1 часть (1/1)

Что есть красота?Угловатое лицо, густые брови, высокая переносица, островатый нос, пухлые губы, высокий рост, тонкие ноги… Именно так выглядят южнокорейские красавчики и красотки образца 21 века. Они смотрят на тебя с рекламных щитов ограждённой части Сеула, украшают своими ослепительными улыбками этикетки бутылок с обезжиренным молоком, а их абсолютно идентичные голоса без устали цитируют слоган одной из ведущих марок хлопьев для завтрака:— А ты уже стал красивым?Ложка в руках Чонгука замирает на полпути ко рту, едва он слышит голос очередной красотки из рекламы нового центра пластической хирургии. Пышные смоляные волосы обрамляют сердцевидное, почти фигурное личико, на котором красуются миндалевидные глазки. Они почти исчезают, когда девушка обнажает ряд ровных белоснежных зубов, и столовый прибор звонко ударяется о край стеклянной тарелки.Однако мимические мышцы почти не реагируют на этот противный звук. Внимание юноши полностью сосредотачивается на живом воплощении ангела — айдол-диве со звучным псевдонимом Айю. Но любовная фантазия разбивается о скалы суровой реальности — до операции ?Бабочка? осталось чуть больше месяца. А пока перед ним с Айю стоит серьёзная преграда, и то вовсе не условная стена, разделяющая кумира и его фаната-подростка; а стена вполне реальная — электрический забор длиной в несколько метров, отделяющий ?уродцев? от обычных людей. То есть, красавцев.Стать красавцем может — точнее, обязан — каждый южный кореец, достигший восемнадцатилетнего возраста. Однако предоперационный период уродцы проводят в своеобразном гетто: обустроенных и снащённых дистанционной системой управления резервациях вдали от семьи и совершеннолетних друзей, уже прошедших процедуру.Чонгук вспоминает о Чимине, и грудь его наливается тяжестью. Пак Чимин, его единственный друг, отпраздновал своё восемнадцатилетие прошлой осенью, и с тех пор он его не видел. И неудивительно, учитывая, что теперь их разделяет металлическая проволока, не скупящаяся на высоковольтные заряды для тех, кто решит попытать счастье.Но в глубине души мальчик надеется и верит в то, что Чимин его не забыл, и, более того, в то, что они снова встретятся и смогут дружить после его собственного транзита.Непрошеные воспоминания о детской дружбе встают комом в горле, и Чонгук решительно отставляет тарелку. Есть уже не хочется. Он поднимается со стула и покидает кухню.Родная комната встречает своего жителя едва ощутимым сквозняком, но тот даже не вздрагивает. Посещение школы ещё никто не отменял… ?А так хотелось бы?, мысленно заканчивает Чонгук.Мальчик подходит к шкафу со встроенным зеркалом, чтобы достать школьную форму, но что-то словно останавливает его… Собственное отражение не даёт ему этого сделать.Чонгук стыдливо отводит глаза, тяжело дыша. Обычно уродцы (?пре-оп индивиды?, одёргивает себя он) избегают зеркал и всего, что с ними связано. Наличие светоотражающих поверхностей в резервациях было сущей формальностью и дьявольским искушением одновременно.Даже Чон Чонгук, прилежный ученик и законопослушный гражданин своей страны, не мог устоять. Вот он: из плоти и крови. Стоит напротив себя самого, безумным взглядом сверля нетронутое скальпелем хирурга лицо. Своё уродливое лицо.Одно моргание — и сердце Чонгука разбивается на тысячу осколков, впиваясь во внутренности и провоцируя целый град слёз. Горячих, солёных слёз, чувствующихся как кровь из распахнутой раны.Он снова моргает, но только для того, чтобы дать волю новой порции отчаяния и ненависти к себе. Когда Чонгук поднимает взгляд, то не может поверить: неужели это и правда он?В какой-то момент всё перестаёт иметь значение: семья, которую он никогда не видел, Чимин, бесследно исчезнувший в направлении новой жизни, бездушные машины, сопровождающие его с самого рождения…Гук опрометчиво замахивается на самого себя, намереваясь избавиться от чудовищной картинки, но всё никак не может нацелиться: то ли из-за слёз, напрочь застлавших глаза, то ли из-за того, что кишка тонка.Ему хочется орать от ужаса. Он может выбить стекло, но его лицо останется на месте. Даже мысль о транзите, мелькающая на задворках сознания, не заставляет почувствовать себя лучше. Наоборот, Чонгуку кажется, что хирурги всего Сеула не смогут слепить из него красавца наподобие Со Кан Джуна или Ли Мин Хо.Лицо Чона искажает гримаса боли. Линия губ дёргается, лёгкие болезненно сжимаются в груди. Он слышит свой крик будто со стороны и поражается тому, какой его голос, оказывается, низкий и бархатистый. Словно и не его вовсе.Мальчик отчаянно цепляется за футболку и снова против воли подглядывает в зеркало. Неожиданное открытие застаёт его врасплох: не было у него никогда такого глубокого и впечатляющего голоса. И лёгкие у него по-прежнему напряжены, но не горят, а в горле не першит, словно и кричал-то не он.Чонгук резко оборачивается, с удивлением подмечая, что несколько коробок со старыми вещами и учебниками перевернулись. Возле кровати валяется несколько книжек, а чей-то красноречиво торчащий из-за горы коробок ботинок подсказывает ему, что это вовсе не порыв ветра решил показать Гуку, кто здесь хозяин.— Кто ты, черт тебя дери, такой?