Глава 6. Илона. Верить вопреки (1/1)

Когда Катюшка уснула, я ещё некоторое время посидела с ней рядом, нежно поглаживая её по волосикам. На вид я была спокойна, чтобы не расстраивать ребёнка, но внутри у меня всё кипело. Казалось, что вот так вот, исподтишка тебе нанесли неожиданный, но такой болючий удар в спину, удар, которого ты не ожидал. Значит, все вокруг уже буквально хоронят Антона заживо. Твари. Какие же люди твари. Человек ещё дышит, его сердце стучит, а его ребёнка уже называют сиротой, при живых-то родителях. Чёрт возьми, что же такое творится-то в этом дурацком мире?Увидев, что Катюша уже сладко спит, я встала и направилась на кухню. Эти две болтливых клуши- Даниловна и нянька- сидели на кухне, о чем-то треща и попивая чай с пирожками. Я даже и не сомневалась, что могу с первого раза угадать содержание их высококультурной беседы, но решила подкрасться незаметно- не для того, чтобы подслушивать, нет, на это я имею полное право- знать, что происходит в моем же доме.-Ой, а Илона Сергеевна-то бедняжка, совсем ведь извелась! Всё время то в больнице, то с Катей! И старается держаться перед девочкой-то, но сами понимаете, что в душе-то творится!- нянька охала, подперев щеку побитой морщинами и возрастом рукой.-Даа, судьба у неё врагу не пожелаешь– только-только отца-то похоронила, теперь вот муж при смерти! Как какое-то черное клеймо над семьей- мрут один за другим, и, заметьте, именно мужчины Страшно, ой как страшно!- поцокала языком Даниловна и покачала головой.-Даа уж, не то слово, как страшно– в таком молодом возрасте вдовой-то стать! Врагу не пожелаешь!- покачала головой няня.-И что же такого страшного-то? Расскажите мне, я тоже побоюсь!- не сдержавшись, я таки прервала их содержательную и достаточно увлекательную беседу.- Вы простите, что я так ворвалась в Ваш такой весьма увлекательный диалог, но просто посмею напомнить, что обсуждать человека за его спиной, не говоря о том, что хоронить его заживо, по крайней мере, неприлично!-Илоночка Сергеевна, простите, мы просто…- Егоровна вскочила и направилась ко мне, но я отпрянула от неё, отскочив на несколько шагов.-Вы все его уже похоронили. Для Вас всех он уже умер. Только бы поохать над страшной и несправедливой судьбой. Вам хорошо об этом всём рассуждать, нет, не хорошо, а легко, ведь кто он Вам такой? Зять работодателя?- с болью говорила я.- А для меня он- всё! Всё, понимаете? Единственный шанс на то, что можно ещё начать нормальную жизнь, как у людей, создать семью, шанс стать любящей женщиной, а не сдохнуть бухой клептоманкой где-нибудь с бутылкой!- кричала я и слёзы градом лились с моих глаз. Егоровна же, закрыв рот рукой и тоже не сдержав слёзы, обняла меня за плечи.- Вы не знали его так, как знала я! Человека, который принял меня со всей моей грязью в башке! Человека, который терпел меня все эти годы! Да! Да! Оказывается, я умею любить! Для меня и самой это стало неожиданностью! Но теперь я сделаю всё, слышите, всё, чтобы он встал на ноги, чтобы открыл глаза! И я запрещаю всем вокруг не то, что говорить, даже и думать о том, что может что-то произойти как-нибудь иначе! Он будет жить! Будет, чёрт возьми! И я для этого сделаю всё! Всё, что в моих силах и всё, что реально и нереально! Вам всё понятно?- когда я закончила свой громкий и гневный спич, заливаясь слезами, обе пожилые женщины смотрели на меня огромными, полными жалости и шока глазами. Не выдержав этого взгляда, я рванула с места и бросилась прочь в свою комнату. Я упала на кровать, на ту самую кровать, на которой мы спали с Антоном, где прошла та наша ночь, которая расставилась в наших душах всё по своим местам, которая соединила наши сердца навсегда, но разъединила наши руки на неопределенный срок. Здесь повсюду, в каждом уголке таились счастливые и тяжелые одновременно воспоминания. Я упала на кровать и зарыдала, уткнувшись носом в подушку, в подушку Антона, которая до сих пор носила ещё такой родной запах, запах его пшеничных волос и его парфюма. Антон. Антошенька. Умоляю тебя, не бросай меня, не уходи, докажем им всем, что ты сильнее болезни, сильнее судьбы- отчаянно билось у меня в висках. Пока я лежала на кровати, обессилена от рыданий и отчаянья, ко мне в комнату постучали.-Илона Сергеевна…- послышался робкий голос Катиной няни.-Я же сказала, никого не хочу видеть!- закричала я, всё ещё не отойдя от слёз.-Илона Сергеевна, простите меня, но… Выслушайте меня, пожалуйста!- пожилая женщина вошла в комнату и поставила на тумбочку рядом с кроватью чашку с травяным чаем.- Вот, попейте, успокойтесь!-Не надо мне ничего…- отрезала я, отвернувшись к окну.-Илона Сергеевна, миленькая, Вы уж простите меня, простите.- тяжело вздохнула женщина и даже села на край кровати и начала по-матерински гладить меня по голове, от чего я хотела увернуться, но её тёплая уверенная рука заставила меня хоть немного, но успокоиться.- Я понимаю, как Вам сейчас трудно. -Как же я устала слышать вот эти все дурацкие, пустые утешения!- тяжело выдохнула я.- Вы ведь все думаете, что…-Нет, поверьте мне, я знаю, что говорю. Вы уж простите нашу болтовню, двух дур старых-то.- тяжело выдохнула женщина.- И не слушайте никого, никого и ничего! Верьте! Главное- верить и надеяться! Знаете, у меня тоже была очень сложная ситуация в жизни.- начала говорить женщина, а её взгляд вернулся куда-то далеко в прошлое.- Мой муж, ну, тогда ещё не муж, любимый человек, был моряком дальнего плаванья, мог пропадать в рейсах не просто месяцами, а годами. Я каждый раз ждала его, писала письма, получала ответы, тогда ещё не было Скайпов, мобильных телефонов и каждая весточка в почтовом ящике была настоящим праздником. Вот. Даже сейчас несколько писем у меня есть с собой, как талисманы. И вот, пришлось ему уходить в один из рейсов, далёких, к Владивостоку, потом к берегам Китая. У меня не было раньше ничего такого, а вот в тот раз во мне проснулось что-то такое вот странное, необъяснимое, стало очень страшно и какое-то дурное предчувствие ело меня, ело, ело. Вот я его проводила, он улыбался мне, уговаривал, что всё будет отлично, через восемь месяцев он вернется.- женщина говорила это, грустным взглядом устремившись куда-то вдаль.- Потом, по радиоприемнику через приблизительно месяц после того, как он отправился в плавание, передали про исчезновение с радаров такого-то судна, с ним потеряна связь и судьба членов экипажа неизвестна, скорее всего, корабль затонул и все, кто был на палубе, погибли. У меня тогда всё выпало с рук, я потеряла сознание и, казалось, что всё, земля ушла из-под ног и жизнь закончилась. Мы, то есть, семьи моряков, получили похоронки, на набережной провели церемонию прощания. Знаете, это страшно, это страшнее, чем обычные похороны, простите, что я так вот говорю об этом. Это когда есть только портреты и траурные венки, которые спускают на воду. Все меня поддержать старались, говорили слова сочувствия, о том, что я молодая и надо жить дальше, а я одного не могла никак понять – как они могут хоронить ЖИВЫХ людей, класть цветы к портретам с траурными лентами тогда, когда эти люди живы? ЖИВЫ! Мне все говорили, что надо жить дальше, а я каждый день ходила на набережную, к морю, говорила с ним мысленно и вслух, что-то вспоминала. Ругала его за то, что он не давал никакой весточки о себе.Все меня тогда считали безумной, мол, потеряла рассудок от горя, а я удивлялась- какое горе, если он жив, он вернется? И вот, спустя три месяца после этого звонит телефон, после того, как я взяла трубку, то чуть не потеряла сознание. Ведь на том конце провода прозвучал его голос. Вот так вот.- улыбнулась женщина мне.- В июле 1979-го люди спускали венки и говорили сочувствия, а в 1980-го в конце июля приходили к нам на дочку смотреть. Так что, Илоночка, верьте. Верьте и надейтесь, что бы кто и что Вам ни говорил. И всё будет хорошо.- закончила свою историю женщина, по-матерински погладив меня по голове.- Верьте и молитесь. Ведь вера и молитва– это самое главное наше оружие против всех бед.-Да. Спасибо Вам большое, Ольга Даниловна. Спасибо!- улыбнулась я, обнимая эту замечательную женщину.- Вы присмотрите за Катюшкой, я в больницу сейчас к Антону поехать хочу!-Конечно, конечно, Илона Сергеевна,за Катюшку даже не волнуйтесь!- женщина улыбнулась. Я уже поднялась, чтобы повести себя в порядок и начать собираться в больницу к Антону, как вдруг Ольга Ивановна перехватила мою руку и пристально посмотрела мне в глаза.- Илона Сергеевна, я хочу Вам сказать, вот от чистого сердца… Что бы Вам ни говорили, Вы всё равно верьте только в лучшее! Верьте и не падайте духом, не смотря ни на что Всё будет хорошо!- говорила она, держа меня за руки. Я улыбнулась ей и поцеловала в побитую морщинами щёку.-Спасибо Вам большое… За всё…- еле слышно сказала я, держа Ольгу Ивановну за руки.-Всё будет хорошо, Илона Сергеевна! Я буду молиться за Вас! За Вас, за Антона Андреевича, за Катеньку. Да поможет Вам Бог!-Спасибо Вам большое. Спасибо.- ещё раз сказала я и направилась собираться. Садясь в машину и смотря на залитые солнцем улицы первых мартовских дней, я впервые так сильно и так искренне поверила в то, что всё будет хорошо. И что мы обязательно победим в этой ещё одной битве с судьбой.* * *В клинике угрюмые врачи опять о чем-то шушукались. Я шла по больничному коридору с накинутым на плечи белым халатом и на душе у меня почему-то было настолько спокойно, что было даже аномально для такой ситуации, в которой я сейчас нахожусь. Мне было известно, что в клинике есть своя маленькая комнатка- церквушка, куда пациенты и их родственники могут приходить, молиться и просить здоровья для себя и своих близких. Почему-то именно в этот момент я почувствовала очень сильное желание через молитву поговорить с Всевышним, попросить у него прощение за все мои грехи. ? И прости нам грехи наши, якоже и мы прощам должникам нашим?- еле слушно шептали мои губы, когда я склонила голову перед иконой Божьей матери и зажгла свечу.-Господи…- еле слышно говорила я и- видит Бог- эти слова шли от чистого сердца.- Я не умею правильно молиться, не знаю точно, как нужно, я даже практически не бывала в храме. Но, знаешь, так ведь часто бывает, что приходишь к Богу тогда, когда случится какая-то беда. Я вволю успела нагрешить в этой жизни– и делами, и помыслами. Боже, я прошу тебя, не за себя, а за Антона. Если хочешь наказать меня за мои грехи, лучше накажи именно меня, но, умоляю тебя, спаси Антона. Помоги ему, ведь он сейчас где-то там, колеблется между небом и землей. Прошу тебя, пошли ему Ангела-Хранителя, который поможет ему выбраться из этой тьмы. Я знаю, Ты Всемилостив. Помоги ему, прошу тебя. Во имя Отца, и Сына, И Святого Духа. Аминь.- перехрестилась я и направилась к палате Антона возле которой опять столпились врачи. У меня внутри всё оборвалось и я мигом подбежала туда. –Как Антон? С ним всё в порядке?- взволнованно спросила я у Гоши, который стоял немного в сторонке с накинутым на плечи белым халатом.- Почему здесь врачи? Антону стало хуже, да?- со слезами в голосе вопрошала я.-Успокойтесь, Илона Сергеевна. Просто врачи организовали консилиум по поводу того, как лечить Антона и сейчас им необходимо провести подробный осмотр для того, чтобы всё прояснить и иметь на руках полную клиническую картину.-Вы меня не обманываете? Это правда так?- немного по-детски спросила я.-Да. Вы присядьте и успокойтесь. Вот увидите, всё будет хорошо.- заботливо усадил меня Гоша на стульчик, а сам с напряженным видом направился к медикам, которые как раз шли в нашу сторону.-Доктор, как он?- спросил Георгий, пристально смотря на медиков. Я не слышала толком, о чем они говорять, но я видела, как врач минуту помолчал и, вздохнув, медленно снял очки.-Хотелось бы Вас порадовать, молодой человек, да, к сожалению, нечем. При кровоизлиянии таки были задеты жизненно важные участки мозга. Это подтвердило МРТ, которое мы делали с колегами сегодня. К сожалению, врачи не боги.- развёл руками врач, а я лишь с ужасом увидела потерянное выражение лица Гоши.-Чёрт!- еле слышно в сердцах сказал он. Я же, не выдержав, сорвалась с места и подбежала к ним. Так получилось, что успела я услышать последние их реплики.-Пока мы можем просто поддерживать его состояние до поры до времени.- говорил угрюмый медик с седыми волосами и большой морщиной между бровей.-Но а если попробовать связаться с хорошими професорами из иностранных клиник! Должна же быть хоть какая-то надежда, какой-то выход из ситуации!- стоял на своим Гоша.-Да, я согласен с Вами, нету безвыходных ситуаций и я обещаю Вам, с нашей стороны, мы будем делать всё, что от нас зависит.- я уже подошла ближе и отлично слышала всё, о чем говорили врачи. Внутри всё буквально разрывалось на куски, а глаза почему-то не могли плакать, словно я окаменела, стала бездушной статуэткой. Продолжал действовать тот самый внутренний блок, который я поставила несколько дней назад.-Простите, мне уже надо идти. Держитесь.- сказал медик и направился вглубь коридора. Гоша, который, вероятнее всего, думал, что я сейчас начну биться в отчаянной истерике, обнял меня за плечи, пытаясь удержать, успокоить, но я ловко скинула его руку.-Извините меня, пожалуйста, но меня вовсе не надо утешать.- сказала я ровным, уверенным тоном.- То, что врачи ошибаются, это их проблема. А я уверена, тепер уже на сто процентов уверена, что всё будет хорошо. Он откроет глаза и придет в себя, вот увидите. Можете продолжать не верить в Антона и верить эскулапам, но я верю. Я верю в то, что он придет в себя и откроет глаза. Нет, я не верю, я это точно знаю.- и, поймав едва заметую жалость во взгляде молодого человека, добавила:- Можете считать меня полоумной, сумасшедшей, это Ваше право. Каждый человек имеет полное право на свое собственное мнение.- и с этими словами я направилась в сторону палаты Антона, а Гоша мигом последовал за мной. В этот момент я знала, что тепер никакой врач и никакие больничные правила не остановят меня.-Девушка, Вы куда? Туда нельзя!- на моем пути встала низького роста медсестричка с ярко рыжими короткими въющимися волосами, которые едва выглядывали из-под медицинской полиэтиленовой шапочки.-Я иду к своему мужу. Он лежит в седьмой реанимационной палате. Пропустите меня.- чеканила я каждое слово буквально по слогам.-Это реанимация! Здесь посещения запрещены, Вы должны знать это!- стояла на своём упрямая девица.- Это всем давно известные правила!-Правила, говорите? -прищурилась я, не своя с девушки вигляд.- Скажите, а Вы когда-нибудь любили в своей жизни?- спросила я и заметила, как она резко изменилась в лице.- Вот поставьте себя на мое место! Вот представьте, что, не дай Бог, конечно, Ваш самый родной и любимый человек находится в беде и ему нужна поддержка.Вы бы, зная это, просто вот так вот стояли бы и глазели на него сквозь стеклянную дверь? Вижу, что нет!- усмехнулась я, увидев её совершенно растерянный вид.- Вы врач и неужели Вам не присущна хоть капля не сострадания, нет, нам не нужно ничье сочувствие, а именно понимания? Мы же обе с Вами женщины, у Вас наверняка есть семья, есть близкие люди. Войдите в мое положение! Нет, если это такие уж принципиальные правила, я могу и предложить Вам…- я потянулась было к сумке за кошельком, но девушка резко остановила мою руку. -Вы что, с ума сошли?! Спрячьте немедленно!- вскрикнула она, шмыгая носом. Было видно, что на её глазах тоже заблестели жемчужинки слёз.- Вот…- дрожащей рукой она потянулась к медицинскому столику и протянула мне два маленьких стерильних пакетика.- Вот, оденьте бахилы и марлевую повязку.-Спасибо Вам большое! Спасибо!- сказала я, быстро натянув бахилы и повязку, и направилась в палату Антона, всячески запрещая себе плакать. Он лежал на кровати, бледный, осунувшийся, вокруг него было опутано множество проводков, а стерильную тишину нарушал лишь монотонный писк аппаратов. Сквозь дверь я слышала, как та самая молоденькая медсестричка скороговоркой оправдывается перед доктором.-Простите, я впустила её, просто она так просила. Видно, что несчастная женщина, что очень любит свого мужа и… Простите меня.- всхлипнула она.-Василиса, Вы всё сделали правильно.- сказал врач еле слышным голосом.-Но ведь я думала, что Вы будете ругаться. Ведь в реанимации не должны быть посторонние, а больным же вредны лишние волнения и….- тараторила девушка, а доктор же грустно вздохнул и положил руку ей на плечо.-Не волнуйтесь, Василиса, Вы всё сделали, как надо.. А ему…- с тяжёлым вздохом посмотрел врач в сторону Антона.- Ему уже ничего не противопоказано.- и, посмотрев грустно на неподвижного Тошку, они ушли вглубь коридора.-Ну, вот, наконец-то, нас оставили вдвоем.- улыбнулась я, взяв ладонь Антона и заключив в своих руках, пытаясь таким образом передать ему всё свое тепло, всю свою любовь.-Антош, не слушай их, не слушай никого.- шепотом говорила я, прижав его руку к своей щеке.- Всё будет хорошо, ты будешь жить, я клянусь тебе. Клянусь.- я глубоко вдохнула воздух и вытерла нежданные слёзы.- Прости меня, Антош. Я знаю, как виновата перед тобой и знаю, что уже не раз просила у тебя прощенья, но я буду делать это снова и снова. Ведь нельзя простить за один день всё, что я успела натворить за годы нашого брака.- говорила я, выговаривалась, гладя Антона по голове, а по моим щекам градом текли слёзы.- Только сейчас я поняла, какой ты у меня замечательный, какой любящий и заботливый. Теперь всё будет иначе.- горячо сказала я и крепко поцеловала его руку.- Я обещаю тебе, я буду рядом, я не брошу тебя и мы обязательно справимся со всем этим. Спасибо тебе. Спасибо за то, что терпел меня все эти годы и терпишь дальше. Спасибо за то, что изменил меня, что научил видеть кого-то рядом, кроме себя. Я упрямая, ты это знаешь.- всхлипнула я и улыбнулась сквозь слёзы.- И я уверена, что мы все преодолеем вместе. Что ты будеш жить, что ты обязательно выкарабкаешься и мы станем счастливы. Ты, я и Катюшка. Вы- это самое дорогое, что есть у меня, жаль, что я это поняла только сейчас. Я буду с тобой рядом, Антон. Я буду держать тебя за руку, я буду говорить с тобой. Пусть все те врачи скопом говорят, что хотят. А у нас всё будет хорошо, мы ещё будем счастливы, вот увидишь. Я тебя никому не отдам и никуда больше не отпущу. Ты сказал тогда ночью, что любишь меня и я уверена, что это было сказанно совершенно искренне. Ведь ты не из тех людей, кто разбрасывался бы такими словами. Ты другой, ты особенный. Ты самый лучший. Я очень тебя люблю. Мы тебя очень любим- я и Катя. И мы никуда тебя не отпустим. На улице начинался холодный мартовский дождь со снегом. Но в нашем мирке было тихо и тепло. Я держала Антона за руку и рассказывала ему обо всём на свете. Что-то вспоминала из нашей жизни- хороше и не очень. Смеялась и плакала. Никто нас не бесспокоил и никто не входил. Время бежало будто мимо нас и всё чувство отчаянья и страха ушло куда-то далеко. Я говорила и не могла наговориться, я була абсолютно уверена, что мои молитвы дойдут до Всевышнего, Антон услышит меня и обязательно откроет глаза. А я буду сильной и всё сделаю для того, чтобы он поправился. Я не отпушу его и не отдам никому и никогда. Даже судьбе и смерти.…Да, быть любимой– это счастье. Но любить самой– это счастье вдвойне. И, как это ни звучит кощунственно и страшно в такой ситуации, я почувствовала себя счастливой. Из-за того, что люблю. И из-за того, что мне есть для чего жить. Есть кому говорить о том, что люблю. Заботиться о ком-то. Держать за руку. У меня есть для кого быть сильной и продолевать трудности и я была уверена, что мы всё выдержим. Вместе. И я буду бороться за наше счастье. Не до последнего, нет. А до конца. До победного конца. Конца, который станет началом нашей новой жизни. Новой, счастливой жизни. А иначе не может быть. Ведь мы любим. А если человек любит- он уже победил. Победил злобу в себе. А остальное уже не так страшно!...