Марлена, вернись домой (1/1)

(потому что здесь холодно и я боюсь исчезнуть) до тебя я был лишь сумасшедшим, сейчас позволь мне высказаться:у меня был лишь измятый пиджак и порезы на запястьях.сегодня я чувствую себя благословлённым и больше мне нечего сказать!этот город прильнёт к окнам, увидев нас вместе!я сумел удержать равновесие, не став ни жертвой, ни судьёй.это был трепет, несущий свет во тьму,освобождающий тебя от этих оков, блестящих, сверкающих.и от сомнений, будь они смертью или возрождением. torna a casa?— m?neskinэпизод, в котором человека в шлеме не узнали, а Франческо не смог написать письмо.В руке он держит сигарету, а глаза щиплет от дыма. Ледяной воздух проникает через окно, которое он забыл закрыть, а один из порывов ветра, холоднее чем другие, заставляет его вздрогнуть, несмотря на то, что на нем теплый свитер.Франческо проводит рукой по лицу и вздыхает, потому что не знает, что еще может предпринять.Он делает затяжку, и на мгновение ему хочется, чтобы это было что-то покрепче табака, но косяки он бросил еще в старшей школе, как и девушку, на которой рассчитывал жениться, как и ром, который обычно ?одалживал? из винного погреба дяди.Теперь перед Франческо скомканная пачка Мальборо и пустой бокал с парой капель красного вина, оставшихся на дне, а в голове стоит такой гул, что он не слышит даже стерео, потому что лязг металла, звучащий в голове, громче всего остального, а запах жженой резины все еще обжигает ему ноздри.Перед ним лист бумаги, а его рука дрожит. Франческо пялится на него уже три чертовых дня и повторяет, что написать письмо не так и сложно, особенно когда слова и так рвутся наружу, а немой крик сжимает глотку с того самого момента, как он проснулся и брат сказал ему, что Джулиано был срочно переведен в другую больницу.Франческо пытался позвонить Лоренцо ― смешно, что после стольких лет он все еще знает его номер наизусть ―, но каждый раз, когда Франческо брал в руки телефон, смелость подводила его. И вот ему не остается ничего, кроме дымящийся сигареты, с которой пепел падает на пальцы, но Франческо мало заботят возможные ожоги. Наоборот, они как нельзя кстати: капля оживляющей боли ― единственное, что заставляет его мозг работать.Единственная ручка, которую он нашел дома, красная ― куда делись все Montblancs*, которые придавали хоть какое-то значение его персоне? ― и теперь слова на этом измученном листе бумаги выглядят как обвинение, написанное кровью Джулиано. Это все его вина.Мне жаль. Я хочу умереть. Я тоже его люблю. Я люблю тебя. Франческо перечитывает эти строки, снова затягивается, и дым через ноздри проникает под черепную коробку. Он смеется. Он смеется, прикрыв глаза, смеется до рези в животе, хватается за голову, а слезы обжигают глаза и вот-то скатятся по щекам. Однако Франческо не из тех, кто плачет. Он из тех, кто проглатывает свои эмоции вперемешку со словами, что должны быть сказаны, и ждёт, пока они не сожрут его изнутри.Он смеется, потому что, в конце концов, это правда. И чтобы понять это, Франческо нужно было, чтобы Смерть мягко коснувшись его лица, прошептала: ?Еще рано?. Чтобы понять это, понадобилось падение в объятия серого асфальта, разодранная в клочья кожаная куртка и дядюшка в гробу, который выбрал Гульельмо, пока Франческо еще находился под наркозом. Именно Якопо Пацци был тем, кто управлял машиной, сбившей их той ночью, потому что крышу Якопо снесло давным-давно и все знали об этом. И на дороге был именно мотоцикл Джулиано Медичи, но его дядя понятия не имел, что человеком, который ехал с Джулиано, был Франческо, а не Лоренцо. Франческо даже не должен был быть там.Действительно, с каких это пор его племянника заботила судьба Медичи, который, возвращаясь домой, сел за руль пьяным, тем самым рискуя своей жизнью?Примерно с тех пор как Франческо исполнилось восемнадцать, а Джулиано ― пятнадцать. Тогда дядя задержался на пять минут у школьных ворот, а они втроем с Новеллой, стуча зубами от холода, передавали друг другу зажигалку.Только дядя был не в курсе. Он бы и не заподозрил этого, потому что если ты Пацци, то есть определенные вещи, которые тебе просто запрещено делать.Ком застревает в горле и мысль вновь мелькает в голове: Я хочу умереть. Если Джулиано не очнется, я хочу умереть вместе с ним. Новелла дала бы ему неплохую пощечину, если бы услышала это, если бы только узнала, но Новелла уже много лет живет в Шотландии, и поэтому единственный человек, который мог бы ударить Франческо ― сам Франческо.Он бросает последний взгляд на ручку и слова, которые написал, и понимает, что этого недостаточно, что нет ни строк, ни букв, ни чернил, которые могли бы выразить хотя бы малую толику вины, которую он испытывает. Потому что он никогда не воспринимал дядю всерьез, когда тот говорил, что все Медичи должны умереть. Потому что, в целом, Франческо получал какое-то садистское и мазохистское удовольствие, соглашаясь с Якопо, когда тот обрушал на Медичи поток ругательств: Козимо и Пьеро почти уничтожили дело Паццию. А Лоренцо и Джулиано со своими бесконечно голубыми и полными жизни глазами, вдохновенным идеализмом первого и гуманностью и цинизмом второго по-своему сжили со света Франческо.Боже, Франческо так и не удалось забыть эти глаза. Новелла пыталась помочь ему принять это, но вместо того, чтобы прислушаться, Франческо отправлял ее домой, крича и оставляя следы кулаков на стене, до тех пор, пока даже она не стала бояться находиться рядом с ним, а затем ушла, чтобы никогда не возвращаться.Франческо взглянул на жалкое подобие письма и скомкал его с той же яростью, с которой он сжал бы горло своего дяди, если бы тот жив. Он легко отделался, умерев от удара. Ему повезло, что Джулиано все еще жив?― в коме, конечно, но жив ― и что Франческо тоже выжил, иначе даже на последнем кругу ада Франческо нашел бы его и спросил, схватив за глотку:― Счастлив теперь, когда убил Медичи? Ты счастлив, дядя?Ты знаешь, что я трахал их обоих, дядя? Знаешь, что когда ты в первый раз дал мне ключи от своей машины, я встретился с Джулиано и отымел его на заднем сиденье? Мы были друзьями до того, как он трахнул девушку, которая доставала Новеллу. Но ты даже не знал, что у нее были проблемы, потому что рассказать тебе ― все равно, что дать тебе в руки пистолет, и рано или поздно ты бы застрелил кого-нибудь. Ты бы и в меня выстрелил, стой я у тебя на пути. Знаешь ли ты, что Лоренцо ― Лоренцо, которого ты надеялся убить, но не смог, потому что в шлеме той ночью был я ― трахал меня так сильно, что я продолжал чувствовать его внутри себя даже на следующий день? Мы спали вместе еще месяц после того, как он начал встречаться с Клариче, но потом он захотел ?поступить правильно?, а я так и не смог смириться с этим.Знаешь ли ты, что если бы ты не был мертв, я бы сам убил тебя за попытку причинить вред Лоренцо и Джулиано?Знаешь ли ты об этом, знаешь, знаешь?Да что ты вообще знаешь?Нихуя ты не знаешь.Ты воспитал меня, ты научил меня всему, но ты никогда нихуя не знал обо мне. Франческо швыряет мятую бумагу на пол. Закуривает еще одну сигарету, хватает куртку и выходит из дома, хлопнув дверью. Окна все еще открыты и влажное дыхание холодного воздуха проникает внутрь. Струйка дыма медленно рассеивается.*Франческо ненавидит больницы. Он слишком много времени провел в них, когда был маленьким, и рука его дяди сперва толкала его в палату матери, а потом отца, когда обоих, друг за другом, забрал рак, как будто это было нечто заразное, а не игра судьбы, которая уже тогда нашептывала ему: ?Остерегайся, Франческо, остерегайся, в доме твоем?— яд, а кровь в твоих жилах порочна, грязна?. Запах в коридорах тот же, что и в его воспоминаниях: с привкусом латексных перчаток и людей, медленно умирающих не в своих постелях; он заполняет ноздри, спускается вниз по горлу, словно рвота, которую Франческо проглатывает, чтобы никто не видел, что он не в порядке, чтобы никто не понял, что внутри него что-то сломано.Руки в карманах, зажигалка скользит между пальцев. Он осторожно заглядывает в каждую палату. Гульельмо назвал лишь отделение: Лоренцо не хочет, чтобы кто-нибудь с фамилией Пацци был рядом с его братом. Бьянка с ним совсем разругалась: настолько, что они с Гульельмо покинули дом, и теперь Бьянка мотается от Фьезоле до больницы, сжимает вялую руку Джулиано только тогда, когда Лоренцо нет рядом, потому что так лучше, чем находиться с ним в одном помещении.Наконец, Франческо подходит к одной из палат и видит мать Джулиано, сидящую у подножия кровати. На бледном, постаревшем лице Лукреции Торнабуони читается усталость. Обычно идеально уложенные волосы распущены ― так, чтобы укрыть, защитить от поражающего ее ужаса. От осознания того, что сын никогда больше не разбудит ее в четыре часа утра, что ступеньки вновь не заскрипят, когда он в очередной раз вернется домой под утро, что он никогда не пообещает ей, что с завтрашнего дня он исправится и будь чуточку как Лоренцо, и чуть менее похожим на себя.Лукреция на мгновение отрывает взгляд от Джулиано, и, увидев Франческо, вздрагивает.― Мам, что такое?Ее зовет теплый, взволнованный, пронизывающий Франческо до костей голос, который он не готов услышать. Не при таких обстоятельствах, не сейчас, не раньше, чем Джулиано откроет глаза и скажет всем, что небесам он не нужен, и что они отправили его обратно, потому что хотят пожить мирно еще несколько десятков лет.Франческо надеялся, что увидит Бьянку. Он надеялся, что не застанет никого, что он сможет войти и, встретившись с Джулиано лицом к лицу, принести извинения ― за Якопо, за то, что выжил, за то, что не выбрал другую дорогу ― и уйти, пока его никто не заметил.Лоренцо поворачивается к двери, чтобы понять, что могло расстроить его мать. У Франческо есть только секунда, но этого достаточно, чтобы рассмотреть все: его утомленное и напряженное лицо, четырехдневную щетину, три не застегнутые пуговицы у ворота рубашки, закатанные рукава, оголяющие бледные предплечья. Бешеная ярость загорается в глазах Лоренцо, и он кривит рот. Стул падает на пол, когда он едва ли не спрыгивает с места.Франческо не двигается, разрываясь между желанием отступить, спрятаться от семьи, вокруг которой он всегда вращался, словно непрошеный, темный спутник, и желанием выпятить грудь и бороться за то, что, возможно, никогда не было его по праву.― Ты что здесь делаешь? ― Лоренцо не говорит ― рычит, и, не получив ответа, бросается на Франческо.Лукреция пытается остановить его. Она вытягивает руки и просит:― Лоренцо! Лоренцо, нет, отпусти его, остановись!Но Лоренцо уже выволок Франческо из палаты. Он толкает его к стене с такой силой, что Франческо ударяется головой и у него перехватывает дыхание. На мгновение для него существует только боль, распиливающая череп и грудь, и осознание того, что, если он не среагирует быстрее, Лоренцо закончит то, что Якопо по ошибке начал одним смертоносным ударом и сбитым мотоциклом Джулиано.Лоренцо вздергивает его за шиворот?— ярость пеной сочится из его рта и ненависть сверкает в глазах, ненависть, которую Франческо никогда раньше не видел. Но те иллюзорные воспоминания о знакомом ему Лоренцо уже далеко в прошлом. Воспоминания о тех временах, когда неприязнь Якопо выражалась лишь в пустых угрозах, за годы до соглашения Медичи и Сфорца, до свадьбы Лоренцо и Клариче и рождения их сына.Теперь перед ним Лоренцо, которого он не знает, и Франческо хватает его за запястья, прежде чем Лоренцо может попытаться задушить его, как это сделал бы Франческо, если бы в коме на кровати лежал Гульельмо.― Мне нужно знать, как он.― Тебе нужно держаться подальше от Джулиано!Челюсть Франческо сжимается, и он отталкивает Лоренцо.― Я был там тем вечером, а не ты! ― шипит Франческо. После стольких лет войны с Медичи, плюнуть ядом Лоренцо в лицо ― рефлекс, реакция, которую он не может контролировать, так же, как не может контролировать собственное сердцебиение или голод.Лоренцо снова бросается на него, яростно вскрикнув. Франческо едва успевает перехватить его руки, когда санитары бросаются разнимать их, а затем выгоняют из отделения под отчаянные крики Лукреции. Каждый вздох напоминает Франческо о том, что у него все еще сломано три ребра, и было бы очень смешно, если бы он нашел в себе смелость зайти так далеко только для того, чтобы умереть из-за легкого, проколотого по собственной глупости.Их обоих вывели наружу, несмотря на то, что Лоренцо отступил, едва ему велели успокоиться. Теперь его лицо сковала маска ледяного спокойствия, а пересохшее горло Франческо неприятно жжет.Всегда учтивый, всегда уравновешенный и относящийся с уважением к правилам и сотрудникам, Лоренцо кивает и бесшумно выходит за дверь. Он совсем не похож на Франческо, который отмахивается от одного санитара, и шипит другому, чтобы тот отвалил, потому что Франческо может найти выход самостоятельно.Двери за ними закрываются, и Франческо не успевает и вздохнуть, как удар кулака Лоренцо сбивает его с ног.― Мы когда-то были друзьями! Мы были друзьями!Лоренцо кричит на него, а люди, проходящие мимо больницы, останавливаются, испуганно уставившись на них, шокированные воплями сумасшедшего незнакомца и вместе с тем жадные до ненависти, которая привлекла их внимание лишь на эту секунду.Скула, на которую пришелся удар Лоренцо, пульсирует и ноет. Франческо подносит руку к щеке, только чтобы убедить себя не наносить ответный удар, напомнить, что он здесь не для того, чтобы начать очередную драку.Это было бы слишком легко. Было бы намного проще пройтись костяшками по челюсти Лоренцо и забыть, что он пришел сюда, чтобы проверить Джулиано, однако призрак Новеллы шепчет в ухо, повторяя, что хотя бы в этот раз он должен быть честен, должен проявить храбрость, не размахивая кулаками, а прислушавшись к своему сердцу и разуму.― Якопо думал, что это был ты. Он думал, что с Джулиано на мотоцикле ехал ты, и он крутанул руль в нашу сторону.Лоренцо бледнеет, и его широкие плечи тяжело опускаются, будто рухнувшее во время землетрясения бетонное здание.― Что?Франческо смотрит ему в глаза, и озадаченный и недоверчивый взгляд Лоренцо ― острая игла, впивающаяся в кожу. Хлынувшая из раны кровь окрашивает в красный его душу.― Я встретил Джулиано, он был… послушай, он тогда неважно себя чувствовал, ты же знаешь.Конечно, Лоренцо знает. Всем известно, что после смерти Симонетты Джулиано сильно изменился. Слухи доходили даже до Франческо, иногда в форме истеричных и обеспокоенных телефонных звонков от Бьянки, которая все еще пыталась доказать ему, что они ― часть одной семьи, в иные разы в форме сплетен: ?Знаете, что опять выкинул этот Медичи? Да нет, не Великолепный, издеваешься? Его брат, младший брат?.И Франческо хотелось бы не обращать внимания на эти слухи, он пытался, но они, будто черви, грызли его изнутри. Поэтому, когда Франческо увидел Джулиано который, покачиваясь, пытался завести свой мотоцикл, он просто не смог пройти мимо и закрыть на это глаза.― Он был не в состоянии управлять байком. Если бы он кого-нибудь сбил, он бы никогда не простил себя, и поэтому я сказал ему, что поведу я. Он дал мне твой шлем, ― тот, который Джулиано всегда носит с собой, потому что после рождения сына Лоренцо уже не садился за свой собственный мотоцикл, но не мог отказаться от поездок и оглушительного ветра. Вплоть до послед них двух недель их видели катающимися за городом на мотоцикле Джулиано каждый раз, когда Клариче возвращалась в Рим навестить родителей. ― Якопо узнал мотоцикл и подумал, что с Джулиано был ты.Лоренцо бледнеет ещё больше, и Франческо боится, что он упадет, поэтому делает шаг вперед, чтобы удержать его, если понадобится. Лоренцо никогда не умел скрывать свои эмоции ― в конце концов, он никогда не должен был, верно? ― они написаны на его лице, выкрашены в яркие, живые цвета, словно портрет его души, который всегда можно увидеть. Теперь шок и вина расползаются розовато-лиловыми пятнами по его щекам, и это тот нездоровый оттенок, которому не место на лице Лоренцо.― Я должен был быть там, ― бормочет Лоренцо, запуская ладонь в волосы, но Франческо качает головой, потому что это не так.Потому что Франческо всегда лучше управлял мотоциклом, и если бы Лоренцо был на его месте, то большая часть удара пришлась бы на него, минуя Джулиано. Но, если честно, способа спастись от убийственной глупости Якопо просто не существовало. И сейчас Бьянка не просто страдала бы от бессонницы из-за лежавшего в коме Джулиано, но оплакивала бы двух погибших братьев. У Лоренцо жена и маленький сын, который думает, что солнце встает и заходит с его улыбкой, он не может позволить себе неподвижно лежать в гробу.― Ты должен благодарить бога за то, что тебя там не было.― Твой дядя…― Знал, что делал.― Он правда пытался убить Джулиано?Франческо не знает, что ответить. Должен ли он сказать ?да?? Потому что воспоминание о внезапно поворачивающем и отправляющем их в кювет автомобиле обжигает веки, потому что он раз за разом проживает случившееся снова, стоит ему закрыть глаза. Или ему следует попытаться найти другое объяснение той катастрофе, что сломала ему пару ребер и чуть не убила Джулиано? Но сейчас ему не до этого: он благодарит бога, с которым пока не знаком, за то, что это его дядя, а не Джулиано, отправился на тот свет. Поэтому он просто устало пожимает плечами, сморщившись, но ничего не сказав.Из груди Лоренцо вырывается краткий всхлип, все его тело дрожит, а по щекам бегут слезы. Совершенно разбитый, Лоренцо закрывает глаза: он понимает, что тогда Джулиано мог умереть, что в один момент его брата просто не стало бы.Франческо подходит ближе и осторожно кладет ладонь на плечо плачущего Лоренцо.― Он мой брат, ― говорит Лоренцо, и этого достаточно, чтобы оправдать его слезы, но Лоренцо не пытается спрятаться за любовью и привязанностью. Он притягивает Франческо к себе, обняв за шею и положив руку на затылок ― так, будто боится, что Франческо может попытаться вырваться из объятий. ― Мне жаль. Прости, я думал, что… я не знаю. Я не знаю, я видел, как его положили на носилки, и я не…Франческо кивает, хотя Лоренцо этого и не видит, а затем ― медленно, осторожно, потому что прикосновения Лоренцо для него подобны яду, они пугают Франческо, одурманивают его, а грудную клетку крепко сковывает цепь, причиняющая боль ― обнимает его в ответ. Его руки крепко смыкаются на спине Лоренцо, он опускает голову, чуть коснувшись щеки Лоренцо своей щекой, и чувствует, как тот дрожит от холода и как морозный зимний воздух оседает на его теле ― на нём только расстегнутая рубашка.Лоренцо пахнет мылом и дорогим парфюмом, а его кожа бледная и гладкая ― кожа, в которую Франческо когда-то впивался зубами, оставляя следы там, где их труднее всего скрыть. Лоренцо всегда был осторожен, он брал его неистово, оставлял бездыханным, не оставляя никаких следов. Стоило ему встать и поправить одежду, казалось, будто ничего не произошло.― Все в порядке. Я знаю, я понимаю, ― успокаивает его Франческо. Он повторяет это, пока рыдания Лоренцо не становятся тише, и кто знает, как долго он нуждался в этом?— прореветься в чьих-то объятиях, почувствовать себя в безопасности ― для этого Франческо и здесь, не так ли? Рядом с ним Лоренцо и Джулиано и правда могли почувствовать себя в безопасности.Да и все остальные тоже. Он никогда не хотел причинять никому вреда, но это все равно случилось ― теперь нет смысла поддаваться панике и страху. Он готов держаться ради семьи.Лоренцо дышит неровно, его хватка ослабевает и рука соскальзывает на плечо Франческо. Онемевшими подушечками пальцев он проводит по лопатке, осторожно, но ощутимо касаясь того места, где набита татуировка, как будто пытается повторить её очертания поверх одежды. Точно так же, как он делал это, когда они лежали вместе в постели и Лоренцо целовал и поглаживал кусочки паззла**, которые невозможно было собрать.― Что это значит?― То, что в моей жизни есть вещи, с которыми я не могу разобраться.― То есть?― Забудь, Лоренцо.Франческо стискивает зубы и глубоко вдыхает. Воспоминания о тех временах все еще причиняют боль, но, по крайней мере сейчас, когда Лоренцо шепчет ему на ухо извинения, Франческо уже не испытывает той свирепой ярости, которая шипела в горле. Это скорее похоже на удар под дых и горьковатый вкус ностальгии осевший на языке.И сейчас, когда Лоренцо касается своим лбом его лба, вернуться к старым привычкам очень легко. Слишком легко. Франческо даже не задумывается об этом: движимый слепым инстинктом, он накрывает губы Лоренцо своими. Тело Франческо все еще не забыло старых привычек, а вкус губ Лоренцо совсем не изменился, его язык такой же горячий и поцелуй разжигает огонь в паху. Франческо, совсем как раньше, даже не успевает перевести дух, когда Лоренцо цепляется за его куртку и толкает к стене. Но на этот раз он нежен. На этот раз Лоренцо не хочет причинять ему боль, он вспоминает, что Франческо тоже попал в аварию той ночью, он ударился об асфальт точно так же, как Джулиано, и то, что он не переломал себе все кости ― просто чудо.Возможно, в мире и правда существует некая божественная добродетель, может быть, кто-то или что-то спустилось с небес, чтобы схватить Франческо за шкирку в ночь аварии, чтобы позволить ему быть в руках Лоренцо прямо сейчас. В конце концов, теперь Лоренцо знает правду, а в груди у Франческо болит не так сильно.*Два дня спустя Лоренцо и Франческо оба в больничной палате, спорят, стоит ли им ставить ту отвратительную музыку, которую Джулиано всегда слушает, и проверить, будет ли от этого хоть какая-то польза. Франческо предлагает поставить ту инди-попсу, которой Лоренцо был одержим еще в школьные годы: Джулиано очнется, чтобы послать его куда подальше, предлагая послушать это подростковое убожество где-нибудь в другом месте.Губы Лоренцо изгибаются в жесте, очень похожем на улыбку, когда он признает, что это неплохая идея, заглядывая в свой телефон и сообщая Франческо, что Клариче уже прилетела, но рейс Новеллы задерживают из-за непогоды в Альпах.Потому что Франческо все же позвонил Новелле, а она просто сказала ?Я приеду? и села на первый же самолет в Эдинбурге, чтобы вернуться домой, вернуться к нему и Джулиано. Может, ему все же не слишком от нее влетит, когда она увидит его опухшую после удара Лоренцо скулу, или, что более вероятно, она просто пожалеет его и ударит по другой щеке.Они тихо смеются. Странный и неуверенный звук ― будто проверяют лёд на прочность, чтобы понять, насколько это нормально ― смеяться рядом друг с другом. Вдруг раздается звук и частота колебаний на аппарате, контролирующем жизненные показатели Джулиано, изменяется, и они оба резко переводят взгляд на него. Ресницы на веках Джулиано едва ли подрагивают, но Лоренцо уже рядом и, взяв брата за руку, зовет его по имени, а Франческо выбегает из палаты, чтобы найти доктора.Как только с него снимают кислородную маску, Джулиано произносит первые хриплые слова, адресованные Лоренцо, брату, который?— Джулиано знает наверняка, он чувствует это нутром?— был с ним рядом все это время. И все же, как только врачи и медсестры заканчивают записывать, фиксировать и измерять, он поднимает глаза и взглядом встречается с Франческо. Облегчение на лице Джулиано настолько очевидно, что Франческо почти больно не него смотреть.― Привет, ты тоже здесь,?— бормочет он таким слабым и скрипучим голосом, что едва удается разобрать слова.Франческо подходит ближе, сжав кулаки. Ногти впиваются в ладони ― Франческо пытается контролировать свои эмоции, чтобы они не взяли над ним верх.― Да, я тоже здесь.― Этот синяк после аварии?Губы Франческо невольно вздрагивают, получается что-то, почти похожее на улыбку: Джулиано, увидев удар, сразу узнает его, он дрался слишком часто и сам получал слишком много, чтобы притвориться, что не понимает, что на лице Франческо остался не след от аварии, которая чуть не убила его.― Нет, за это стоит поблагодарить твоего брата.― Вот как. А сейчас у вас все в порядке? —?спрашивает Джулиано, и воздух застревает в горле Франческо, вырываясь наружу удушающим звуком. ― Франческо?Он прикрывает глаза руками, и на мгновение вокруг становится темно, а температура поднимается, и он чувствует, будто что-то хочет вырваться наружу из-под век. Франческо смеется, смеется громко, отпуская страх и беспокойство, а слезы текут из его глаз, не останавливаясь ― он так не плакал уже много лет.― Да. Да, Джулиано, теперь все в порядке.Теперь с Франческо все в порядке, и, может быть, сейчас, может быть, теперь он даже перестанет чувствовать внутри тот холод, в котором он так боялся утонуть.Джулиано кашляет и со стоном произносит:― Иди сюда, я не могу сесть.Франческо, подчинившись, подходит ближе, и Джулиано хватает его за запястье с такой силой, которой никак не ожидаешь от того, кто только что вышел из комы. Или, быть может, это Франческо в тот момент не сильнее ребенка, и не может оказать никакого сопротивления.Медичи тянет его себе, и Франческо чувствует, как его лицо утопает в светлых волосах, а Джулиано обнимает его за плечи.― Мы скучали по тебе, мудак. C возвращением.И Франческо не имеет ни малейшего понятия, почему все эти годы осозновал, что объятия Лоренцо и Джулиано ― это единственный дом, куда он должен был вернуться. Но теперь ему это удалось, и, возможно, это единственное, что имеет значение.А холод со временем исчезнет.