Хрупкость (Resident Evil. CODE: Veronica). (1/1)

Хрупкость: человеческое тело разбивается на тысячи осколков, но внешне – никаких призраков. Видеть умирающего – невыносимо, но и закончить его муки не может; она не палач, не сама смерть – вершить чужой судьбой не в силах. И просто сидит на ступеньках лестницы, когда другой – враг, убийца, безумец; тысячи имён, а суть одна – несчастен, - ползёт к ней, а за ним расплывается кровью дорожка, капает алыми лепестками, рисуется кляксами по стерильно-белому. Боль скрывает ткань, прячущая рану, как нечто личное; впитывает, растекается в бутоны роз, но смешивается с основным цветом; а вот глаза страшного не скрывают. Он тянется к ней, как к последнему оплоту, из последних сил добирается до столь значимого, желанного, осыпаясь хрустальными камешками; стеклянный человек, изначально рождённый с трещинами. Она не может его никак спасти, но ей хочется: смерть – слишком быстрый способ сбежать из королевства зеркального безумства, но, быть может, находиться в мании сумасшествия – лучшее, что уготовано ему судьбой. Человек уверен в единственной истине: сестра ожидает пятнадцать лет, криокапсула-куколка раскроется, выпустив на волю красивую из бабочек. Или стрекозу… Или королеву муравьёв… Образы в голове путаются, а улыбка не сходит с лица.Недосягаемая мечта – близко.Он доползает до ступеней, смотрит так, будто в ней сосредоточена вся его грёбанная жизнь. И она сама заглядывает в глаза, в его холодные, голубые, как океанский бриз, как колотый антарктический лёд, в которых плещет исступление. И позволяет ему положить голову ей на колени; он мирится со своей участью, но перед смертью желает видеть только единственное, что воспроизводит мозг в настоящем, и называет её чужим именем, прося единственное, самое нужное ему в этот момент:- Спой мне, - и плачет. – Ту самую колыбельную, которую пела в детстве.Она не знает её, не знает слов, но коротко кивает, не в силах противостоять злым чарам человеческой жертвы.- Спасибо, Алексия.Она – не Алексия. И никогда ею не будет. Но раскрывать себя не собирается.Она – его убийца. Она – его жертва. И зовут её Клэр.Она шепчет песню, которую ей когда-то пели родители, не замечая, как перебирает его светлые волосы, но видит его улыбку, будто в чужой-родной лирике сосредоточены все силы для его восстановления. Ему нравится, исполняется его последняя воля, и девушка не знает, правильно ли поступает, однако будто с стихотворными словами вылетает призрачными мотыльками усталость и становится легче переживать другую судьбу.Из носа на губы течёт красное, и он собирает кровь подушечками пальцев, смазывает щеку Клэр, продолжавшей держать его голову на коленях, продолжавшей петь для него детскую песню, которую сама никогда от родных не услышит. И когда последние слова свистят тишиной, он вздрагивает всем телом, приподнимается, впечатывается в её губы поцелуем: так мимолётно, так искренне, что девушка пугается, разрывая их связь, а во рту горчит медным привкусом.Его любовь к сестре сильна, граничит с фатальностью; он потерялся – везде, где только можно, и Клэр хочет оттолкнуть, умыться, разорвать себя на лоскуты, но сказанное напоследок сотрясают больше:- Спасибо.И называет имя:- Клэр.Он знает обо всём.Сердце больше не стучит. Клэр продолжает держать его у себя, оборачиваясь в сторону криокапсулы.Там пусто, никого нет. И никогда не было.Ей жаль, что так всё сложилось. И не сдерживается; слеза хрупким кристалликом расчерчивает щеку. Несправедливость. Но так каждому легче.