Глава 71. (1/1)
В палате тихо. Еле пробивается сквозь жалюзи серый рассвет. Спать надоело. Лежать тоже надоело. Хочется домой. Очень. Хочется. Домой. К Женьке. Обнять его. Уткнуться в шею, между плечом и ухом, вдохнуть его запах – любимый, родной. Потереться носом о его щеку, которая немного колется к вечеру, и это её несказанно умиляет. Найти его губы. Лена, резко выдохнув, отворачивается от окна. Про э т о думать вообще нельзя. Запрещено. Категорически. Её врач, Нина Петровна, при первой их беседе, когда Лена попала сюда, состроив многозначительно-таинственную гримасу, мягко, но очень серьезно запретила даже думать об этом. Слишком опасный период. Никаких поползновений к …физическим упражнениям быть не должно. Иначе она запрёт её, Лену, здесь, в клинике до самых родов. Но гормонам не объяснишь ничего. Они просто с цепи срываются и начинают свои пляски Святого Витта, как только Женька приближается к ней на расстояние вытянутой руки. Нет, она, конечно, мысленно ведет с собой беседы, пытается быть здравомыслящей, взрослой и ответственной, держать себя в руках. Но… Стоит только взглянуть в ореховые глаза мужа, опушенные черными ресницами, посмотреть на его губы, изогнутые в легкой полуулыбке и …! Лена, вздохнув, пытается переключиться на другие мысли. Леська. Она звонила вчера и вроде казалась безмятежной, энергично рассказывала о своих успехах. Лене же это её спокойствие и бодрячество показались какими-то уж чересчур наигранными, самую чуточку преувеличенными. В сердце немедленно вползла холодной змейкой тревога и разместилась там с удобствами. Лена уж и так и эдак пыталась незаметно выведать, что так тревожит её девочку. Но Леська – кремень. Ничего не рассказала. Отговорилась тем, что просто немного замоталась, и пусть мамочка не берет в голову.Звонила на днях и матушка, Ираида Степановна. С ходу сделала дочери строгий выговор, что ей так долго не сообщали, что Лена в больнице. Скороговоркой порасспрашивала о самочувствии, о врачах, о клинике. Проскочив этот приступ родительской заботы, немедленно перешла к себе любимой. Рассказала, что о ней сделали потрясающую передачу на местном ?Тю-ТВ?, и она наконец-то утерла нос этому бездарному фигляру Филиппу Смирнову. Сан Саныч развернулся на посту директора филармонии: и финансирование льется на их храм культуры как из рога изобилия, и арендаторы приходят, и новый репертуар потрясает новизной и свежестью. Конечно, всё это благодаря выдающемуся, без ложной скромности, художественному руководителю филармонии, то есть ей, Ираиде Степановне Кузнецовой. Аркадий весь в подготовке к бракосочетанию с обожаемой Веточкой, на которую он просто не надышится. Поэтому на репетициях он рассеян как никогда. И даже, кажется, пишет своей возлюбленной романс, правда, страшно смущается и скрывает от всех, даже от ближайших друзей, результат творчества. И ближайших друзей страшно возмущает такое недоверие, потому что ближайшие друзья, как никто, сведущи в музыке и могли бы дать пару ценнейших советов. Но упрямство стало просто визитной карточкой этого начинающего музыкального гения. Серафима вступила в клуб собаководов и бегает туда со своим Патисоном через день да каждый день. Так что сынок её Лёсик получает возможность встречаться со своей ненаглядной Ниночкой и со дня на день сделает ей предложение, что Серафиму немного тревожит, но она, Ираида, ей твердо сказала, чтобы та посмотрелась в зеркало, перечитала паспорт и перестала сходить с ума: в её возрасте давно пора завести внуков. Некоторые её знакомые дамы элегантного возраста уже скоро обзаведутся второй внучкой, а Сима до сих пор не приобрела это гордое и почетное звание ?бабушка?. В общем, дух Гименея прочно обосновался в Тетюшеве и улетать не собирается, пока всех тут одиночек не переженит.Протараторив всю ленту новостей, матушка пожелала ей крепкого здоровья, заявила, что у неё сегодня очередное выступление на телевидении, и ей пора идти на грим и костюм. Так что она становится прямо медийной личностью. Рада отключилась, а Лена потом еще пару минут лежала, оглушенная ворохом новостей: мамочка в своем репертуаре.Она смотрит на часы: господи, какая несусветная рань. Она просто не доживет до прихода Жени. Стрелки на часах ползут как сонные мухи. В коридорах слышится какое-то шебаршение, дверь тихонько приоткрывается, пропуская медсестру, сияющую улыбкой: новый день начался.После прихода медсестры утро покатилось своим чередом: процедуры, завтрак, врачебный обход, снова процедуры. Лена даже немного взбодрилась от обилия всяких дел. Снова заглянула давешняя медсестричка:- Еленочка Николаевна, а там к вам посетитель. Приглашать?- Посетитель? – протянула недоуменно Лена. Для Жени рано, странно. – Конечно, пригласите.- Вернее, посетительница, - расцвела довольная медсестра и, крутанувшись, исчезла за дверью.А через пару минут в дверь заглянула Полина собственной персоной:- Привет, Лена. Не помешаю?Та в первый момент несколько растерялась: вот уж Полину она точно не ждала. Но быстро овладела собой и, светски улыбнувшись, кивнула:- Проходи, конечно. Вот, присаживайся, - и она указала в сторону кресел, стоявших у окна, потом сама осторожно поднялась с кровати и села напротив Полины.Выглядела Полина сегодня ещё хуже, чем в тот день, когда они встретились на набережной, и Лена осторожно спросила:- У тебя всё хорошо?Та вздернула подбородок:- Что, плохо выгляжу?Лена замялась:- Нет, что ты. Просто какая-то …невеселая.- Невеселая, хм. Напротив, веселюсь просто напропалую! Опомниться не могу от счастья. Ты, Лен, конечно, дипломат! Я и сама знаю, что видок у меня - не фонтан, - она поднялась с кресла и, подойдя к зеркалу, попыталась пригладить волосы, потерла ладошками лицо. - Надо бы к Серёженьке, стилисту моему, заехать, да что-то так лениво.Поморщившись, Полина вернулась и снова уселась в кресло:- А ты как? Как твоё самочувствие? - Спасибо, все в порядке, - сдержанно ответила Лена.- Это хорошо, что в порядке. Левандовский, надеюсь, сменил гнев на милость, или всё ещё считает, что я тебя сюда закатала?Лена снова замялась, и Полина усмехнулась:- Ясно.Они помолчали, потом Полина, рассматривая ногти с ярким маникюром, сказала:- А моего замминистра, того, задержали. Хищения какие-то вскрылись, что ли. Так что фокус с запасным аэродромом у меня не удался.- К-как? – ахнула Лена.- А вот так! Главное, все эти уроды, - все-е! – даже разговаривать со мной не желают. Все как от прокаженной шарахаются. Трубки бросают. Срочно все куда-то ушли или уехали по делам. Секретари отфутболивают по телефону своими елейными голосочками, - Полина сердито фыркнула. - Вот и выходит, что осталась у меня одна подруга, - подняла она глаза на Лену. - Ты. Да и то, подруга ли. Оттопталась я тогда на тебе по-полной. Так что если ты меня сейчас пошлёшь подальше, я пойму.В глазах её плескалась бравада, но за ней угадывалось смятение и растерянность. Лена молчала, и Полина с усмешкой вскочила:- Ладно, Лен, поправляйся. Не бойся, беспокоить я тебя не буду.- Постой, - Лена даже не ожидала от себя, что остановит эту некогда сильную, а сейчас надломленную женщину, которая столько гадостей сделала. И ей, и Женьке. Едва не рассорила их насовсем своими интригами. Она кое-как выудила у Жени ту давнюю историю с паспортом и роль Полины во всем этом. Правда, рассказал он неохотно и очень коротко, без лишних подробностей.Но сейчас ей было ужасно жаль ту, которая еще вчера правила бал, сегодня же потеряла почти всё.Полина, уже взявшись за ручку двери, помедлила, потом повернулась к Лене.- Присядь. Давай чаю выпьем, - преувеличенно бодро сказала Лена, поднимаясь с кресла. – Мне вчера принесли хороший чай, такой ароматный. - Подожди, я помогу, - Полина быстро прошла к кулеру. – А чашки?- Вот, на столике, - махнула Лена, вновь опускаясь в кресло. – И чай там же, в баночке.А потом они сидели, пили чай и болтали о каких-то пустяках. Полина даже повеселела. После она отставила опустевшую чашечку и со вздохом сказала:- Спасибо тебе, Лена! Ты – человек. А я тебе даже не принесла ничего.- Ну, значит, в другой раз принесешь, - улыбнулась Лена. – Я здесь еще несколько дней пробуду.- Ну, мне пора, - с этими словами Полина прошла к двери, которая неожиданно распахнулась: на пороге возник Левандовский.