1 часть (1/1)

Song: Mark Mancina - August's RhapsodyВ какой-то момент становится ясно – нужно бежать из Европы, причем бежать срочно. Путей отступления было совсем не много. Если по-честному, он был только один – паром в Америку. Именно поэтому двадцатилетний Эммет (теперь уже - Эдвард) лежал плашмя на холодной земле близ португальской границы, скрытый высокой травой от возможным патрулей.Нацисты с 1939 года постепенно завладевали Европой, начиная с флангов – сначала Германия и Австрия, потом Польша и Чехия. Бельгия, Голландия и Париж, Дания и Норвегия, Италия… Страны, заражённые нацистскими лозунгами, в которых полыхали костры из неугодных книг и проводилась чистка от неудобных людей, сжимались кольцом. Необожжённым пятном земли в этом огненном кольце, белой страницей в черной книге нацизма оставались лишь Испания и Португалия, упорно сохраняющие нейтралитет.И поэтому скоро сюда устремятся потоки отчаявшихся. Тех, кому, как и Эдварду удалось сбежать. Только Эдвард сообразил немножечко быстрее. А ещё – он был совсем один. Одному легче спастись.Он вздрагивает.?Одному легче спастись?, - сказала ему мать в тот вечер. В сумке, что она собрала ему, были его ноты, семейная фотография, ?Майн кампф? с некоторой суммой денег, вложенной между страниц, и поддельный паспорт.Ночью к ним в дом ворвались нацисты.Двое патрульных проходят по протоптанной в траве тропинке в паре метров от него, светя фонариками себе под ноги. Через десять минут они идут в обратную сторону. У него есть около пятнадцати минут, чтобы добежать до реки. Когда он пересечёт реку, никакие патрульные до него не доберутся. Он очень надеется на то, что с приближением зимы река обмелела и плыть не придётся.Ему везёт – он заходит в обжигающе-холодную воду по пояс, и на этом глубина перестаёт увеличиваться. Это хорошо, хоть его и чуть ли не сносит довольно сильным течением. Потому что его трясёт от холода уже сейчас. Страшно подумать, как бы он себя чувствовал, если бы пришлось нырять.На другом берегу от тут же сворачивает в лес, идёт вдоль реки какое-то время, а потом начинает удаляться вглубь лесополосы. Переодевается в сухое и продолжает свой путь в темноте. Главное – до утра выйти к какому-нибудь населённому пункту. Там ему скажут, где ближайшая железнодорожная станция. А на поездах он доберётся до Лиссабона.Он не покупает билетов. Обычно – запрыгивает в открытые вагоны в товарных поездах. Если таких нет по маршруту – просто едет зайцем – если поезд достаточно длинный, что увеличивает шанс скрыться от контролёров, пока поезд следует от одной станции до другой. Если в поезде мало вагонов и риск слишком велик – идёт пешком или едет на попутках. Его паспорт сделан хорошо, но есть проблема. В нём нет визы, которая делает его пребывание на территории страны законным. Но ему почти не страшно. С самой Польши он попался всего раз. Чтобы его отпустили, пришлось сделать одну не очень приятную вещь, но зато – он не оказался в Гестапо.У него почти кончились деньги на еду (на билет на паром у него отложена отдельная сумма) и уже на подъезде к Лиссабону он думает о том, что нужно будет найти подработку. Он не слишком хорошо себя чувствует после ночных водных процедур три дня назад, но это должно пройти. Всегда проходит.Всегда – но не в этот раз. К вечеру сильно поднимается температура – щёки горят, а руки ледяные, кружится голова и мутит. Эдвард думает, что так плохо ему последний раз было лет в десять, когда он подхватил какой-то вирус и две недели валялся в горячке. Он думает, что тогда было лучше – потому что рядом была мама, которая меняла холодные компрессы на горячем лбу, а ещё сестра, которая читала ему корявые, но милые стишки собственного сочинения… и папа, который приходил с работы и…Кажется, он оседает на землю по стене какого-то дома, или, может, садится на лавку на набережной – он не знает, потому что окружающая реальность полностью замещается счастливыми картинками из детства. Из того времени, которое расположилось аккурат посередине двух самых кровавых войн в истории.***Он приходит в себя постепенно. Голова тяжёлая и раскалывается от боли, зато температура, кажется, понизилась. Ноги двигаются и руки тоже. Он в каком-то месте… тут мягко, тепло и пахнет розмарином. Стоп. Мягко и тепло? Разве он не потерял сознание на улице? Он подскакивает на кровати, резко садится и, переждав головокружение, открывает глаза, озираясь по сторонам. Это не тюремная камера. Стоило бы догадаться – в камерах не бывает тепло и уютно. Но то, что это не камера, может оказаться как хорошей, так и плохой новостью и лучше бы выяснить всё прямо сейчас.Попытка встать оборачивается полным крахом – потому что стоит подняться на ноги - и его тут же ведёт в сторону. Пытаясь остаться в вертикальном положении, он хватается за спинку стула, стоящего рядом, но в итоге вместе с этим стулом и падает. Кроме всего прочего, на стуле стояла жестянка с водой, которая своим бряцаньем об пол придала звонкости к мелодии его падения.-Господи, да зачем же вам понадобилось вставать! Удрученно качает головой мужчина, появившийся в дверном проёме, и проходит в комнату. Эдвард успевает принять сидячее положение и теперь на заднице отползает подальше от надвигающегося на него типа. Выглядит он сейчас, наверное, чрезвычайно мужественно. Да уж.Мужчина только хмыкает. Поднимает стул, ставит кастрюльку обратно на него и смотрит на парнишку – спокойно и чуть насмешливо. ?Наверное, он не хочет сделать ничего плохого. Он не выглядит как злодей?, - про себя рассуждает мальчишка. Когда мужчина протягивает руку – он берётся за неё и поднимается с пола, - ?англичанин, кажется?.-Ложитесь обратно в постель. Не волнуйтесь, я не причиню вам вреда.Парень лишь опасливо кивает, юркает обратно под одеяло, но остаётся сидеть. Мужчина возвращается через несколько минут и протягивает Эдварду чашку, от которой поднимается пар. Жидкость в чашке почти прозрачная, пахнет мёдом, лимоном и мятой.-Пейте. Вы здорово простудились, - с мягкой улыбкой говорит мужчина, присаживаясь на край стула. Напиток оказывается вкусным, но очень горячим, поэтому Эдвард пьёт маленькими глотками, в перерывах посматривая на мужчину, а потом начиная задавать вопросы. На английском. Как хорошо, что родители заставляли его учить языки.-Кто вы? – глоток, - где я? Зачем вы… меня подобрали?-Меня зовут Джордж. Вы у меня в квартире. А подобрал я вас потому, что не мог пройти мимо лежащего на улице без сознания мальчишки. Вы не слишком похожи на преступника или бездомного, зато успели порядком замёрзнуть, лёжа на набережной. К тому же, у вас был жар.-Спасибо, - благодарит парень, прежде чем сделать ещё один глоток, - я уйду сегодня же.-Думаю, разумнее было бы остаться здесь до полного выздоровления.-Не нужно. У вас могут быть неприятности. -Я видел ваш паспорт и понимаю, что вы нелегальный эмигрант. Также понимаю, что, учитывая общее положение в Европе, ваш паспорт может быть подделкой, хоть и весьма хорошей, - мужчина пожимает плечами, - как видите, я осознаю степень риска. И он не такой высокий, как вам кажется. -Я еврей.Это должен быть очень весомый аргумент. Мужчина лишь пожимает плечами, забирает у него пустую чашку и поднимается со стула.-У вас хороший английский, и довольно интересный акцент. Откуда вы?-Польша, - отвечает Эдвард, сбитый с толку тем, что его самый главный довод только что был абсолютно проигнорирован.-Вот как. Выходит, ваш путь был долгим. Останьтесь хотя бы ещё на день, Эдвард. За день точно не случится ничего страшного, а вы хотя бы немного отдохнёте. Хорошо?Парень сводит брови к переносице, хмурится, но кивает.-Значит, договорились. Мне нужно идти на работу. Если проголодаетесь – кухня, холодильник и его содержимое в вашем распоряжении. Не стесняйтесь. Я вернусь около шести-семи вечера.-Вы просто оставите меня в своей квартире? – недоверчиво уточняет парень. -Да. Я же сказал – вы не похожи на преступника, - с лёгкой улыбкой отвечает мужчина и выходит из комнаты, оставляя Эдварда наедине со смятением.Через десять минут хлопает входная дверь и в замке дважды проворачивается ключ.?Ну вот. А что если вечером он вернётся в компании полицейских? Или ещё кого похуже? Может, он какой-нибудь сутенёр?? - в голове строятся предположения одно хуже другого. И все они отметаются по одной единственной причине.Он точно знает, что этот человек не причинит ему вреда. Уверенность эта не базируется на каких-либо разумных доводах, но она – абсолютна.Есть не хочется. Вставать с кровати тоже. Почти весь день он спит, зато проснувшись чувствует себя гораздо лучше. Осторожно встаёт, находит ванную и умывается. Только сейчас замечает, что он переодет в чужую одежду – и штаны, и майка висят на нём как на садовом пугале – за последние пару месяцев он очень похудел, да и к тому же мужчина… то есть Джордж, выше него. Из окон квартиры видно оранжевые крыши домов и раскинувшееся вдалеке море. Кухня совмещена с гостиной, есть ещё одна комната помимо той, в которой спал Эдвард. Он заглядывает в холодильник, потом смотрит на часы и почему-то решает дождаться мужчину. Он очень, очень давно не ужинал вместе с кем-то. И не говорил просто так… И поэтому, на самом-то деле, он даже рад, что оказался здесь. Но меньше он всего хочет навлекать беду на человека, который помог ему в трудную минуту, поэтому завтра же нужно уходить. К приходу Джорджа он успевает переодеться в свою одежду и разогреть еду.-Добрый вечер. Вижу, вам уже лучше, - замечает Джордж. Снимает плащ, убирает его в шкаф и проходит в комнату, - вы что, ждали меня? – спрашивает мужчина, заметив, что стол накрыт на двоих.-Да, я поспал и стало куда легче. И подумал, что поужинать в компании – не такая уж плохая идея, - улыбается Эдвард.-Очень хорошая идея. Вам помочь?-Нет-нет, вы садитесь за стол. Вы тащили меня на себе до своего дома, уж с тем, чтобы накрыть на стол, я справлюсь.-Могу сказать, что мне было не тяжело. Вы тощий.-Что поделать. Слишком активный образ жизни, - лучезарно улыбается парень, ставя на стол тарелки с едой и усаживаясь напротив мужчины.Мягкая постель в тёплой квартире, горячая вкусная еда и даже собеседник. Определённо, примерно так выглядит рай эмигранта. Когда Эдвард делится этой своей мыслью с Джорджем, тот смеётся и замечает, как порой мало нужно для счастья.-Я принёс вам кое-какие лекарства, - уже после ужина, но перед чаем, говорит мужчина и тянется за своим портфелем, - витамины и противовирусное.-Я не понимаю, - качает головой Эдвард, - я же совершенно чужой вам человек… почему вы такой… добрый?Джордж лишь пожимает плечами.-Я поступаю так, потому что могу сделать это для вас. Могу помочь. В моей жизни было достаточно людей, которым я помочь не смог. Так что это, наверное, можно назвать искуплением.Парень выключает огонь под кипящим чайником, долго смотрит на мужчину, а потом кивает. Довольно неплохое объяснение совершенно нерационального поступка. Чай разлит по кружкам, на середине стола лежит пакет с печеньем, вынутый из портфеля Джорджа вслед за таблетками. Печенье очень шустро поглощается Эдвардом, в то время как Джордж мешает ложкой чай, в который даже не положил сахара.-У вас там нет сахара, - решает сообщить мальчишка.-Да, я знаю. Совершенно нелепая привычка. Не пью чай с сахаром уже лет двадцать, а всё равно мешаю. -Вы врач?-Как вы догадались?-Таблетки сейчас непросто достать. Ну и вы похожи на врача. И называйте меня на ?ты?, пожалуйста. А то я странно себя чувствую.-Ну, тогда и ты называй меня на ?ты?. И да, я врач, - улыбается Джордж, наконец переставая размешивать несуществующий сахар.-Ясно… Откуда вы? Англия?-Верно, - снова соглашается мужчина.-А как вы… ты оказался в Лиссабоне? Разве в Англии сейчас плохо?-Я переехал сюда ещё перед войной. Другой климат.-Вы чем-то больны? Простите, если я слишком любопытен. Давно не разговаривал с людьми и могу вести себя совсем не воспитанно. И у меня совсем не получается вам ?тыкать?.-Ничего страшного, Эдвард. Нет, я не болен. Когда я переезжал, я был не один.Картинка в голове Эдварда складывается очень быстро. Ну конечно. У Джорджа взгляд человека, который не так давно пережил потерю. Добрый, но грустный.-Ох… простите.-Ничего страшного, Эдвард. Всё хорошо, - тепло улыбается Джордж.Ближе к ночи снова поднимается температура и начинает знобить. Джордж даёт ему несколько таблеток, велит выпить, переодеваться и ложиться в постель. Эдвард слушается, несмотря на то, что его внутренний параноик строит предположения о том, что маленькие цветные таблетки могут оказаться наркотиками, например. Когда ты – еврей в Европе, заполоняемой нацистами – паранойя может спасти тебе жизнь. И хотя сейчас он уверен в своей безопасности – в мыслях по привычке продолжает перечислять самые худшие варианты развития событий.Заснуть никак не получается. Он ворочается, то вылезает из-под одеяла, когда вдруг становится жарко, то кутается в него по самую макушку, когда снова начинает знобить, перекатывается с боку на бок, пытается найти удобное положение, чтобы хоть чуть-чуть ослабить дикую ломоту во всём теле. После второго часа становится понятно, что продолжать попытки бесполезно. Жутко хочется пить. Эдвард выходит из комнаты, обхватив себя руками и зябко ёжась, и останавливается в дверном проёме. Не спится не только ему. Джордж сидит на диване, вытянув скрещенные ноги под журнальный столик, и читает книгу в свете настольной лампы. Какое-то время парень так и стоит молча и пользуясь тем, что его, вроде бы, не заметили, получше рассматривает мужчину. Тёмные, лишь чуть-чуть тронутые сединой волнистые волосы, прямой нос, жесткая линия подбородка. Джордж красив, причем красив академически – с него бы мужскую натуру рисовать…-Не спится? Видимо, Эдвард слишком уж засмотрелся – потому что Джордж своим вопросом застаёт его врасплох. -Не спится, - соглашается парень, - вам тоже? Вы даже не ложились, да?Мужчина кивает. Эдвард проходит на кухню, наливает себе воды и выпивает чуть ли не залпом.-Как ты себя чувствуешь?-Ужасно, если честно, - хмыкает мальчишка, - можно посидеть с вами?-Конечно, Эдвард. И мы же договорились обращаться друг к другу на ?ты?.-Я правда стараюсь, - улыбается парень.Он забирается на диван с ногами, садится боком, так, чтобы быть лицом к Джорджу, притягивает колени к груди, обхватывает их руками, и приваливается плечом к диванной спинке. Удобно устраивается, в общем. Джордж продолжает чтение, Эдвард разглядывает комнату, смотрит в окно, пытаясь разглядеть море вдалеке, чуть склонив голову набок, читает имя автора на корешке книги. Артур Конан Дойл. Эдвард читал почти все его книги. Украдкой снова разглядывает мужчину – морщинки в уголках глаз и на лбу, еле заметный тонкий шрам на виске, серебряные змейки седины, подсвеченные светом лампы. Эдвард любил рассматривать людей и долгое время был лишен и этого – потому что теперь, когда ты подолгу смотришь на кого-то, тебя могут начать подозревать в чем угодно. Теперь опасно смотреть на людей дольше пяти секунд. Но сейчас – можно.-Расскажешь мне о своих дальнейших планах? – не отрываясь от чтения, интересуется мужчина.-Но вы же читаете.-Я читал эту книгу столько раз, что наверняка смогу пересказать её очень близко к тексту, - поднимая глаза от книги, говорит Джордж, - мне просто нравится слог сэра Конан Дойла.-Я тоже люблю его книги, - улыбается Эдвард, - особенно ?Этюд в багровых тонах?.-Хороший выбор. Но лично мне больше по душе ?Собака Баскервилей?. И всё же, Эдвард. Не уходи от темы.-А что мои планы? Всё же и так понятно. Мне нужно как можно быстрее сесть на паром и уплыть в Америку. Испания и Португалия – единственные страны, до которых не добрались нацисты и Гестапо. Но скоро они будут и здесь. И всем неугодным, кто не успеет сбежать – конец. Мои родители, скорее всего, погибли. Перед этим обеспечив меня всем, чтобы я мог сбежать. Я должен бороться хотя бы поэтому.Джордж задумчиво кивает, постукивая пальцами по твёрдому книжному переплёту.-Но тебе нужна американская виза. И подтверждение того, что ты законно находишься на территории Португалии. Разрешение на въезд или вид на жительство.Эдвард кивает. Всё верно. И со вторым пунктом может быть связано гораздо больше проблем, чем с первым. Но заниматься получением разрешительных документов в каждой стране было бы слишком долго, да и достаточно рискованно. Поэтому всё получилось, как получилось. Он что-нибудь придумает.-Я могу тебе с этим помочь, - спокойно сообщает Джордж. Эдвард смотрит на него удивлённо, а потом отрицательно качает головой.-Нет. Нет, это… слишком. У вас могут быть проблемы. И… это очень большая услуга. Мне нечего дать взамен.-Эдвард. У меня не будет проблем. И мне уж точно не нужно ничего взамен. Разве что – чтобы ты перестал упрямиться и принял помощь, которая значительно облегчит тебе жизнь. ?Всё не может быть так просто?, - думает Эдвард. Ведь таких историй не случается в реальной жизни - только в фильмах и в книжках. Может, он просто всё ещё лежит в бреду на набережной? Он несильно щипает себя за руку, а потом дотрагивается до плеча мужчины. Нет. Всё кажется вполне настоящим…-Проверил, настоящий ли вы, - поясняет Эдвард на вопросительный взгляд Джорджа. -И как? – улыбнувшись, интересуется он.-Вполне себе. Почему вы так уверены, что у вас не будет проблем?-Я врач, Эдвард. Хороший врач. А на данный момент ситуация в городе такова, что людей моей профессии не хватает – кто-то, несмотря на нейтральную позицию Португалии, ушел на войну – по своим личным соображениям, кто-то предпочел покинуть страну до того, как до них доберётся война. Я живу здесь почти пять лет, со многими знаком и многим помогал, когда им была необходима помощь. А люди здесь такие, что не забывают добра. Поэтому я так уверен. Я тебя убедил?-Да, пожалуй.-Ты позволишь мне помочь тебе?Мальчишка опускает глаза и кивает. -Вот и хорошо, - улыбается Джордж и коротко треплет его по волосам, - пойдём попытаемся поспать?-Пойдём… Спасибо.-Не за что, Эдвард. Спокойной ночи. -Спокойной ночи, Джордж.***Следующим утром он заходит к своему другу (единственному, кого он может назвать так в этом городе) и бывшему пациенту по совместительству – пару лет назад он вытащил его с того света, согласившись провести операцию, которую остальные хирурги делать отказывались, называя не иначе как ?форменным безумием?. Форменное безумие в итоге дало исключительно положительный результат. Он обрисовывает ситуацию в общих чертах, и получает довольно ожидаемый ответ.-Ты всё такой же псих. Да, конечно, я могу сделать это для тебя. Позвоню, как только будет готов вид на жительство – мальчишке надо будет самому прийти и подать прошение на визу. Никто ничего не узнает, естественно. Но зачем ты это делаешь?-Если бы я знал, Марко. Если бы я знал.На самом деле – он знает.Он делает это не столько для мальчишки, сколько для самого себя – чтобы хоть немного усмирить в себе чувство беспомощности, которое преследует его с тех самых пор, как на его руках умер человек, которого он любил. Человек, с которым они прожили вместе двадцать лет. Умер, до этого около трёх лет медленно угасающий, снедаемый недугом, от которого ещё не придумали лекарства. Умер, потому что Джордж был совершенно бессилен. Он мог только облегчить боль – но не спасти. Ужасное чувство полной потери контроля над происходящим.Но он может спасти мальчишку. Да, это не поможет полностью избавиться от тоски и иррационально злобы на самого себя, и уж тем более – не вернёт никого с того света, но… Эдвард, вроде бы, неплохой малый. Он определённо не должен умирать из-за новаторских воззрений диктаторов. И это уже – достаточная причина для того, чтобы помочь.Этим вечером он возвращается гораздо позже, чем вчера – было много работы в течение дня и пара пациентов, к которым нужно было зайти по пути домой. Мальчишка дремлет, растянувшись на диване. На груди у него страницами вниз лежат ?Заветы юности? Веры Бриттен. Мужчина хмыкает, мысленно одобряя набег на его книжный шкаф и выбор литературы.Он переодевается, заглядывает в холодильник, чтобы убедиться в очевидном – мальчишка не ужинал – снова ждал его. Эдвард просыпается от звяканья тарелок, и резко садится, едва не сваливаясь с дивана.-Настолько скучная книга? – иронично интересуется мужчина, расставляя тарелки на столе.-Слишком удобный диван, скорее. Прости, я даже не услышал, как ты пришел. -Ничего страшного. Садись за стол. Ни к чему было ждать меня, чтобы поужинать. Иногда я возвращаюсь и за полночь.-Много работы? – он поднимается с дивана, оставляет книгу на подлокотнике, и садится за стол.-Да, бывает. Могу я спросить, почему ты выбрал именно эту книгу? Читать про войну, когда вокруг и так война – довольно необычно.-Ну, это ведь книга не только про войну. Она ещё и про любовь, про дружбу и про смелость, - даже чуть наставительно говорит мальчишка, ловит на зубчики вилки ломтик картошки и отправляет его в рот.-Сколько ты успел прочитать?-Чуть больше половины. Ну а что? Я весь день только спал и читал, - улыбается Эдвард на удивлённый взгляд мужчины, - я вообще давно хотел прочитать её. Я и автор вроде как… родственники.-Родственники? – не стараясь скрыть ни удивление, ни здравую долю скепсиса, переспрашивает мужчина.-Ну да. Это несколько удивительно, конечно. Даже для меня. Мой отец – сын старшего брата отца Веры и Эдварда. -Его племянник и двоюродный брат его детей, проще говоря? -Ну да, - кивает парень, - его отец не слишком общался с братом, поэтому со своими двоюродными братом и сестрой папа виделся в глубоком детстве раза три от силы… И рассказал мне всю эту историю только пару лет назад, а до этого его семья для меня была прямо-таки тайной, покрытой мраком. -Выходит, ты тоже Бриттен?-Это моя настоящая фамилия, - кивает Эдвард.-И выходит, что твой отец – британец. Как ваша семья оказалась в Польше?Мужчина вовсе не ставит под сомнение правдивость слов Эдварда – в первую очередь потому, что он способен понять, когда ему лгут, а когда – говорят правду. Мальчишка постепенно открывает ему историю, и словами оплетает свой образ, поначалу совсем невзрачный и в целом – не важный для мужчины, в новые совсем нетривиальные подробности, как гусеница оплетает себя шелковыми нитями, прежде чем стать бабочкой.-Отец на момент начала войны уже закончил политологический в Кембридже и мог спокойно отсидеться где-нибудь в штабе – но не захотел. Был пилотом на западном фронте. А мама приехала из Варшавы, чтобы получить образование. Училась в Оксфорде – когда началась война, ей оставалось меньше года. Закончила и тут же пошла в ближайший госпиталь – работать медсестрой. Отец попал к ней в отделение в самом конце войны – его подбили, но он умудрился вывести самолёт вниз - на более-менее безопасную высоту. Затормозил о деревья, переломал себе три ребра, ключицу и руку. Но живой остался, ему повезло выбраться из леса и наткнуться на своих… Ну в общем, когда объявили перемирие, мама как раз бинтовала ему рёбра. Ну а вокруг все радуются, обнимаются – ну и они начали. Папа говорил, что тогдашний случай – единственный, когда мама причинила ему боль, - Эдвард, уже совсем забывший об ужине, вертел в руках вилку и улыбался уголками губ, со светлой грустью смотря на море за окном, - папа потом ещё год работал в правительстве. Он уже тогда знал, что скоро будет ещё одна война – из-за того, что какие-то там подписанные между странами договоры не устраивали своими условиями многие из сторон. Ну они и решили, что если уехать в Восточную Европу, к маме на родину – никакая война их не достанет. Кто же знал, что в этот раз именно Польшу оккупируют первой. И кто бы мог подумать, что во главе этой войны будет стоять антисемит… Ирония.Джордж смотрит на мальчишку и невольно думает – то, что они – два посторонних друг другу человека сидят сейчас в этой квартире за одним столом – результат стольких совершенно случайных встреч и событий. Выбейся из этой цепочки встреч и расставаний хоть одна составляющая, остановись в механизме мира одна шестерёнка – и они бы никогда не встретились.Он мог бы промолчать. Но он говорит об этом мальчишке.-Да, - улыбается Эдвард, - похоже, это люди и называют судьбой.