Ноябрь - декабрь. После Самайна (1/1)

Сухой, искусственный воздух, профильтрованный сквозь сложную систему очистки. Вода — выпаренная, сконденсированная, безжизненная. Искусственный свет. Стекло, бетон и сталь. Ничего живого вокруг. Ни комочка земли, ни травинки. Дженни сидела на алюминиевой койке в больничной пижаме. У нее отобрали все — оружие, одежду и оставили лишь мамин кулон. В нем не было магии. Лишь серебро и камни-цирконы. Ты устала. Я видел: сначала ты сломлена потерей близких, пытаешься прийти в норму - бесполезно... Ты могла часами лежать, смотреть в одну точку. А за стеной меня разрывало от боли, потому что я не могу помочь... Ты меня ненавидишь. Каждое утро она вставала и начинала тренироваться — отжиматься, растягиваться и использовала стены как инвентарь для прыжков, переворотов, сальто. Она выложила все, что знала. Вопросы, вопросы, вопросы… ?Какой дед все-таки молодец, — туго ворочались в ее голове тяжелые мысли, когда девушка лежала в своей камере, выжатая, как лимон, после второго допроса. — Я ведь, если разобраться, толком ничего не знаю?. ?Он узнал все, что хотел, — вдруг осознала она. — Вывернул меня, как рюкзак после похода. Но это значит… что никто другой не мог ответить на его вопросы! Значит, я одна попалась?? Дженни с ужасом села. ?Марко ни за что не оставил бы меня! Он бы сделал все, чтобы спасти меня. Это значит… значит… что они погибли. Все погибли?. Девушка закрыла руками глаза и впервые за целый месяц заплакала. Мелкие слезы катились по щекам, и Дженни не вытирала их. ?Все… все погибли!? На тихий стук в дверь она не обратила внимания. Только когда окошко открылось, она повернула злое, заплаканное лицо.— Что вам от меня еще надо! Вы узнали все, что хотели! Уходите!— Джен… Этот голос! Дженни молниеносно вскочила и метнулась к двери, целясь кулаком в окошко. Она попала — под пальцами что-то хрустнуло и за дверью сдавленно охнули.— Что тебе надо, Калеб?! — Дженни яростно завозилась, пытаясь ухватить этого предателя за его подлое горло. Но ее оттолкнули.— Джен… прости меня. — Калеб говорил быстро и слегка гнусаво — видимо, девушка попала ему в нос. ?Так тебе и надо, — зло подумала она. — Смогла бы — голову свернула?.— Я. Никогда. Не прощу, — раздельно сказала Дженни. — Уходи.— Джен… я не мог. — Мальчик всхлипнул. — Я не мог оставить Ллиюр. Джен, если бы ты знала, как ей плохо. Как больно и одиноко. Как она страдает! Как все звери здесь страдают! Как я могу их бросить, я же Ловец!— Ты предатель! — бросила девушка. — И не смей называть себя Ловцом. Ты не имеешь к Магусу никакого отношения. Она отвернулась к стене.— Зря мы решили тебя спасать. Ты всегда был гнилым, Калеб. Мерзким и подлым. Уходи. Калеб хотел что-то сказать, но девушка порывисто повернулась к двери и закричала:— Уйди! Оставь меня в покое! Оставь! Окошко лязгнуло, и мальчик торопливо удалился, так и не заметив меня в тени около дверей. Дженни обняла колени и уставилась в стену пустым взглядом. ?Они все погибли…? И вот ты засыпаешь. Я вижу твои сны - даже там тебе причиняют боль. Я спокойно вхожу в камеру, смотрю на тебя. Иногда, не сумев совладать с чувствами, присаживаюсь на край кровати и глажу твои волосы, лицо. Оно стало бледным, не таким, как в августе. Ты отощала, слаба не только физически, но и морально. Очень часто, пока ты спала, я приносил цветы, а потом забирал искушенный, выкачанный букет. Ты настолько слаба, что забираешь силу из всего живого, что попадает в руки. Я знаю, ты любишь фиалки и ромашки - странное сочетание, дорогая Дженнифер. Но мне тоже нравится. Однажды я вошёл в камеру днём - в руках тарелка и чашка для Дженни - я думаю, мне есть, что ей сказать. Но только я открыл дверь, так моё сердце и ухнуло. Расцарапанная ногтями в кровь рука, лужа стекающей крови, ты лежишь на полу. Рядом валяется демоний.- Идиотка! Я отбрасываю посуду и поднимаю девушку с пола. Глупая! Кладу на постель и осматриваю рану. Ну что, что должно было произойти, чтобы она решила покончить с жизнью?! Заживляю рану, остался только шрам от демония. Пытаюсь растереть лицо, чей холод мог бы сравниться с температурой за окном.- Если ты умрёшь, я не знаю, что я с тобой сделаю! Трясу за плечи, голова трясётся в такт, но признаков жизни нет.- Джен, очнись. Дженнифер Далфин, приди ты в себя!! Ты не можешь, не должна меня оставлять! Помню, как по пальцам побежал ток, окутал девушку своими нитями. Потом этот же ток перебежал на меня. Не знаю, сколько я так стоял - когда вся непонятная мне магия ушла, девушка тяжело вздохнула. Что-то внутри меня бушует, как цунами - тело переполняет энергия, которая так и стремится наружу. Я смотрю на Джен - кожа уже не кажется бледной, она стала теплее. Веки затрепетали, как крылья бабочек, а на лице появился еле заметный румянец. Я также тяжело вздохнул. Через некоторое время она открывает глаза, но комната в обычном состоянии - нет крови, я сижу на краю кровати, на коленях лежит поднос с едой. Видимо, моё присутствие её не очень-то и пугает. Последняя стадия перед смертью - безразличие... ?Утро, — отрешенно подумала девушка. — Наверное. Еще одно утро?. Она заплела еще один узелок на нити, которую вытянула из натяжной простыни на матрасе. Узелков было тридцать два. ?Ноябрь прошел, — вздохнула Дженни. — Скоро Рождество. В магазинах украшают витрины, начинаются распродажи, колокольчики над лавками не умолкают. Свежей выпечкой пахнет?. Она потерла сухие глаза, и на правой руке зашелестела узкая полоска бумаги, браслетом обнявшая запястье. Дженни хотела плакать. Она хотела рыдать и колотить подушку кулаками. Но и в этой малости ей было отказано. Она не помнила, как очутилась в этом помещении — узкой камере, полтора на два метра. Выход перекрывала бронированная дверь с окошком, куда по утрам и вечерам просовывали поднос с едой — почти безвкусной кашей, вареными овощами и кусочком блеклого мяса. Безвкусно, но питательно. Во всяком случае, от голода она не страдала. Ее пытали изощренней и гораздо мучительней. Ее мучили неизвестностью. Она не знала ни времени суток, ни времени года, ни того, где она находится. Эта камера во Фреймус-хаусе или ее перевезли в какой-нибудь другой особняк колдуна? Чем закончился штурм здания? Почему Марко не спас ее? Или он не смог? Жив ли вообще кто-нибудь, кроме нее? Жив ли Лас, ее Лас?! Она ничего не знала. И ничего не могла сделать — вокруг все было мертвым, а разговаривать с неживым дед ее не научил. Удрать отсюда было невозможно. Не было надежды и не было сил. Но Дженни еще держалась — на природном своем упрямстве, на злости и на отчаянии. Отчаяние тоже может быть опорой... А когда я понимаю, что не могу тебя удержать, я принимаю сложное для себя решение.- Позовите Калеба. Тот входит через несколько минут, не пересекаясь со мной взглядом.- Вы звали.- Я должен уехать на некоторое время. На острове почти никого не останется. Последи за нашей гостьей. Я знал, что он её отпустит - химера не захочет быть в долгу ни перед кем. Слишком гордое создание. Удачи, Джен. Я знаю ты справишься...*** Автор *** …Прошла еще неделя. Потом еще. Дженни не трогали — лишь исправно кормили, и она была предоставлена сама себе. Дженни сидела на кровати и машинально заплетала и расплетала косички отросших волос. Лицо ее осунулось, глаза впали. Двигалась она заторможенно и сонно. О тренировках она забыла и целыми днями лежала на кровати, глядя в ровный, без единой трещинки белый потолок. Если долго, час за часом, смотреть, белоснежная поверхность начинала дрожать, кружиться. И на ней, как на экране, всплывали образы — Людвиг, Брэдли, Эдвард с Эвелиной, дед, их вагончик и цирк, цирк! Желтый манеж, прожектора светят, и зал полон зрителей, которые смотрят на нее, затаив дыхание. А она идет по проволоке, в руках у нее шест для баланса, и туго натянутый шнур дрожит под стопой. А она прогибается, выполняет заднее сальто и вновь встает на проволоку. И зал взрывается сумасшедшими аплодисментами. А потом начинается реприза, и Дьюла выкатывается разноцветным колесом на манеж, а Брэдли ведет медведей, и Людвиг выходит…— Вы умерли, — Дженни села. — Вы все умерли… ?Я схожу с ума, — поняла она. — Это единственное, что я могу сделать?.— Нет! — Крик ее ударил в стены и завяз в звукоизолирующих панелях. — Я не хочу! Нет! В дверь тихонько стукнули. Дженни вскочила почти с радостью. В первый раз за две недели какой-то признак жизни. А потом замок щелкнул, и дверь бесшумно приоткрылась. Девушка замерла. ?Это мне чудится, — подумала она. — Я лежу на постели и брежу?.— Ты долго будешь копаться? Девушка остолбенела. Ей мог привидеться любой бред, но что из камеры ее выпустит Калеб — на такие выкрутасы ее сознание не способно. Дженни, осторожно ступая босыми ногами по искусственному камню, подошла и толкнула дверь. Широкий коридор, белые стены, глухие двери — больше всего это было похоже на психиатрическую больницу строгого режима. Для полноты картины не хватало пары стоек с капельницами и хмурого санитара, увозящего на каталке буйного пациента, перетянутого смирительными ремнями.— У нас мало времени. — Калеб протянул ей дождевик. — У охраны пересменка, а Фреймуса сегодня нет. Дженни надела дождевик, еще не веря в происходящее.— Нам туда. — Калеб взмахнул в сторону неприметной двери. — Служебная лестница. Девушка шлепала пятками по холодным ступеням, стараясь не отставать от Калеба, который вел ее все выше и выше. ?Это все на самом деле? — Дженни беззвучно шевелила губами, повторяя мысли вслух. — Зачем ему выпускать меня??— Джен. — Калеб остановился на очередной площадке и завозился с замком. — Я не могу вывести тебя из здания.— Что? — девушка попятилась. — Ты издеваешься?— Мы на острове. — Калеб распахнул дверь, и на площадку ворвался холодный бриз. Она замерла, не веря своему счастью, и вдохнула полной грудью. Воздух! Живой морской воздух! Вода, мириады капель воды, растворенной в этом ветре, оседающей на коже мельчайшими каплями. Небо — серое северное небо с низкими облаками. Море — хмурая синь, достающая до горизонта. Она пила это счастье жизни, обрушившееся на нее, пила и не могла напиться. Бумажный браслет дернулся, и запястье пронзила острая боль. Но она не обращала внимания.— Джен! — Калеб встряхнул ее, и в затуманенных, пьяных глазах девушки проступило понимание.— На острове? Они вышли на смотровую площадку. Вынесенная далеко от основного здания, она висела над морем, как кубок в руке великана. Остров. Маленький остров в суровом северном море — едва ли больше двух километров в поперечнике. Прибежище чаек, гагар и Альберта Фреймуса. Его особняк, похожий на замок горных троллей, прилепился к скале, вонзил в ее толщу сваи, пробурил глубокое ходы. Дженни склонила голову, прислушиваясь, что ей шепчет ветер и вода, бьющаяся о скалы, и поняла, что на самом деле весь остров — это дом Фреймуса, вся его толща, источенная, как сыр, дырами. А небольшой домик на вершине — лишь видимость. И еще поняла Дженни, что замок проснулся. Что где-то уже воют сирены и бегут поднятые по тревоге люди с оружием.— Джен, я…— Спасибо, Калеб, — она сказала это искренне. — Ты сделал все, что мог. А теперь уходи…— Но…— Ты же не будешь драться за меня? — печально спросила девушка. — Так я и думала. Ты не на моей стороне. И не на стороне Фреймуса.— Я на своей стороне, — насупился мальчик. В глазах его разгорался такой знакомый Дженни холодный огонь.— Не нужно… Ты не поможешь. Мне никто не поможет.— Но…— Уходи! — Дженни закричала. — Ты мне мешаешь!— Что ты собираешься делать? — Калеб прищурился. От Магуса, даже от одного его члена, можно было ожидать всего, а он должен сохранить жизнь зверей.— Не бойся, замок уцелеет. — Девушка устало покачала головой. — У меня нет сил. А теперь уйди… Пожалуйста. Калеб постоял несколько секунд, явно колеблясь, затем повернулся и вышел с площадки. Больше он ничем не мог ей помочь. Едва за ним закрылась дверь, Дженни сбросила дождевик и прошла к краю. Внизу, на дне сорокаметровой пропасти, ярилось море. Белые валы с грохотом бились в скалы, кипели водоворотами и швыряли в воздух пену. Девушка медленно сняла всю одежду, оставив лишь кулон на шее, и встала на бортик. Ежась — от холода или страха, сама не знала, — взглянула вниз. Вдохнула соленый ветер, потянулась к воде, заполняющей весь мир, держащей в своей пенной ладони островок, и, впившись ногтями в бумажную полоску, со злым воплем сорвала ее, швырнула в объятия пронзительного ветра. Далекий беззвучный вой толкнулся в уши. Из разорванной вены хлынула кровь, а полоска закружилась вокруг нее, как стервятник. Двери распахнулись, и на площадку вылетели охранники — с электрошокерами наготове. И застыли, увидев хрупкую обнаженную фигуру на самом краю. Девушка подняла руки, кропя воздух и скалы кровью, и рыбкой бросилась вниз — в ревущую морскую бездну. И бездна приняла ее...