такому повороту дела не удивился и тем более не был намерен менять свои планы, потому смело двинулся в путь наедине с охотником.Новый проводник нравился Стёпе куда больше: несмотря на неожиданность знакомства и авантюрную природу дела, в которое тот оказался втянут (за плату, стоит сказать, весьма символическую: в столице за такие гроши и неделю прожить нельзя было, а на первого проводника Стёпа раскошелился во много раз сильнее), тот вёл себя не дружелюбно — дружелюбие вообще, казалось, не было свойственно северянам, — но, по крайней мере, доброжелательно. Всем своим поведением, вплоть до походки, охотник внушал уверенность в том, что он, по крайней мере, хорошо разбирался в окрестных лесах и действительно мог провести к шаманской деревне. Окончательно Стёпа убедился в этом, когда они вышли за пределы города и очутились среди вековых сосен, едва отойдя от стен на какие-то жалкие два-три аршина: охотник подошёл к одному из деревьев, осмотрел грубые метки, выцарапанные на коре, кивнул какой-то собственной мысли и двинулся вглубь леса, окликнув своего нерадивого нанимателя:— Отсюда и вплоть до деревни будь осторожнее, — он с первых разговоров, ещё за обсуждением предстоящего пути в трактире, обращался к Стёпе на ?ты?, что немало того удивило, однако принесло своеобразное облегчение: от провинциального лизоблюдства Стёпа порядком устал, — а то немудрено и с волчьей стаей встретиться… в лучшем случае.— А в худшем? — полюбопытствовал Стёпа, хоть и сглотнул нервно.Охотник усмехнулся.— Я и имён этих зверей не знаю. Не знаю даже, зовутся ли они хоть как-то — может, и дать название было некому.Сказанное было воспринято Стёпой как шутка, но, вопреки обоюдному смеху, предостережение он всё-таки принял со всей серьёзностью и в дальнейшем, несмотря на то и дело возникавшее острое желание осмотреть, скажем, незнакомое растение или причудливые следы, старался не отходить от проводника дальше, чем на пару шагов.Идти через сугробы, сверху покрытые толстой ледяной коркой, оказалось непростой задачей: ноги то и дело застревали плотном и тяжёлом снегу, и Стёпа пару раз чуть не споткнулся, пытаясь высвободить их; спутник же его, напротив, был привычен к подобным условиям и оказался удивительно проворен, но бедолагу не обгонял и в беде не оставлял, то и дело подавая руку помощи. Стёпа даже не заметил, как солнце, всё это время медленно ползшее по небосводу, вошло в зенит, знаменуя наступление полудня.— Может, стоит сделать привал? — обратился он к проводнику, борясь с одышкой — дорога порядком его утомила. Какое-то время охотник сомневался, внимательно прислушиваясь к лесной тишине, в которой Стёпа лично слышал только скрип снега под собственными сапогами, но всё же утвердительно кивнул.Он подошёл к ближайшему дереву и встал у него, опёршись спиной о толстый ствол. ?А это разумно! Не на снег же садиться, в самом деле?, — мысленно подметил Стёпа и последовал примеру своего проводника, в чьей опытности ни на минуту не сомневался, встав прямо напротив него, уже у другого дерева.Какое-то время оба молчали (Стёпе казалось даже, что охотник задремал, но вскоре он понял, что тот лишь опустил голову на грудь и отдался каким-то своим размышлениям), но в конце концов Стёпа не выдержал:— А нам много ещё осталось?Охотник вскинул голову и посмотрел на своего собеседника. На секунду Стёпа испугался, что мог потревожить своего единственного не то чтобы приятеля, но, во всяком случае, союзника среди таёжной глуши, но спокойствие и даже какой-то своеобразный интерес, отразившиеся в глазах, говорили об обратном. — Меньше, чем мы прошли. До заката точно успеем.— Успеем… понятно, — Стёпа на какое-то время умолк, но вдруг встрепенулся так, будто его осенила какая-то срочная мысль, хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул: — Чёрт подери, где мои манеры! Во всей этой суматохе я совсем забыл представиться! Степан прозванный Карма, волшебник Первого Двора, магистр Академии в области колдовских искусств, — он отвесил шутливый поклон, приподняв меховую шапку. Холодный воздух прошёлся по коже головы ледяными тонкими пальцами, и Стёпа тут же вернул шапку на место.Охотник кивнул головой в знак уважения:— Мирон.Ещё какое-то время они стояли на своих местах, опёршись спинами об грубую бугристую кору. Когда мороз стал проникать в их существо, невзирая на тёплую одежду, представившийся Мироном охотник выпрямился, отряхнулся от опавшего снега и произнёс:— Пора. Нужно успеть до темноты, а оно только кажется, что времени ещё много.Молчание начинало утомлять Стёпу: когда оказалось, что ноги привыкли к ходьбе по снегу, дорога стала невероятно скучной. Незнакомые деревья и кусты уже утомили взгляд и потому больше не восторгали, а больше у Стёпы развлечений и не было. Болтовня же, как показывал опыт, всегда его оживляла, о чём сам Стёпа был прекрасно осведомлён и всячески этим своим свойством пользовался.— Ты не похож на местных… ничем, — неосторожно подступил он к беседе. — Тогда как ты тут оказался?Мирон усмехнулся.— А ты меня раскусил. Действительно, я не отсюда, — на какое-то время он замялся, но позже продолжил: — просто жизнь так сложилась.Стёпа понял, что рассказывать о себе Мирон настроен не был, и напирать не стал — в конце концов, не зря гувернёр в детстве учил его правилам хорошего тона и разговорному этикету. Вместо этого он сменил тему: — А эти… этот лесной народ… они правда настолько дикие?— Насколько?— Как о них говорили те мужики в ?Северном сиянии?, — Стёпа чувствовал себя полнейшим дураком, но этого, впрочем, не стеснялся. А откуда ему было знать, как там оно на самом деле, если знания он мог черпать только из книжек, да и в тех почти ничего не было? В конце концов, Мирон сам нанялся в проводники, его никто не заставлял — пусть теперь и отдувается.В ответ тот усмехнулся, из-за чего Стёпа ощутил себя несколько неловко: неужели он сказал что-то смешное?— В наших местах много кто слышал о детях тайги, но мало кто их видел, а у страха глаза велики. Ты сам скоро поймёшь, что они ничем не хуже и не лучше нас. Остаток пути они проделали в тишине: Мирон прокладывал дорогу через снега, время от времени круто заворачивая или останавливаясь, чтобы рассмотреть следы каких-то зверей (Стёпа точно различил заячьи и оленьи, а вот все остальные оказались для него непонятны), Стёпа же старался от него не отставать и между тем много думал. Чем больше он слышал о местном народе, тем меньше коренные северяне походили на людей — по крайней мере, в его голове, — и тем более волнительной становилась грядущая встреча.