Глава 3. (1/1)

Первым, что ощутил Колян, был острое чувство облома. Во всех произведениях, которые попадались Святозару, попаданец обретал невероятно сильное и ловкое тело. Тушка, в которой проснулся Святозар, была самой обычной, как его собственная. Не то, чтобы Гусак был дрищом—нет, он занимался русской борьбой, ходил в подвальную качалку и вообще за ЗОЖ, кроме тех случаев, когда бухал с Серегой. Но все равно почувствовал себя обделенным. Приоткрыв глаза, Колян неприлично присвистнул—потолок украшен лепниной, на стенах—портреты в богатых рамах, шелковые обои, хрустальная дамоклова люстра прямо над кроватью. Камуфляжный рюкзак, который в виду брутальности никогда не стирался (на самом деле, Колян не умел запускать стиралку, а грязные шмотки мужественно возил к мамке) выглядел на фоне этого великолепия грязно и неопрятно, как волосатые ноги какого-нибудь Ашота на шелковых простынях. ?Откуда это в моей голове??--поразился Святозар, но облегченно вздохнул. Рюкзак—честь, совесть и спасение жизни любого матерого выживальщика, даже если этот самый выживальщик не выбирался дальше, чем на дачу. Рядом валялась записка каракулями Сереги ?Закинул твой рюкзак. Теперь ты сам по себе. До встречи на революции!?. --Приколист, миксер мне в лоб! –ругнулся Колян, несколько опешив от такой перспективы,--Решил хайпануть на революции.--Кес ке се ?хайпануть?? Колян подпрыгнул от неожиданности. Он не заметил, как в спальне появился слуга со стопкой выглаженной одежды.--Спасибо, я сам,--бывший Гусак, а ныне Романов взял одежду.—А мама лучше отглаживала. Слуга вежливо поднял бровь. Кажется, он еще не решил, наследник престола так изысканно шутит или неожиданно восскорбел на голову. Подойдя к зеркалу, Колян успокоил дыхание, сбитое от долгого пути из одного края комнаты в другой. Лицо свое, привычное. По крайней мере, не вызывает такого ужаса, как после ночных бдений с Серегой. Добавилась аккуратная бородка и роскошные подкрученные усы. ?Непрактично,--подумал Святозар,--Надо забриться налысо?. --Балет—это вам не публичный дом,--возмутился кто-то из толпы. --Нет, это лучше,--ответил балетмейстер.—Публичные дома не получают государственных субсидий. --Тебя даже смех за кадром не спасет,--огрызнулась Зивия. Она была заспанной и очень злой, насколько вообще может быть злой уроженка водной планеты, закованная в экзоскелет. Впрочем, тщательно наложенная иллюзия превратила ее в прекрасную юную леди среднего телосложения, а ушные плавники были намертво зафиксированы под париком. --Когда я шагну вперед и улыбнусь—снимайте,--скомандовала Тал-Вари и застыла ровно настолько, чтобы дать фотокамере начала двадцатого века достаточно времени сработать. Ее единственную прикалывало происходящее--то ли от жажды познания, то ли потому, что она не присутствовала на великом ночном чтении фанфиков. Мэйрин осторожно пробовала на вкус сироп от кашля. --Героин от кашля, опий от зубной боли. Мы называли это медициной, детка,--пояснила Аграфена. Мэйрин больно ткнула ее локтем под ребра и указала на ближайшие кусты. --Там кто-то шарится. И у меня серьезные подозрения. Угрюмого хмыря, похожего на актера-неудачника из недалекого будущего, супергероиньская команда заметила давно. Он ошивался рядом, свирепо пучил глаза, и почему-то преследовал одну балерину с труднопроизносимой фамилией, которую все называли Маля. --А, это граф Воронцов. Кажется, мы где-то встречались,--отмахнулась она. Тал-Вари включила телепатию, с трудом нащупав крошечный мозг хмыря. --Тетки, у нас проблемы,--заявила она. --Конечно, проблемы, мы застряли в начале века без мобильников, ноутов и горячей воды,--буркнула Зивия.--Все еще хуже, чем может быть. Это настоящий попаданец. Избранный. Из конкурирующей группировки. --Надо будет спросить у гильдмастерши, есть ли поблизости хоть один коренной обитатель этой эпохи,--хмыкнула Аграфена, стараясь подавить нехорошее предчувствие.