1 часть (1/1)

Полночь. Мир, где нет места любви. И свету. Каждый, кто рождается в ней, лишён той искры, что имеют выходцы по ту сторону двери. Лишь снег. Скрипучий снег. Восполнял недостающую яркость ночи. За то Каликс и восхищался белёсыми снежинками, что кружили в пурге, стоило лишь пролететь мимо. Вдалеке от буйных нравов брата, вдалеке от огня, что Эмпирей учинял, ярости, он чувствовал спокойствие. Ледяное. Сковывающее все чувства насквозь, не позволяя растопиться и услужливо стечь лужей кому-нибудь под ноги. — Я не прощаю эгоистов, — как-то раз сказал Северный ветер, сердито глядя на бесстыдного Эмпирея, что, пожав плечами, лишь заметил:— Ты сам эгоист, братец. — Потому и не прощаю. — Твёрдо стоял на своём Каликс, не сдаваясь под пристальным взглядом брата, которого он, может, и любил, не будь тот этаким бедокуром. — Глупо, Ка-а-аликс. — Растягивая слова, усмехнулся Южный ветер. — Глу-по. Брось свою гордыню, она не доведёт до хорошего. И он был прав. Но признавать тогда Каликс не желал. Нет. А сейчас, спустя столько веков, жалел об упущенном. Хотя, ввяжись он снова в подобный диалог, то поступил бы, как и ранее. — Нет, Эмпирей, хватит. Ты прекрасно знаешь, что нам не ужиться. Я буквально вижу насквозь все поступки наперёд. Мы настолько схожи… — покачал головой тот, нервно теребя бубенцы в бороде. — Настолько и разны! Не упускай!— Вскипел тот. — И потому, тебе не знать, как и что я буду делать после! — И нам никогда не ужиться вместе, Эмпирей. Пойми же, наконец. — Воздел руки Каликс к грозным тучам, что закрыли единственную луну, освещающую Полуночь денно и нощно. Тогда Северный ветер улетел далеко в снега. Лишь они спасали от неминуемой ярости, которой, казалось, он заразился от брата. Мороз сковывал чувства. Именно этого и желал Каликс. В сердцах сказать то, что навсегда расторгнет их кратковременный союз с Южным ветром,совершенно он мог. Но стоит ли? Всё же, братья. Как бы ни было, он любил младшего. Жестокого. Отвратительного. Любителя разрушить всё без толку. С того момента минуло немного времени, но и его достаточно, чтобы породить страшные обиды двух ветров Полуночи. Казалось, встреться они сейчас на уступе самой крепкой скалы, то гнев раскрошил бы её до основания, после растопились бы многолетние снега, да вскипели бы все моря да океаны, иссохли, а после обрушились проливным дождём на сухую землю. И даже ливень не погасил бы их ярость. Пусть Каликс и не жаловал излишние эмоции, но тут он готов был вскрыться подчистую. Выплеснуть всё, что накопилось за прожитые столетия. А после предаться спокойствию, подобному льду. Пусть пламя бушует. Пусть Эмпирей гневается. Ему не важно. Снег. Медленно парит. А Каликс созерцает. Он оторвался от важного занятия: подсчёта снежинок со схожим рисунком. В спину отчётливо что-то прилетело. Вздрогнув, Каликс отряхнул шерсть, нехотя обернувшись, и чуть было не упал с пня. В тени разлапистых елей горел Эмпирей. Среди хладного леса он, пожалуй, был, словно луч луны в самой тёмной пещере из лабиринтов под замком отца. Яростно воззрившись на брата, Северный ветер нахмурился. Тот поспешил, криво усмехнувшись, пояснить, зачем пришёл:— О, бедный Каликс, надеюсь, нисколько не оторвал тебя от безделья! Пришёл, на удивленье с миром, — шагнул навстречу Южный ветер. Снег под ним тут же стаивал, открывая взору жухлую мокрую траву и коричневую землю, — отец зовёт в замок златой. Нам надо непременно явиться. — Зачем? — Преодолевая оцепенение, спросил он, разглядывая серебристый снег. — Разве есть дела, что не терпят отлагательств?— А с каких пор ты стал таким замороженным? — Насмешливо вскинул брови Эмпирей. — Если он зовёт, то надо спешить. Негласное правило его величества, что правит здешним миром. — Я не полечу с тобой. — Отрешённо покачал головой Каликс. — Коль зовёт, то я сам приду. Но позже. После того, как ты покинешь мои земли. Будешь впереди, чтобы не смог вонзить в спину нож. — Ты обо мне такого мнения? — Сразу вскипел тот. — Да когда я поступал не по чести?! Да разве… Разве, приходя сообщить весть, у меня будут умыслы убить тебя?— Эмпирей, мы знакомы с самого рождения… — медленно проговорил Северный ветер, — я не хочу предполагать. Уверен, лишь, что полностью довериться тебе уж не смогу. — Да-к, а ты не вонзишь мне свою сосульку меж лопаток?! — Топнул со злости Южный ветер, стряхивая с себя пару сороконожек, что тут же скрылись в тёмной земле. — У меня не больше оснований доверять тебе. Рассудительно кивнув, Каликс задумался. Между братьями никогда не будет мира. Северный ветер шумно вздохнул. Нет, сожалеть об утерянном спокойствии не стоит. Успеется ещё. Луна осторожно блеснула пару раз в прорехах туч, будто предупреждая о чём-то, но монстры Полуночи не могли отвести глаз друг от друга, каждый, обдумывая отношения с братом. Казалось, в те минуты, они потеряли счёт времени, забылись и застыли двумя непоколебимыми статуями. Меж тем, деревья стали гнуться к земле, а снег, вздымаясь непослушными волнами, разлетался с пути прыткого вихря. Вздохнув последний раз, ураган рассеялся, будто и не буйствовал пару мгновений назад. На поляну ступил Кобзарь. Его взгляд озабоченно метался с лиц Каликса и Эмпирея. Он прекрасно понимал, почему сыновья не явились к нему, сколько не ждал: занятые думами о раздорах, они готовы были наброситься тут же друг на друга, но всё ещё стояли, изучая. Взяв поводья в свои руки, Властитель Полуночи звонко спросил, а эхо, отражаясь в сосульках, вторило следом: — Дети мои, почему же не явились вы в нужный срок? Заставили ждать? Ветра дрогнули. Пристыженно опустив глаза в землю, Каликс вздохнул. Он так и не двинулся с места, узнав о просьбе отца, а Эмпирей летел к нему чрез снега. Южный осклабился, расправляя плечи шире. Но ни один не ответил. — Но, раз вы оказались заняты, то, оседлав вихрь, я сам долетел до вас. — Беззаботно тренькнув пуговицами, продолжил Кобзарь. — Мне хотелось бы обговорить с вами все ссоры и склоки. — Отец, — негромко хмыкнул Эмпирей, — а зачем же предаваться пустым разговорам? — Потому что, Южный ветер, коль не будет согласия средь братьев, вскоре от Полуночи останется лишь пара моих замков да выжженные степи, что иногда покроются тонким настом. — Ответил тот, неодобрительно покачав головой. — Покуда вы не помиритесь, не будет и мне житья! Лишь из отцовских чувств. Душа не на месте, зная, сколь вы друг друга ненавидите! Каликс вглядывался в снежинки, внимая Кобзарю. Слова отца заставили что-то внутри груди его, скрытое мощными мускулами и густой шерстью, трепыхнуться. Монстр хрипло зашептал, с чувством выговаривая каждое слово:— Моё сердце холодно, как ледышка, а его пылает огнём. Мы не сможем ужиться. Сколько и похожи, столько и разны. Не будет мира меж нами вовек. — Но вы поглядите хоть на тех же братьев Фармер! — Горячо возразил он Северному ветру. — Разве вы не видите, как можно любить своего брата. Как дорожить близкими… — Отец, не надо! — Взревел Эмпирей, ударив кулаком по воздуху. Весь разговор ему не нравился. С чего мириться с Каликсом, коль тот столь противен ему?— Вы приносите боль самому бессердечному своими раздорами! — Всплеснул Кобзарь руками, хватаясь после за пуговку-сердце. — Разве должно детям так относиться к родителям?Огонь клокотал в жилах. Ещё немного, и он, воззвав к молниям, учинит новые беспорядки. А ведь пришёл с миром, что несвойственно! Южный ветер едва сдерживал себя, но сейчас не ответить, ощетинившись острыми словами, не мог:— Мы появились из камня, Кобзарь! Сколько бы вы не корчили из себя отца, вы им никогда не были! — Что я и говорил! — Смахнул слезинку Кобзарь. В его глазах отражались оба брата: в зелёном Эмпирей, а в голубом — Каликс. Как Юг и Север, как лето и зима, как чёрный и белый, как оба его глаза, они были разны. И никогда более он не встречал более разрозненных, но и любящих втайне, братьев. Такова его семья. И он привязан к ним всей своею кобзою.