Стокгольмский синдром (1/1)

Боги обязаны ненавидеть меня за всё. За то, что я слишком омерзителен для преисподней и рая. Я разбил надежды многих людей, обратил в прах их самих. За дрянную философию. Правда режет глаза богов, от этого они уже давно ослепли, погрязли в самолюбии, гордыне, пошлости. Найдите меня,это до смешного просто. Ищите в себе самоеуродливое и любите это в других. Затем найдите меня в этом городе и свяжитесь со мной, после спокойно можете читать молитвы, если, конечно,знаетехотя бы одну, ведь я убиваю уже очень давно.Помню его. Познакомились в социальной сети. Он был такой же, как и я. Странный, извращённый, аморальный. Мы упивались нашей масштабной перепиской, и я вскрикивал от восторга, вызванного его словами, но неугомонное желание большего свело нас, так что мы не смогли оторваться друг от друга. Его тело вот уже в течение трёх лет покоится на нашем заднем дворе. Мастер, маэстро, великолепный любовник, но я оказался сильнее. Он умер от моих рук, но он был счастлив, безумен и поразительно счастлив.Да, да. Ты болен, Чарльз. Остановись немедленно, пока никто не пострадал, положи руки за голову и приготовься к расстрелу.В такие моменты он всегда приказывал мне заткнуться. Его раздражала чувственность, с которой я загонял себе под ногти щепки. Мой мастер выволакивал меня в заросший сад и несколько раз с силой бил головой о землю, пока мой рот не наполнялся землёй. Он любил меня. Наверное, поэтому после каждого удара осматривал моё лицо на наличие крови. У него был энтузиазм, и он сопутствовал нам по жизни. Маэстро был щедр и безотказен со мной. Это позволило моему взволнованному разуму сыграть с ним злую шутку. Я тоже любил его, сильно, до смерти.

Но маэстро был не единственным, к кому я, выражаясь современным языком, неровно дышу. До сих пор, с немалым удивлением для себя, осознаю причину моей беспокойной одержимости. Маленький бездомный ублюдок в подвале нашего дома. Он прекрасно смотрится на фоне полосатого матраца, со строгим ошейником на титановой цепочке. Он попал ко мне прямо с пыльного шоссе, так же,как попадаются множество других глупых и потерянных.

Мне абсолютно плеватьна его имя, на его потребности, на отсутствующую душу, но что меня совершенно изумляет, так это его поведение. Я никогда не пичкал его сильными наркотиками, редко поил алкоголем, однако в короткие сроки он будто бы привязался ко мне. Он не отталкивает меня, не робеет, а даже наоборот, тянется ко мне. Будто бы ему доставляет удовольствие та боль, которую я причиняю. Но то, что я делаю с ним, не может быть приятно. Абсурд. Он хочет, чтобы я вечно был с ним.

Его зовут Тобиас, ему всего восемнадцать и он ежедневно сводит меня с ума.

Гонка. Бессмысленная и беспощадная. Я не преследовал его, ноги сами несли напуганного мальчишку прочь. Он выдохся, пробежал по луже, брызги разлетелись в стороны, взобрался на забор, упал на арматуру и истошно завопил. Плоть, словно подтаявший маргарин, покорно приняла в себя заржавевшие металлические прутья и охватила их горячим мягким пленом судорожно сжимающихся мышц. Он лежал на боку, скреб пальцами заплеванный асфальт, скулил. У таких придорожных душ нет ни гордости, ни того, что можно оскорбить и унизить. Я убедился в этом после жаркого исступлённого секса. Мне стоило лишь притормозить и открыть двери машины, дальше он все сделал сам. Хорошая ручная шлюха без опыта, но больно пугливая.

Жизнь медленно покидала его, растекаясь лужей, смачивая одежду и волосы. Он опустил кончик языка в собственную кровь. Солёная, грязная, испорченная. Страшно только в первые минуты мнимого преследования. Дальше, после того как я сжалился над ним, во влажных глазах заблестела вера. После недели грязных совокуплений он показал мне развращенность. Покорность пришла вместе с ошейником, а привязанность с цепью. Он погружается всё глубже в омут маниакальных фраз и садистских развлечений. Мне казалось, что я всё контролирую, но чуть туже поводок, чуть крепче наручники, чуть нежнее ласки, и,кажется,он влюблён.Это твой стокгольмский синдром, Тобиас. Моя жестокость – твое блаженство. Нет, это даже не душевный мазохизм. Ты примешь все, и я не знаю, почему до сих пор тебя не убил. Мой милый мальчик, ты никогда не заменишь мне маэстро. Мне слишком горько отпускать его разложившийся в земле образ.