Обыденность. (1/1)

Это место слыло чуть ли не утопическим, скрывая меня на достаточно долгое время от бремени и проблем в обществе – маленькая, кое-как прибранная комнатушка, с краткими конспектами тем из естественных наук, прикреплённых не самым качественным двухсторонним скотчем к стене над кроватью. За захламлённым столом, отделанным под дерево, я часто любила посидеть да почитать что-нибудь этакое интересное, будь то художественное произведение или столетней давности учебник по биологии. Те, с кем я жила долгое время – бабушка и старший брат – в основном были всегда спокойны и вежливы, хоть и виделась я с ними только утром, собираясь в школу, и поздним вечером, возвращаясь со спортивной секции – возможно, поэтому я и удивилась, когда это произошло. А случилось следующее: из-за определённых обстоятельств к нам в трёхкомнатную квартиру переехала тётка. Да будь славна она, если б одна, так ведь ещё и мужа с годовалым ребёнком притащила! В вечер их приезда я угрюмо осмотрела свою комнату, которая уже была по большей части брата, и ушла на балкон – подальше от этих надоедливых криков и лиц. Но, выкурив целую ментоловую сигарету, которую кто-то забыл на столе, я не почувствовала облегчения (ну, по крайней мере, я рассчитывала, что эффект хоть какой-то будет), и пришлось зайти в этот дурдом, так как на улице снова начиналась метель.Шли недели, вроде как. Я бы перестала в этом сомневаться, если бы всё, что творилось изо дня в день, было бы не абсолютно одинаковым: ползком с кровати до ванной, которая уже с раннего утра занята тёткой, подмывающей своё зловеще хихикающее чадо; заход на кухню, где, развалившись на диванчике, сидел дядька и пялился в осточертелый телевизор, уплетая яичницу. Сзади подходит брат и начинает орать, чтоб пропустила – ему, видите ли, тоже надобно пожрать и мчать в институт. А бабушка спит. Или, вероятнее всего при таких воплях, делает вид, что спит. Школа, где тебе так трудно общаться с людьми, у которых всё отлично с самооценкой, и которые даже не подозревают о том, что бывает такая проблема, как социофобия. Факультативы, требования, укоризненный взгляд учителя, визги про экзамены, неумолкающий гам, надоевший дом, истерики... Только приходя на фехтование, я могла спокойно вздохнуть, ибо этим делом я занимаюсь по собственному желанию. Здесь никому не хотелось болтать обо всём и ни о чём – здесь каждый был занят делом, оттачивая под надзором сэнсея свои навыки.Но однажды день не задался с самого утра. С головной болью и звоном в ушах я прошлёпала на кухню, где молодые родители прыгали возле своего мелкого исчадия ада и пытались запихнуть в него хоть ложку ?наивкуснейшей овсяной каши быстрого приготовления?, а тот, как более или менее понимающий человек, отнекивался, естественно, вереща на всю квартиру.Я прошла к столу, быстро сварила кофе, а эти дубы так и продолжали делать бесполезное дело, лишь больше вгоняя ребёнка в истерику. Не поймите меня неверно – мне всё равно на дитя, мне только жалко бабушку и свои уши. Не выдержав, я гаркнула:— Может, стоит уже прекратить пичкать его этим дерьмом? Вы сами не понимаете, что эта затея бестолкова?! Муж тётки сверкнул глазами и прокуренным голосом заявил:— Не лезь не в свои дела, сопля зелёная! Будешь матерью, поймёшь, что такое – детей воспитывать! — Твоя мать, судя по всему, так и не поняла этого, — плюнула я и словила на себе яростный взгляд уже двоих, но вместо подобающего смущения испытала некоторое удовольствие от того, что заткнула ненавистного хахаля тётки. Ребёнок уже не орал – он специфически смеялся, но мне так и не стало ясно, по какой причине.— Ты как смеешь?! — мужик занёс над головой огромный кулак, надеясь припугнуть меня, но когда понял, что со мною подобное не прокатит, начал нести неприятную чушь: — Твоим родителям стоило научить тебя говорить со старшими, как полагается. Эх, если бы они знали...— Пасть закрой, — грубо отрезала я и попыталась уйти с кухни, однако в проходе наткнулась на бабушку, которая тоже упрекнула меня в моём поведении, и, разозлившись, бегло собралась и ушла, хлопнув входной дверью. Нет, мои родители в полном здравии, не посчитайте меня сиротой. Просто живут в другом городе, даже не догадываясь о том, что здесь происходит, поскольку в трубку телефона слышат лишь мой запыханный от бега и тренировок голос, врущий о нормальном положении вещей.Если вспомнить, что было в этот день в школе, то я отвечу – ничего удивительного: витающее в воздухе напряжение, жутчайшее давление со стороны людей, отсутствие и секунды полной тишины... Да, несмотря на то, что эта школа – новая для меня, мне уже не нравится кое-что, но лучше промолчать и, как обычно, забить. А по окончанию занятий снова цепляется куча желающих поболтать с тобою одноклассников, только ты как можно вежливее прощаешься и бежишь в сторону спортивной школы – додзё. В очередной раз меня вытащил из раздумий надвигающийся боккэн, который еле как удалось отбить; товарищ по учёбе, но оппонент в бою принял гедан-позицию и молниеносно двинулся в мою сторону, чуть ли не нарушив этим законы физики; слишком резво и яростно нанося удары, он пытался хоть как-то меня расшевелить, но всё, на что я была в данный момент способна – отступать и неуклюже отбиваться. Взмахнув деревянным мечом, парень задал вопрос:— Почему ты изменилась? — я, блокировав удар, впала в ступор на долю секунды, затем собралась с мыслями и ответила, уже сама атакуя:— Взрослею, — парень криво усмехнулся и снова атаковал, на этот раз в плечо.— Не думал, что взросление может проявляться как резкое ухудшение самочувствия и неспособность удержать меч в руках, — удар, и мой боккэн летит в сторону, чуть не задев одноклассника. Пока тот матерился, защищаясь ещё и от своего противника, товарищ выставил боккэн перед собой: — Тебе стоит либо разобраться со своими проблемами, либо покинуть додзё.Мы оба перевели взгляд на деревянный меч, лежавший в метрах трёх от нас; его – строгий и необычайно спокойный, мой – растерянный и обеспокоенный. Едва не рехнувшись, я встряхнула головой и спросила его:— Как это – покинуть додзё?Тот лишь пожал плечами и дал ответ: — А кому нужен некомпетентный боец? — меня вдруг бросило в дрожь, и я, тут же сдержав порыв негативных эмоций, тихо сказала ?ты прав?, и, поклонившись, покинула помещение. Прямо в костюме. В тридцатиградусный мороз и вьюгу. Скрежеща зубами и неся на одном плече сумку, кое-как пробираясь в одних таби через сугробы, я думала о том, сколько хочу сказать своим родным об их приезде, да и о них в отдельности. Набрав номер отца, я стала ждать ответа. Звучал не его приятный голос, а ненавистные гудки. Разозлившись и сбросив звонок, я, продолжая движение со скоростью около километра в час, стала строчить СМС родителям, где ясно говорила о том, что больше не собираюсь учиться и жить здесь, как увидела входящий от матери.— В чём дело? Почему папа не отвечает? — поинтересовалась я, но мама молчала, а потом, прошебуршав чем-то и ответив кому-то, убито ответила:— Пропал, — тут меня чуть не кинуло о близ стоящее дерево. Я остановилась.— То есть, как?.. — молчание. По лицу бьют бешено падающие хлопья снега, рядом проезжает и ослепляет поток машин.— Как все, так и он, — по голосу матери мне чётко стало понятно, что та вот-вот зарыдает. Я бы и сама уже ошарашила немногочисленных прохожих, проливая слёзы посреди аллеи парка, но не тут-то было – я решила начать её успокаивать. И у меня бы это получилось, быть может, если бы не зазвучавшие гудки в телефоне.— Ма... мам! Что за чёрт?! — самые ужасающие мысли в голове уже благополучно перемешались до однородности, и меня охватила паника. Попытка перезвонить не спасла положения – телефон был недоступен. Обозлённо я посмотрела на экран – а связи-то и нет... Отбирая самые подходящие для описания всей этой ситуации ругательства, я пустилась в бег по заснеженному парку, освещённому только одним-единственным фонарём, и то стоящим в метрах восьмистах от меня. Бежать было не то, чтобы трудно – вообще нереально, но, с непонятно откуда взявшейся дурью и прытью, я старалась как можно скорее добраться до дома, за небольшое количество времени ставшего мне таким же ненавистным, как и вся моя жизнь.Через метров пятьсот, тяжело дыша холодным воздухом, я спустилась на колени и начала рыдать навзрыд: то ли от известия об отце, то ли от того, что я такая слабая и не могу добраться до дома, то ли и от того, и от другого. Тут же меня посетила мысль: есть путь покороче, и можно прямо сейчас перебежать дорогу, оказавшись на относительно чистой дороге и, считай, совсем рядом с домом. Опёршись рукой на колено, сделала попытку встать и сразу же поняла, что серьёзно обломалась, когда упала лицом в снег. Дальнейшие попытки пошевелиться оказались бестолковыми, и я, лежа в сугробе, абсолютно не чувствуя тела, а только лёгкие, разрывающиеся от кашля, словно при запущенной чахотке, смотрела на тёмное небо и несущийся быстрым темпом снег. ?Весело?, – пронеслось у меня в голове, хотя мало чего было веселого в данный момент – если выживу, то проваляюсь в постели до самого периода сдачи экзаменов или, что более вероятно, умру в окружении орущих родственников, спорящих между собой, какой подгузник лучше надеть ребёнку. Из закрывающихся глаз хлынули слёзы, но надежда ещё не пропала – где-то вдалеке, со стороны додзё, я услышала крики товарищей, видимо, сильно удивившихся, увидев, что мои вещи остались в раздевалке, а хозяйки вещей и след простыл. На лице слегка растянулась улыбка, скорее грустная: что ж теперь будет... Однако ж время истекло, и мои затуманенные и засыпанные снегом глаза, в конце концов, закрылись.