I am Water (1/2)

Самое ненавистное в ежедневных посещениях интернета - написать письмо матери. Каждый божий день Чоноп пишет короткий е-меил о том, что у него все хорошо, что скоро он купит новый чайник взамен сломанного (и никогда не покупает), что с учебой все в порядке, только новый преподаватель истории Кореи уж очень раздражает. И каждый день спустя полчаса получает ответ матери, напоминающий прозаический вариант полного гимна Греции. Мама каждый день вторит ему и рассказывает одно и то же, но разными словами, каким образом у нее получается настрочить страниц десять, при этом прерываясь на обычные родительские вопросы (Ты хорошо кушаешь? Как твоя девушка? Как учеба?) и не повторяясь ни в одном письме.Подобная рутина начинает откровенно задалбливать уже на третий день.

Чоноп вздыхает и закрывает вкладку с письмом матери - ему нет никакой нужды читать ответ, он знает, что там. Конечно, мама будет волноваться, но у него еще куча дел, которые нужно сделать. Например, почесать спину линейкой. Дело крайне важное и занимает место где-то между "помыть посуду" и "купить новый чайник".

прихватив с собой ноутбук он шагает на кухню, забыв о том, что еще секунд десять назад он хотел избавить себя от зуда между лопатками. Сейчас он уже вспоминает про ужин, реферат по философии, отсутствие чистых тарелок и сломанный чайник, который скоро будет главной темой его снов и мыслей.Уже полтора месяца он живет один, в старой квартире родителей, но никак не может привыкнуть к этому. Возвращаясь с учебы все равно ждет, что его встретит мамин голос с кухни, работающий телевизор и очень наглый кот, который тут же оставит шерстяной отпечаток на темных джинсах. Но нет ни мамы, ни кота, ни телевизора. Впрочем, из-за отсутствия последнего Чоноп не очень переживал - как и большинство знакомых, он получал всю информацию из интернета, заменявшего сразу и газеты, и телевидение, и радио, и прочие устаревшие СМИ.А вот без кота было тяжко.

Запихивая грязные тарелки и кастрюли в посудомоечную машину, Чоноп вспоминает как кот (с его именем семья не могла определиться и по сей день) жутко боялся гудения, издаваемого ею при работе. Пушок, он же Коготок, он же Эй-ты-твою-мать, он же Саранхульчик, он же черт знает кто еще сразу несся в комнату Чонопа, забирался под одеяло и прикидывался второй подушкой. А сам Чоноп тыкал в него пальцем и хихикал, слыша недовольное урчание.Второй проблемой, которая настигла его при переезде родителей, оказалось отключение в холодильнике функции автозаполнения. Нет, разумеется, Чоноп знал, что мама всегда ходит в магазин, стоит чему-то закончиться, но у него самого это как-то слабо получалось, а потому кухня часто превращалась в кладбище коробок из-под полуфабрикатов.

Впрочем, длилось это недолго. Один раз отец навестил его совсем внезапно, увидел завалы на кухне и принял настоящее мужское решение. Так или иначе, теперь раз в неделю, обычно по пятницам, к Чонопу в дверь звонил курьер из какой-то там фирмы, отдавал мешки с продуктами, расписывался в доставочном листе и откланивался. Была довольна даже мать, которая считала, что сын правильно питается.

Разумеется, тот факт, что список продуктов отец составлял вместе с Чонопом, как-то испарился из ее разума. А потому еда была какой угодно, но явно не здоровой.Посудомоечная машина начинает равномерно гудеть и синхронно с ней в квартире наверху кто-то начинает играть на фортепиано. Хоть что-то не изменилось с отъездом родителей. Незнакомый сосед сверху всегда играл сначала на фортепиано, словно подготавливая себя, потом брался за саксофон, а потом , совсем уж непонятно почему, начинал играть на гитаре и, время от времени, до Чонопа доносился тихий глухой голос, напевающий бессвязный текст. Никогда - знакомые песни, всегда только музыка и слова-импровизация, словно незримый артист учил только ноты.Фоновая музыка расслабляет, создает привычную атмосферу родного дома, и именно под нее Чоноп всегда готовит рефераты, строчит эссе, решает какие-то задачи по не особо нужным предметам, пишет, пишет, пишет... Иногда отрывается, услышав одну из любимых песен, слушает, закрыв глаза, а потом снова возвращается к прогрызанию дыр в граните науки.

Фортепиано замолкает, чтобы уступить место саксофону, но второй инструмент так и не оживает. Только слышится приглушенный кашель простуженного человека, звон разбитого стекла и ленивые ругательства. Убийственно унылая философия античности на секунду выпускает Чонопа из своих объятий, и он озирается, пытаясь понять, что не так. Но щелкает посудомоечная машина, доносится гитарный перелив из квартиры сверху и мир возвращается в то же спокойное состояние серой обычности.Медленно сентябрь перетекает с первой половины во вторую, и так же медленно, но верно Чоноп начинает уставать от учебы. Поначалу все казалось интересным, новым и познавательным, но, когда вместо обычных лекций, на которых даже преподаватель уходил от темы, появляются семинары, заунывные доклады и никому не нужные рефераты, все становится слишком скучным. Чоноп конспектирует на автомате, даже не задумываясь, что он там пишет, и только дома, перечитывая по вечерам записанное, очень удивляется, находя почти полное изложение того, что было на занятиях.Меняются и письма от матери. Бывшие огромными, они вдруг сокращаются до нескольких скупых абзацев, сообщающих о каждодневной рутине, линяющем коте, работе и чем-то странном, неуловимо проступающим между строчек. Поначалу Чоноп не совсем понимает, что мать хочет от него, но, вчитавшись, обнаруживает немой вопрос, который уже давно беспокоит и его самого."Почему у тебя нет друзей?"А он и сам не знает, почему. Ну, не сложилось так. Хорошо еще, что мама думает, будто он расстался с девушкой из-за учебы. И даже не подозревает, что этой девушки и в природе то никогда не существовало. он просто придумал ее, чтобы было не так обидно.

То ли осень так влияет на него, то ли жить становится просто скучно, то ли в мироздании опять происходят какие-то странные изменения, но Чоноп решает, что все, пора. Пора, наконец, стать общительным человеком, человеком компанейским, дружелюбным и так далее по списку. Не учитывает он только того, насколько сложно это будет.Он пытается общаться с одногруппниками чуть больше, ходит с ними в кино, караоке, какие-то кафешки, приходит на частые вечеринки, но так и не находит никого, с кем было бы приятно общаться на отличные от учебы темы. Они банально его не понимают. Им не интересна та музыка, которую слушает он, они не знают никого из тех танцевальных команд, о которых он может говорить до бесконечности, не читали книг, не смотрели фильмов... Можно продолжать до бесконечности. Наконец, Чоноп понимает, что у него нет ничего общего с этими людьми, что держит их вместе только учеба, и сдается.

"Прости, мам, но, видимо, я был один и буду один, что бы я не делал" - грустно думает Чоноп, включая очередное видео.

Любимая кофейня, в которую он время от времени забегает, чтобы посидеть в приятной атмосфере, почитать книгу или посмотреть видео с новой хореографией от любимых танцоров, заполнена людьми, только на его любимом столике красуется серебристая табличка "reserved". Чоноп знает, что табличка эта специально для него - по четвергам он всегда приходит сюда в одно и то же время, так что официанты уже в курсе и специально оставляют для него этот стол.

Он пьет свое любимое какао с маленькими островками из зефира и взбитых сливок, жует провод от наушников и завороженно смотрит на экран ноутбука, где на берегу моря танцует человек. Он удивительно текучий, но при этом абсолютно уверен в каждом своем движении и этим добавляет какую-то резкость, словно мощное подводное течение. Чоноп тоже хочет двигаться так же красиво, так же осознанно, но все, что у него получается напоминает лишь призрак этого танца.- Это же Pacman из IaMmE. - Раздается над ухом заинтересованный голос, и Чоноп слегка вздрагивает.Вздрагивает не от испуга, а от удивления. Ему казалось, что он последний человек в Сеуле, за исключением, пожалуй, известных хореографов, кому известны американские танцевальные команды. А тут абсолютно незнакомый человек так легко угадывает танцующего, хоть его лица и не видно. Неужели, узнал по движениям?- Да, он самый. - Чоноп разворачивается на голос, - А откуда вы его знаете?- Долгая история, но могу рассказать, если есть время.Незнакомец улыбается, присаживаясь на свободный стул слева от Чонопа, и переводит взгляд на экран ноутбука. В его глазах блестит едва заметная искорка интереса, словно он ждет, как скоро его спросят. Мать назвала бы такого чистым наглецом, но в Чонопе, слава богу, ничего от матери нет.

- Расскажите. - Неуверенно просит он, ожидая смех в ответ, но человек нажимает на пробел, запуская видео.

Они смотрят танец до конца, пытаясь уловить каждое, даже самое незначительное, движение. Всматриваются в плавные перекаты, синхронно вздыхая на особо интересных моментах хореографии. Ближе к концу Чоноп замечает, что смотрят они абсолютно по-разному. Если он видит это с точки зрения танцующего человека, который, пусть и ценой долгих тренировок, но может повторить это, то его знакомый видит иначе. Как сторонний наблюдатель, как лишенный возможности танцевать, как человек-бревно, если уж быть абсолютно точным. Чоноп не раз видел подобное выражение у тех своих знакомых, кому посчастливилось наблюдать, как он танцует. Неприкрытое восхищение и удивление, смешанное с горькой завистью.Видео заканчивается очень быстро, оставляя после себя бурю эмоций, будто они только что были на выступлении Пакмана лично и теперь никак не могут отойти от его сольника. Незнакомец тяжко вздыхает, на секунду прикрывает глаза, а, когда открывает их, нет уже той искры интереса. Словно интересовало его только видео.

- Признаться, я не думал, что хоть кто-то в этом гребаном Сеуле, ну, если не считать маститых хореографов, вообще знает этих ребят. - Парень едва ли не слово в слово повторяет то, о чем еще недавно думал сам Чоноп, - Я на них натолкнулся абсолютно случайно. Кто-то из друзей в свое время искал себе танец для финального выступления и вспомнил про ABDC. Знаешь такую программу? Хотя, о чем я. Если знаешь этих, то и про ABDC слышал в любом случае. В общем, друг этот начал...Все еще незнакомец рассказывает историю своего знакомства с американскими танцорами с такой легкостью и непринужденностью, будто говорит с давним другом, а не с человеком, которого видит впервые в жизни. Он рассказывает живо, с неподдельным интересом, постоянно меняющимися эмоциями, машет руками, рвется показать какие-то видео. Периодически, он все-таки замолкает на секунду или две, чтобы прокашляться, словно простужен, но потом продолжает вновь. Под шумок, примерно на первой трети истории, Чоноп заказывает еще две чашки какао и борется с искушением зазвездить пустой кружкой в лицо знакомому официанту, который смотрит на новоявленного товарища по интересам, погрузившегося в свою историю, и тихо хихикает.