И снова о форме Ордена (1/1)

Когда переломный момент проходит, остаётся только гордость.– И ещё, – Руфь хихикает, когда уточняет это, хихикает и обычно вызывающе хлопает себя по бедру. – Моя искренняя любовь к сочетанию чёрного и красного.Это она о форме Ордена Хранителей, конечно.О самом Ордене – тоже.О том, что сначала хотелось забыть и стереть из памяти, а сейчас – самой себе дать затрещину. Не за то, что было так больно – боль не утихла, просто стала гореть внутри ровнее – а за то, что хотелось от этого откреститься.Руфь не говорит всякие вещи типа ?я хотела отречься от своего долга?, потому что кому она должна – она всё прощает. Не говорит ?предназначение?, ?обязанность?, не употребляет слов, синонимичных слову ?нужно?.– Это не предназначение, которое я, кстати, не собираюсь исполнять, даже если оно есть, – жница ведёт плечами, словно скидывает с себя что-то невидимое. – Просто это была вся моя жизнь, и я хотела от этого отказаться. Зачем вообще отказываться от того, что прошло? В этом даже смысла-то нет.Она ведёт переписки с Ро – Ро сейчас, кстати, намного труднее – а форму Хранителей носит с гордостью.И с радостью – потому что та, к её великому удовольствию, действительно ей идёт.***– Если это называется закрытой одеждой, – говорит Лекс, и его взгляд нельзя назвать оценивающим не только потому, что его не видно. Просто Руфь не может представить, чтобы глава кого-то оценивал с такой точки зрения – вообще не может. – То я хожу в плавках.– Нет, ну а что, – жница веселится. – Подумаешь, вырез. – Ноги по бокам голые, – он чуть ли не языком цокает. – И, кстати, возникает вполне логичный вопрос.А вот тут он замолкает. То ли вопрос переваривает, то ли раздумывает, целесообразно будет его задавать, то ли думает, по какой траектории будет лететь что-то тяжёлое, если жнице вопрос не понравится.Руфь подбоченивается и ухмыляется.– Ношу ли я бельё? – спрашивает она почти ласково. – Ну же, глава, признай, это первое, что может прийти в голову! Я угадала?Он, наверное, тоже ухмыляется – Руфь не знает. Руфь может только догадываться, и эта догадка нравится ей не очень сильно.– Возможно, – говорит Лекс, и голос у него странный, непривычно бесцветный, непонятно ничего не выражающий. Жница не напрягается, просто слегка прищуривается.– Или, – говорит она после заминки. – Можно спросить, почему у меня такая одежда, неужели ткани на нормальные штаны не хватило?– Хватило, – гильдмастер почти фыркает. – У тебя плащ сзади, значит, хватило бы.Руфь почему-то становится неловко. Хочется или убежать, или спрятаться, и, самое главное, она вообще не понимает, как они дошли до обсуждения её формы.С технической точки зрения Лекса это не напрягает, поэтому и обсуждать это не было бы смысла, но.Но.Руфь чувствует на себе его взгляд.И он, повторяет она себе нервно, всё ещё не оценивающий.***У неё по ногам чешуйками змеятся посеревшие от времени татуировки.Ноирин раньше никогда не замечала – или, возможно, просто не обращала внимания – но теперь вырезы на штанах притягивают взгляд против воли, и – к своему собственному стыду – ей хочется их потрогать.Обвести пальцем, пересчитать каждую чешуйку, посмотреть, чем и где заканчивается татуировка – не потому, что она никогда таких раньше не видела,а просто потому, что это новая грань Руфь.Ей интересно, интересно, интересно, но жница щурится и не переодевается при ней,и, кстати говоря, вот это вот бывшая компаньонка находит просто чертовски нечестным.***Руфь любит свою форму.Наконец-то она её действительно любит.