Часть 2 (1/1)
В поезде обстановка была напряженной. Она злилась, ее заточили в клетку лжи, и она только отчаянно билась об нее. Я избегал Китнисс, чтобы не сделать хуже. Когда она вышла из общего купе, я, наконец решился туда зайти. На диване лежала ее кофта. Я нерешительно взял ее в руки. Она еще держала в себе частичку ее тепла. И тогда я жадно прижал теплую ткань к лицу и вдохнул запах Китнисс– немного дикий, в нем было что-то лесное, свободное и такое желанное. Я почувствовал волнение во всем теле. Как же мне не хватало ее! Китнисс едва не застала меня в таком состоянии, когда вернулась за кофтой. Я опустил глаза, она молча забрала кофту, которую я наспех бросил на диван, и тихо ушла. Нет, это невыносимо!Когда она накричала на Эффи и выбежала из поезда, я решился поставить в точки над ?и?. Этот короткий диалог вселил в меня надежду. Неужели мы стали друзьями? В душе сразу посветлело. Меня радовал любой прогресс в наших отношениях. Она улыбалась мне, и так приятно было разговаривать с ней не о вопросах жизни и смерти, как на арене, а о простых вещах, о которых разговаривают обычные подростки. Теперь временами в наших отношениях проскальзывала дружеская нежность. И я старался не надеяться, что она может перерасти во что-то большее. Да и причины так думать, увы, не было. Несмотря на то, что порой в глазах ее я видел дружескую сердечность и признательность, она избегала меня, будто я прокаженный. Я чувствовал, что я олицетворяю один из прутьев ее клетки, но не понимал всю драматичность этого.
Ночамия боялся спать. До последнего я рисовал либо бродил по поезду, пока уже не валился с ног. Однажды я стоял недалеко от купе Китнисс. До меня стали доноситься слабые вскрики. Когда я понял, что кричит Китнисс, я побежал в ее купе, опасаясь, что с ней что-то случилось. Мои глаза наполнились болью и жалостью при виде открывшегося зрелища. Китнисс, хрупкая и беззащитная в борьбе со своими кошмарами, металась на смятой постели. Одеяло и подушка полулежали на полу. На шелковых простынях перекручивалась будто в конвульсиях растрепанная черная коса, лицо в слезах, губы что-то шепчут. Я бросился к ней, чтобы вырвать ее из кошмара. Она никак не могла проснуться, видимо действие снотворного. Я уже начал паниковать, когда она открыла глаза, испуганно огляделась вокруг и крепко вжалась в меня, как маленький ребенок. Потом она долго плакала на моей груди, а я досадовал, что не знал, чем успокоить ее. Спустя время она видимо полностью осознала, что в безопасности и начала успокаиваться. Я поправил ей постель, уложил и уже хотел уходить, как она схватила мою руку и попросила остаться.В душе я снова был счастлив. Я был так счастлив, что нужен ей, что могу защищать ее и, конечно, быть с ней рядом, держать ее в объятьях! Может, отец прав, и она со временем оценит меня, а возможно и полюбит?.. Нет, не надо сейчас думать о возможном, надо наслаждаться реальным.Ее голова покоилась на моей руке, Китнисс прижалась лицом к моей груди, мы обнимали друг друга также крепко, как на арене. Я едва заметно целовал ее волосы и вдыхал их аромат. Первое волнение и удивление прошло, я почувствовал спокойствие, умиротворение и, наконец, заснул. Вместо жутких снов, в которых Китнисс разрывают переродки и насмерть закусывают осы, я видел свои грезы: мы гуляем по 12-му, и нет никаких Голодных игр, никакого Капитолия,только мы, идущие вперед.Наша первая остановка – дистрикт 11. Китнисс удручена. Я знаю, что для нее смерти Руты и Цепа были особенно тяжелыми. Она пытается написать слова для выступления, но лучше уж я сам все скажу. Да и Хеймитч говорит ей, что так будет лучше. Мне хочется сделать что-то особенное, хочется выразить благодарность не только словами, но и делами. И тут приходит мысль поделиться выигрышем с семьями погибших трибутов. Сейчас у нас есть все возможности помогать людям, и Китнисс будет довольна.
Но все идет не так, все идет совсем не так… Я что-то сделал. Люди на волоске от бунта. Что я натворил? Пока Хеймитч ведет нас наверх в какой-то закуток, я лихорадочно вспоминаю, что произошло на площади, складываю воедино всю картину последних событий, и тут во мне вспыхивает небывалая злость. Недоверие! Можно сказать предательство! И опять эти двое в сговоре. Какого черта! Как ты могла, Китнисс? Зачем ты так со мной?
Я вдруг чувствую себя последним идиотом. Пока Китнисс решала вопросы жизни и смерти, я бегал за ней со своими израненными чувствами, с головой, забитой мыслями о ней одной. Я возненавидел свою любовь, которая закрыла от меня пеленой все происходящее вокруг. Не будь я таким олухом, давно бы догадался, что Капитолий не дал бы нам двоим выиграть просто так. И у меня совсем нет времени все это обдумать и взвесить. Через пару часов будет торжественный прием, а я все еще ужасно зол на Китнисс.
- Тебе не стоило так кричать на нее, - я вздрагиваю от хрипловатого голоса Хеймитча за спиной. – Она всего лишь следовала моим указаниям.
Я вздыхаю. Злость потихоньку выходит с этим вздохом.- Ладно, пора идти, - тихо говорю я.
- Пит, - Хеймитч подходит ближе.– Игры продолжаются, так что держитесь вместе.
Я внимательно смотрю в его глаза и киваю. Игры продолжаются. Наконец я знаю правду. Вот цена победы – вечные игры. Кто как не Хеймитч знает это. Он постоянно бежит от реальности, в которой вынужден участвовать в них. А теперь и мы с Китнисс. По сути, мы такие же мертвецы, как и другие трибуты, просто нас убивают иначе: изнутри, медленно и расчетливо, всю оставшуюся жизнь. Выходит, ты обречен в любом случае, если твое имя вытянули на жатве. И мне больно за всех нас. И как никогда я жажду восстания, жажду разрушить раз и навсегда эту жестокую систему, стереть ее в порошок. Но пока в моих силах только одно – защищать Китнисс и помогать ей пройти очередное испытание Капитолия.И когда я иду к ней, в голове вновь робко проскакивает забытая на пару мгновений любовь. Именно сейчас мне хочется взаимности как никогда. В голове разом проносится весь утренний рассказ Китнисс о визите президента, поцелуе с Гейлом… О нет, я ничего не могу с собой поделать. Я ревную ее.
И когда я беру Китнисс за руку, чтобы идти навстречу камерам, в голове крутится только одна мысль: ?Не может быть, что она всего раз целовалась с Гейлом! Неужели они не встречались?? Но Китнисс не знает о переменах в моих мыслях, которые происходили последние часы. Мы расстались, когда я был на нее страшно зол, и теперь она выглядит расстроенной и удрученной. Но я знаю, что прежние обиды между нами не имеют никакого значения перед лицом общего дела. И поэтому отныне мы договариваемся быть честны друг перед другом. Но скользкий вопрос в голове не дает покоя, и я решаю проверить наше соглашение о честности на прочность:
- А ты правда только раз целовалась с Гейлом?Она ошарашена, но отвечает.- Да.Я чувствую прилив сил, теперь я снова готов бороться. И, несмотря на то, что Капитолий никогда не позволит нам жить так, как мы хотим, я вновь воскрешаю в своей душе мечты о семье, детях, матерью которых неизменно вижу Китнисс. Мне так хочется нормальности в этом перевернутом мире! Поэтому ее ладонь, обвитая моими пальцами, вселяет в меня слабую надежду на счастье. Она не встречалась с Гейлом, хотя ей ничто не мешало, но возможно когда-нибудь она полюбит меня. А сейчас я просто буду рядом с ней.
Так и происходит. Мы ездим из дистрикта в дистрикт, выполняем свою работу, оцениваем результат. И я всегда рядом с ней, мы нужны друг другу. Иногда в ее объятьях мне так спокойно, что я на время забываю, кто мы и что делаем здесь. Во сне она ровно дышит, а я в темноте вглядываюсь в ее лицо и пытаюсь угадать ее теперь уже нестрашные сны. Хочется прикоснуться к ее губам, но вместо этого я закрываю глаза и вспоминаю, как целовал ее сегодня в течение дня. Мне становится еще теплее от ее объятий и я засыпаю.
И вот близился час проверить нас на прочность. Оставив позади 1-й дистрикт, мы приближались к Капитолию. Снова это ненавистное место. Отчаяние охватывает нас обоих. Здесь находится наш главный враг. Нам кажется, что мы не сделали того, что ожидал от нас Сноу: дистрикты по-прежнему готовы восстать.
Мы с Китнисс стали намного ближе, чем до тура – выполнение общей задачи сделало нас командой. К тому же каждую ночь я приходил в ее купе, и вместе мы боролись с нашими страхами. Временно у меня опять не было конкурентов. Я не старался развить наши отношения, да и это ли тогда было в наших головах? Мы оба боялись за свои семьи. Но в глубине души я все же был рад, что рядом с ней сейчас я, а не Гейл. Неужели она правда целовала его всего раз? Они знакомы 4 года, и за все это время всего один поцелуй? Странно. Может, он и вправду для нее всего лишь друг?.. Ну вот, я снова не удержался от этих мыслей. Мы ходим по лезвию ножа, наши жизни на волоске, а я опять думаю о нашем любовном треугольнике. Хотя, если подумать, не о скорой же гибели мне постоянно думать? Так можно сойти с ума. Что бы ни ждало человека, он всегда жаждет нормальной жизни.Мы входим в уже знакомое здание тренировочного центра. Сколько связано с этим местом! Прошло меньше года, как мы последний раз были здесь. Ничего не изменилось. Но стали другими мы с Китнисс.
За обедом она предлагает последний новый трюк для Сноу: публичное предложение руки и сердца. Я бы не сказал, что это стало для меня сюрпризом. Даже больше, такое решение логически вытекало из всего предыдущего. Но слышать это из уст Китнисс, пусть бы об этом сказал мне Хеймитич или Цинна и лучше наедине. Мне ничего не остается, кроме как согласиться. Но внутри меня что-то оборвалось. Словно все самые святые для меня вещи, связанные с Китнисс, растоптали и бросили в грязь. Я почувствовал жгучую ненависть ко всему миру, который заставляет меня делать все это. Ко всему прочему добавлялось еще и выражение лица Китнисс при этих словах, как будто оно говорило: ?Ну что, добился, чего хотел??
Я ушел к себе. Она винила меня или злилась, как и я на Капитолий? Наверно, и то, и другое. Я задумался, а можно ли было ее спасти иначе, не прибегая к трюку с влюбленными? Тогда я не мог по-другому. Я очень хотел защитить ее. В конце концов, никто не думал, что победим мы оба.Разнообразные чувства обуревали меня. Я ощущал себя виноватым во всем. Я сделал любимую девушку такой несчастной, не смог защитить родных, обрек на смерть близких Руты и Цепа. В тот день я больше не появлялся в гостиной. Я хотел как можно дольше не видеть Китнисс, до самой церемонии. Репетиция мне не требовалась.