Часть 3 (1/1)
Мы допили вино; Рин сходил в душ, откуда вернулся спустя четверть часа уже в одних трусах, свободно обтекающих его мальчишеские узкие бёдра. Я сидел в кресле, в ожидании братика, перекатывая между губ сочную янтарную виноградинку. Медленно скользнул по Рину внешне безразличным, ничего не выражающим взглядом. Трусы не обтягивали тело парня, как это бывает, когда надеваешь плавки, и вместе с тем не болтались на Рине излишне свободно, тем самым затушевывая, смазывая изящество юношеских форм а, ниспадая вниз, трусы именно обтекали тело брата, скользили по нему, повторяя плавные изгибы не только бёдер, но и сочно оттопыренной упругой попки...Я, закрыв глаза - сделав вид, что всецело сосредоточился на ощущении вкуса, медленно раздавил во рту виноградину, - тело братца былостройное, пропорционально сложенное, по - мальчишески гибкое, и его вечно торчащий хвост с кисточкой... Пока я принимал душ, Рин застелил свою кровать, и к тому моменту, как я, приняв душ, вновь появился в комнате, уже лежал под простынёй - ждал меня, чтоб спросить, на сколько ставить завтра будильник на телефоне...ну, то есть, как мы будем завтра просыпаться- как и во сколько. А потом случилось то, что случилось : не отвечая на вопрос о побудке - бросив полотенце на свою кровать, я, тоже в трусах, подошёл к кровати братишки, отбросил в сторону простыню, которой Рин укрылся, весело подмигнул опешившему брату, никак не ожидавшему такого поворота, и тут же ничего не говоря, одномоментно навалился на него, лежащего на спине сверху, вдавился в него горячим телом подмял его под себя...причем проделал я это всё так естественно, уверенно и лихо, как если б делал это с братом каждый день, - ногами раздвинув, разведя в стороны ноги, растерявшегося Рина, я с силой вдавился пахом в пах брата. И моё лицо осветилось вполне доброжелательной, отчасти шутливой и вместе с тем какой- то непонятной, несущей в себе затаенный смысл улыбкой. Настольную лампу, стоявшую на столе, я умышленно не погасил, - миниатюрная настольная лампа, по форме напоминавшая чуть увеличенный карманный фонарик, ярко освещала лишь небольшую часть стола, а дальше свет её рассеивался, размывался, превращаясь в мягкий полумрак, так что в комнате, с одной стороны, было достаточно темно чтобы невольно возникало ощущение камерности и уюта, а с другой стороны, в комнате было достаточно света, чтоб отчетливо видеть выражения лиц.