1. Прочность (1/1)

Семья превыше всего. Это священный закон, который лишь только смельчак без сердца и совести сможет нарушить. Возможно, у других сословий всё как-то иначе, и им не надо приносить все на алтарь своей семьи, но у таких как Медичи есть понятие долга, который важнее всех чувств на свете.Контессина не питала надежд, когда выходила замуж за Козимо. Она знала, что ей не стоит мечтать о великой любви, воспетой поэтами и художниками, знала, что в богатых и влиятельных семьях совсем другие устои. Ни на что не надеясь, думала лишь только об одном?— её жизнь с мужем будет спокойной или хотя бы чуть-чуть приемлемой.—?Ты должна быть верной лишь только мне,?— часто повторял Козимо, будто она забывала об этом.—?Я и так всё делаю, стараясь доказать, что это именно так на самом деле,?— немного обижено сказала она.Вместе с тем Контессина поняла, что всему своё время. Однажды Козимо забудет свою прачку навсегда и тогда ничего не будет мешать ей пробраться в его сердце и душу; быть не только женой и матерью его детей, но кем-то ещё. Это была мечта: порой лежа в постели ей казалось, что это всего лишь её блажь. Ничего у них не получится, когда нет любви, то нет и всего остального. Она внимательно задумчиво смотрела на Козимо, изучая все черты лица, пытаясь понять, что за мысли сейчас бродят в его голове. Наверное, лишь только в такие минуты она понимала, как сильно его любит, и это осознание разрывало сердце, потому что Козимо ее не любил. Он, вероятно, лишь только терпел ее и не более того.Трудно сказать, когда всё изменилось. Когда оттенки чувств переменили свои цвета, изменили своё состояние, как вещества в алхимических формулах. Может быть, когда родился их первенец, а может быть, чуть позже. Контессина не заметила этого. Это невероятное открытие она сделала чуть позже, когда Козимо подарил серьги с инкрустированными ограненными сапфирами.Он никогда не делал ей подобных подарков. Конечно, этот широкий жест мог ничего не значить, но когда Контессина узнала, что драгоценности сделали по эскизам мужа, то сердце перестало биться от радости.Контессина увидела украшения ещё до того, как Козимо преподнес их ей. Просто тихо прошла в кабинет, который супруг делил с отцом, подошла к столу, желая найти рисунки, что прятал от всех Козимо, а вместо этого под грудой бумаг обнаружила бархатную шкатулку, где лежали серьги.Сначала нахлынул гнев. Она была уверена, что они предназначались любовнице. Какой-нибудь жене торговца, каких во Флоренции хорошеньких и милых полно. Контессина резко захлопнула крышку. Она не хотела смотреть на эти безупречные камни, видеть в них разгранённое отражение. Лучше бы она ничего не знала. Так было бы проще.Сомнения и злость снедали с каждым днём всё больше и больше. Однажды Контессина всё же решилась пойти и посмотреть?— подарил ли Козимо любовнице сапфиры. Наверное, в глубине души она знала верный ответ?— ни на одной женщине города не видела это чудной вещицы. Но может статься так, что счастливица просто стеснялась носить столь дорогие подарки?Сапфиры оказались на месте и Контессина ощутила некое разочарование. Лучше бы их здесь не было, лучше бы они не мозолили глаза и не изводили ее. Скорее всего, Козимо просто ждёт удобного случая. Ждёт мига, когда можно будет преподнести какой-нибудь Бланке или еще кому-нибудь.Не в характере Котнессины было ревновать или каждую донну, что пересекает порог дома Медичи, подозревать в прелюбодействе. Лишь иногда она ловила себя на мысли, что засматривается на жен друзей Козимо. Хотя друзья ли они?—?Иди сюда, — хрипло прозвучало в стороне.Контессина подняла глаза на мужа.Он стоял у окна, откуда свет лился мягким потоком, напоминая о том, какая сейчас чудная весна. Контессина не сразу отложила книгу. Она всё думала, что Козимо хочет сказать; что сейчас случится, когда она поднимется на ноги и подойдет к нему.Контессина не долго колебалась: любопытство всё же взяло над ней вверх. Она подошла к мужу, ощущая, как тело охватил трепет и дрожь нетерпения.—?Знаешь, я не так быстро оценил, что сделали наши родители, когда нас поженили,?— начал он издалека. Контессина приподняла бровь, насторожившись. —?Не понял, что в этом случае отец всё же совершил благо.—?А я думала, что ты так и будешь думать, что я обуза для тебя,?— зачем-то сказала Контессина.—?Это совсем не так,?— прошептал Козимо, сжимая её тонкие пальцы. —?Я был настоящим глупцом.—?Ничего, я всё понимаю,?— для Контессины это было знакомое чувство?— утешать мужа. Наверное, так делают все жены, и она совсем не исключение.—?Думаю, что не всё. Тогда показалось, что отец навязал мне тебя, потому что так было надо. Но оказалось, что все именно так и должно быть. —?Козимо сильнее стиснул её пальцы.Контессина замерла: она не знала то ли радоваться, потому что это признание в чувствах, то ли грустить, потому что это исповедь в грехах. Ей хотелось верить, что происходящие это первый вариант, но мужчины порой таких непостоянные, от них можно ждать всего. Сегодня он тебя приголубит, а завтра отправит подальше.—?Это тебе,?— он вытащил из-за пазухи колета ту самую шкатулку.Она осторожно взяла её в руки, провела подушечками пальцев по бархатной поверхности, медленно открыла её, почему-то ожидая подвоха. Но его не было. Сапфиры все так же лежали на дне деревянной шкатулки. Контессина слегка дотронулась до них.—?Давай я надену.Камни были тяжелыми, но бесконечно красивыми. Такие украшения совсем не принято носить днём, лишь только вечером на особых мероприятиях.Возможно, за всю свою жизнь Контессина наденет их пару раз, но какое это имеет значение? Козимо хотелось сделать ей приятно.—?Спасибо большое,?— она потянулась к мужу.Медичи заключил её в объятья. Контессина ничего больше не сказала. Порой молчание куда важнее всего остального. Пусть Козимо услышит стук её сердца, и поймет, какие чувства бушуют сейчас в ней.