Глава 4 (1/1)

Чтобы понять, что я не оглох, и эта ватная тишина только у меня в голове, мне приходится разлепить губы и сказать:- Ты совсем не изменилась.Юля смотрит на меня, и ее прямые темные волосы обрамляют лицо, стекая вниз, к ключицам. Спереди ее платье выглядит целомудренно – обнажена только спина.- Ты тоже, - мрачно говорит Юля. - Какими судьбами?Я отвожу взгляд, пытаясь проглотить ком в горле.- Дела…Перед глазами встает наша первая встреча с Ромой Белкиным: теплое море, высокие волны, оставшаяся без хозяина малиновая доска для сёрфинга. Тело, немеющее от усталости и перенапряжения, и ноги, в которые хочется вогнать по булавке, лишь бы хоть что-то почувствовать.Сейчас я нуждаюсь в такой булавке для моей души.- Я тут Чебурашку видел, - говорит незнакомый мужчина, подходя к Юле и обнимая ее за талию. - Кошмар… Давай лучше кошечек возьмем?- Познакомься, пожалуйста, - говорит Юля, не отводя от меня взгляд. - Это мой муж – Артем.Пока мы с Артемом обмениваемся рукопожатиями, я думаю, что мне совсем не больно и не обидно.Эта рана уже давно зарубцевалась. Покрылась толстой коркой из глупых надежд, пустых ожиданий и трех лет, на протяжении которых Юля считала меня бегущим от правосудия закоренелым трусом. Взаимное недовольство и неуважение, как правило, не способствуют любви.Муж Юли уходит, а я тихо уточняю:- Ты же чучело мирового капитализма сжечь хотела, а не замуж за него выйти?Юля смотрит не на меня, а куда-то вниз, и я надеюсь, что ей тоже неловко. Три года назад она считала меня ублюдком просто потому, что у меня были деньги, и я не хотел пожертвовать их все какому-нибудь детскому дому.Теперь на ней платье от знаменитого модельера, которым можно оплатить пару-тройку операций для смертельно больных детей. Но что-то не вижу, чтобы Юля торопилась из него выпрыгнуть.- Спасибо, что напомнил, какой ты хам, - говорит она.- Что тебе еще напомнить? – спрашиваю я.Каждый из нас уже знает ответ.* * *Три года.Мне потребовалось три года, чтобы отвыкнуть от своей прошлой жизни – и меньше трех суток, чтобы вернуться в нее. Чтобы вляпаться в нее по самые уши. Чтобы разбить себе рожу, врезавшись в то, обо что я уже не раз бился.К черту тебя, Белкин! - думаю я, сжимая зубы так, что на щеках вздуваются и перекатываются желваки.Я смогу обжиться в этом мире без тебя.Я найду свое место, даже если ты сбежишь, и больше не будешь отираться рядом со мной, как привязанный.И я действительно пытаюсь найти свое место – в женском туалете, стаскивая с Юли свободный верх ее платья и целуя ее так жадно, словно не трахался ни с кем уже три года, а не пару недель.Потом в туалет влетает какая-то девица, и мне приходится оторваться от Юли, чтобы выпихнуть ее взашей.- Это женский туалет! – верещит девица, но я закрываю за ней дверь и возвращаюсь к важному занятию: выцеловыванию следов на Юлиной шее.- Так, стоп! – кричит она, словно за две секунды успела вспомнить о штампе в паспорте, о моральных принципах и о чем-то еще, чем она с таким удовольствием парила мне мозг три года назад. – Стой, я сказала!Она отпихивает мои руки и шарахается назад, проезжаясь спиной по стерильно чистой стене – господи, да из местного толчка можно выпить на брудершафт и ничего не подхватить! - а потом смотрит на меня затравленно. Поправляет платье, разворачивается и захлопывает за собой дверь.Одиночество возвращается и набрасывается на меня, нестерпимое в той мере, что мне хочется заорать, хочется разнести тут все в клочья – и особенно сильно хочется разбить лицо Роме Белкину.Если бы он меня не бросил…Нет, не так.Если бы он меня сюда не притащил…Все было бы по-другому.Я бы сейчас не задыхался, вцепившись пальцами в волосы, в наполовину стянутом смокинге и сбитой бабочке, с клубком пульсирующей ярости там, где положено быть сердцу.* * *Когда я возвращаюсь в зал, поправляя одежду и приглаживая ладонью волосы, вечер не просто катится по наклонной – он срывается в отвесное пике.Муж Юли смотрит на нее, и лицо у него напряженное. Я тоже смотрю на нее, и Юля, разозлившись так сильно, что на ее щеках вспыхивают красные пятна, вдруг встает и уходит.Рома Белкин тоже смотрит.Не на неё – на меня.Я ловлю его взгляд – он сидит за дальним столиком, одной рукой обняв свою болонку, и пялится так, словно знает обо всем. Или как минимум – о том, что пять минут назад я пытался трахнуть в женском туалете представительницу одного из крупных благотворительных фондов Москвы.Я делаю вид, что не замечаю его взгляда, и тянусь за шампанским.* * *Утром я говорю себе: больше никаких слабостей.И никакого прошлого.Новая жизнь – новые ошибки; в конце концов, я имею на них право. Единственное, от чего стоит отказаться – хождение без страховки по старым граблям.В офисе я то и дело пересекаюсь с Ромой и его ручной болонкой, и у каждого из них – масса претензий друг к другу. Почему-то они оба считают, что излить эти претензии мне – совершенно уместно.- … лезет ко мне со всеми этими бабскими заморочками, - ворчит Рома, листая меню. - Говорит, что не хочет отсасывать мне до конца жизни, а хочет славы и медийности. Представляешь? Так и сказала – медийности. Чтобы, типа, как Хаматова или Бузова... А я ей гово... о-о-о-о... может, лучше что-то индонезийское? Тут в паре кварталов есть неплохой ресторан…Мир сквозь призму его восприятия кажется предельно простым. Алёна служит ему аксессуаром, а за это получает престижную должность, неплохую зарплату и регулярные бонусы. Её жажда статусности – то же самое, как если бы выставочный пудель вдруг заявил владельцу, что хочет личный фэшн-блог, пару стилистов и собственную линию нижнего белья.Зачем всё это собаке?- … он постоянно уставший, с этой своей долбанной работой. Я его соблазняю – прикинь? А он ломается! Нет, мол, Алёна, я не высплюсь, что ты делаешь... Я! Перед ним! В шикарном белье! Макс, вот если бы я перед тобой была в шикарном белье – ты бы тоже ломался?!У Алёны другие претензии.Возможно, она уже забыла про то, что хотела статусности и медийности; но про то, что Рома не хочет с ней спать, она никогда не забудет.- … а потом я говорю: ?Ну вот Макс, типа, странный, да??, а он мне: ?А вот этого не надо?. Прикинь? ?А вот этого не надо? - что это значит вообще? Макс? Макс, ты меня слушаешь??А вот этого не надо?, - думаю я, кривя уголок рта.Вспоминаю взгляд Ромы, брошенный с дальнего столика – жадный и долгий, пожирающий меня вместе с костями, кишками и дорогущим галстуком-бабочкой.Я облизываю губы, испытывая странное удовлетворение от того, что Рома отказывается спать со своей комнатной сучкой.Вслух, конечно же, я ничего такого не говорю.* * *- Сань, это Макс Андреев. Привет...Небо над Москвой – синее-синее.Стеклянное.Облачные завитки – словно брызги молока, стекающие по его поверхности и оставляющие влажный полупрозрачный след.- Надо срочно поговорить. Только не по телефону…* * *Саня подлетает к мосту на тяжеленном байке, пинком отбрасывает подножку и стаскивает с головы мотоциклетный шлем. Он весь затянут в черную кожу и непроницаемую обертку из опыта, связей, денег и непоколебимой уверенности в себе. У Сани светлые, коротко стриженные волосы, светлая борода и светлые же, цвета летнего неба глаза.- Здоро?во! – бросает он.Я отлепляюсь от бока своей ?бэхи?, делаю шаг в его сторону.- Привет.- Я уж думал, ты всё, - говорит Саня. - С концами уехал…- Если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах, - я улыбаюсь и подхожу к байку, сунув руки в карманы штанов. Лицо у Сани непропорционально вытянутое и какое-то блеклое, словно это он, а не я, три года выгорал на палящем тропическом солнце. - Сам не думал, что вернусь... Как дела?- Нормально… в другом месте, - говорит Саня, внимательно рассматривая дорогу. А затем переводит на меня взгляд. - Поэтому так долго старые связи поднимал.- Чего, - спрашиваю я, - не получается?С каждой неделей работать в Рос-Инновациях все труднее.Когда мы отмечаем мою первую официальную зарплату, Рома наотрез отказывается взять из нее хотя бы рубль. Это вызывает во мне сначала всплеск возмущения (я не хочу и не планирую оставаться в долгу), а потом – горячее, странное, зубодробительное чувство, которое едва не выворачивает меня наизнанку.Названия этому чувству у меня нет.- Не… - задумчиво тянет Саня. - На тебя столько флажков расставлено – по всем базам…- А если поездом, через Минск?..В последнее время я чувствую себя так, словно заболеваю. Мне отчаянно хочется, чтобы это прекратилось – но только не по сценарию, в котором мне вернут паспорт, а Белкина пустят в расход.- Не, не твой вариант…Мне нравится в Москве. Мне нравится жизнь, которой я был лишен целых три года – высококлассные сделки, дорогие тачки, шикарные апартаменты, вечеринки и женщины, готовые отсосать мне просто потому, что я – это я.Мне все это нравится.Я не хочу уезжать.Но еще я не хочу быть тем, кто стучит на Рос-Инновации и шпионит за Ромой. Если мне придется сбежать из Москвы, чтобы защитить его от злоебучей блондинки в погонах – значит, так тому и быть.- Ты бы это, Макс… - говорит Саня, глядя мимо меня. - Договорился бы с этими людьми, и езжал себе спокойненько…Я хмурюсь и молча смотрю на дорогу.То странное, никак не названное, неопознанное чувство вспухает у меня в груди, словно пытаясь заместить собой сердце, легкие и что-нибудь еще. Словно я могу обойтись без внутренних органов.Чтобы защитить Белкина, я готов бежать из Москвы, но Москва меня не отпускает.- Ладно, - говорю я. И пожимаю Сане руку. – Спасибо…* * *Я пропадаю.Болезнь входит в заключительную стадию, и иногда мне кажется, что без Ромы – узколицей, целеустремленной опухоли на моем сознании, - я теперь просто не смогу жить. Как если бы у меня отсекли часть мозга, или забрали руку, или снова лишили всего и вышвырнули на Бали.Но у меня нет времени думать об этом.Передо мной протаскивают бесконечную вереницу проектов, инноваций, стартапов и хай-тек задумок, и каждый, кто является ко мне в кабинет, хочет денег, денег, денег. А еще признания, одобрения, помощи… Но в первую очередь, конечно же – денег. Без всего остального эти парни и девчонки готовы обойтись.Мне презентуют нанозажигалки и приложения для распознания девиц, с которыми ты уже спал. Мне подсовывают порносайты, фейсбуки и инстаграмы, слегка припудренные и переделанные во что-то, в чем я не должен был узнать порносайт, фейсбук или инстаграм.Но я узнаю.А затем нечто тренькает в глубине моего тела, у самого позвоночника, когда я слышу название ?Цифрон?.Цифровые деньги, привязанные к человеку.Биткоин 2.0.- … это позволяет отслеживать переводы и оспаривать банковские транзакции без риска того, что деньги можно увести, - говорю я, проводя презентацию перед советом директоров.Они сидят, тупо разглядывая папки с раздаточным материалом. Кто-то чешет живот, туго обтянутый дорогим пиджаком. Кто-то – скучающе смотрит в окно.- Цифрон – это не просто наш шанс вложиться в талантливых ребят, - говорю я, вкладывая в голос максимум убедительности. Моя речь звучит пафосно, залакированно, но я знаю этих людей и понимаю, на что они ведутся. - Цифрон – это наш шанс поставить Рос-Инновации на карту европейских венчурных фондов.Один из членов совета смеется. Другой – требует согласования на самом верху. А третий шутит про победу над коррупцией.Проект одобряют.Белкин сияет и смотрит на меня так, что я смущенно отвожу глаза.Жизнь в Рос-Инновациях кипит: мини-гольф по средам, боулинг по четвергам, элитные столичные клубы с привозными диджеями – по пятницам. Однажды Рома подхватывает легкую простуду, и вместо клуба мы отправляемся к нему – смотреть хорошее французское кино. Но вместо этого почему-то смотрим ?Чужого против Хищника?, хохочем до слез и пытаемся напиться сиропом от кашля. Сироп не работает, и мы пьем виски пополам с содовой и содовую пополам с водкой.Когда приезжает Алена, Рома целует ее в щеку и прогоняет вон. Звучит это так: ?Прости, милая, давай не сегодня? Мы тут с Максом...?Я должен сказать: ?нет, чувак, я поеду, останься со своей девушкой!?, но вместо этого я пьяно смеюсь, а затем пытаюсь сфотографировать Рому на айфон. За домашнее фото Белкина – без его строгих костюмов, канареечных галстуков, клетчатых рубашек и волос, уложенных разве что не бриолином, - в офисе наверняка можно срубить немножко бабла.Алена кричит на него в прихожей, а я впервые думаю, что она, похоже, не зря ревновала. У Белкина и впрямь завелся новый питомец.Я представляю его с поводком в руке, - опять, - и вместо внутреннего отторжения испытываю приятный жар в кончиках пальцев и внизу живота.Скорей всего, в этом виноват сироп от кашля.* * *?Я тебя обожаю, Макс?, - говорит Рома в ту ночь, и лицо у него благостное, словно он страдает аутизмом, а не простудой. Зеленовато-карие глаза смотрят прямо, и морщинка между бровями указывает крайнюю степень его серьезности.?Я так тебя люблю, чувак, ты бы знал!?От его слов бросает сначала в жар, а потом в холод, и мне приходится напомнить себе истинную суть этой фразы. Если бы не я, Рома бы тут не сидел. Его бы вообще нигде не было. Он бы утонул, впервые встав на доску.Я пытаюсь представить себе мир без Ромы Белкина, но не справляюсь, и просто обнимаю его, преисполнившись пьяной доброты и фантастической по моим меркам внутренней свободы.Утром я уезжаю, а на больничном дежурстве у постели Белкина меня подменяет разобиженная Алена. Тот не желает мерить температуру и валяться в кровати, и вместо этого провожает меня до двери, встречает Алену и целует ее в губы. Смеется ее шутке – словно и впрямь соскучился, - скользит ладонью по узкой спине и щиплет пальцами за зад.Алена ругается, но по выражению ее лица видно: не возмущена, а кокетничает.Вызывая лифт и наблюдая, как за Белкиным и его болонкой закрывается дверь, я представляю, как точно так же скольжу ладонью по его спине и хватаю за жопу. Не бабью, округлую, а небольшую и поджарую – такую, что ягодица идеально помещается в ладони.Поймав себя на фантазиях о чужой жопе – да еще и не женской, - мысленно даю себе пощечину и вызываю такси.