Часть 7 (1/1)

День явно мог быть лучше. Впрочем, Ванда не жалуется. Ванда никогда не жалуется. Она буквально врывается в больницу, а за спиной развевается ее алый плащ. Сейчас она как никогда становится похожей на себя прежнюю. Решительную, сильную и в чем-то даже властную.Питер не смеет в этот момент ей даже слова сказать. Когда сестра такая, он ее слегка побаивается. Такую себя Ванда тоже побаивается, но и любит одновременно. Ей нравится ощущение своей силы и мощи, которую в такие моменты она может контролировать.Питер же может поклясться, что сестре только шлем на голову надеть и будет женская копия отца. Столько стали сейчас в ее глазах. Неестественно прямая спина. Стержень где-то внутри, который невозможно согнуть. В такие моменты он даже соображает медленнее. Он идет за ней, отставая на пару шагов, будто забыв о своей супер-скорости.Ванда врывается в приемный покой и смотрит на медсестру таким взглядом, что та издает сдавленный писк. Питеру ее по-настоящему жалко. Он даже забывает терзать себя чувством вины, правда, ненадолго.—?Где Мъяцей Корунь? —?кажется, от ее голоса все предметы дрожат.—?Я не имею права разглашать информацию не родственникам,?— девушка достойна уважения, раз выдержала первую волну. Ванда наклоняет голову к левому плечу, в ее глазах текут алые реки,?— Пятая палата слева.Женщина кивает и летит дальше. Работников соцслужб и полицейских еще нет. Сейчас они работают на опережение. Питер улыбается несчастной и извиняется за вспыльчивую сестру. Лишние конфликты им сейчас не к чему. Девушка кивает головой и неожиданно пишет свой номер телефона на его ладони. Свидание за молчание кажется Питеру не такой уж и большой ценой, тем более девушка вроде не из пугливых.У палаты Ванда резко тормозит и меняется в лице. Она больше не живое воплощение кары небес и, как иногда называл такое ее состояние Тони, чумы на оба ваших дома. Это было лицо матери, которая жалеет свое дитя. Еще одна семейная черта, которая, кажется, не передалась Питеру. Воспринимать всех мутантов своими детьми.Женщина скребется в дверь, а затем плавно ее открывает. Мальчик лежит почти полностью перевязанный, с ногой на растяжке. Питеру стыдно. Не стоило затрагивать тему гомосексуализма. То, что этот ребенок здесь и еще двое в ожоговом, полностью его вина.—?Здравствуй, Мъяцей,?— тихо говорит Ванда, медленно приближаясь к нему, будто к раненому животному.Мальчик ничего не говорит, только всхлипывает. Питер знает свою сестру. Детские слезы после смерти близнецов, были ее слабым местом. Она теперь скорее сама за решетку сядет, чем допустит хоть каких-нибудь действий в сторону этого парня.—?Тебе нечего больше бояться. Мы будем на твоей стороне,?— она аккуратно берет его за ладонь.Питер видит, что мальчишка судорожно вцепился в женскую руку. Он знает, что Мъяцей боится. Себя. Своих способностей. Своей участи. Точно так же тысячи мутантов боялись до него. И еще очень многие будут бояться после.—?Пожалуйста, расскажи, что случилось,?— тихо говорит Ванда, присаживаясь на стул у кровати.—?Я не хотел… Я правда не хотел. Было очень больно. Гавел с Вроновскими сапогами отца. Они тяжелые с железным носом. Якуб меня держал. А он бил и бил ногами. Кричал, что таких как я только так и нужно.Питер сглатывает вязкую слюну. Ему самому хочется подойти и утешить мальчика. Нельзя. Он должен смотреть за входом. Так было уже не раз и это четко отработанная схема. К тому же, он не очень хорош в утешениях. Ну хлопнет пару раз по плечу, ну скажет ласковым голосом ?тише, уже все позади?. А толку никакого.Ванда - другое дело. Когда надо, она молчит и слушает. Когда надо, гладит по головке. Все у нее как надо выходит. Хотя к телепатии она почти никогда не прибегает. Просто сердце у нее чуткое. Всегда так было. А после всего того, что случилось, так и материнскую любовь деть никуда не получается. Вот и любит она каждого несчастного как родного.Ванда мягко улыбается и подает стакан, чтобы мальчик мог напиться воды. Парнишка действительно подуспокаевается. По крайней мере перестает дрожать. Смотрит так благодарно на них обоих, как щенок, которого принесли с улицы. Скорее всего, мать успела накричать.—?Ребра сильно болели. Ногу почти не чувствовал. В голове дико пульсировало. Дышать становилось все труднее. Легкие будто горели. И я думал только о том, чтобы они поняли на себе эту боль. Когда все горит. А потом эти двое загорелись. Как спички. Прохожие кричали. Было так страшно. Я убил их?Ванда сжимает руку сильнее и гладит мальчика по волосам. Бедный ребенок большую часть себе просто надумал от страха и боли. От равнодушия прохожих, которые отреагировали только на то, что немного задымились штаны на задницах двух садистов.Питер подает знак сестре, что к ним идут люди в военной форме. Скорее всего вроны. Нынче они и за полицию, и за правительство, и за армию. Не сказать, что близнецы их ненавидели, они понимают, что вроны всего лишь люди, которые выполняют приказы. Просто эти солдаты начали слишком часто ставить себя выше всех остальных.—?Нет, что ты. Ты едва ли им подпалил задние карманы. Они отделались всего лишь испугом и легкими ожогами.Питер не имеет права препятствовать входу в палату людей при полномочиях. Он делает шаг в сторону, пропуская двух людей в форме. На лице старшего мужчины написана суровая решительность. Максимофф понимают, что, скорее всего, он как-то связан с одним из пострадавших. Такое выражение лица бывает только когда в деле замешено что-то личное. Для Ванды такие дела тоже почти всегда что-то личное. Малой кровью обойтись не получится, думает Питер.—?Всего лишь? —?голос мужчины сочится сарказмом,?— И что вы здесь делаете? К этому пациенту вход запрещен.Питер перемещается так, чтобы за его спиной оказалась койка, а перед лицом военные. Сейчас сестра излишне эмоциональна, говорить будет он. Он протягивает руку для рукопожатия старшему из двух солдат. Младший хлопает глазами и кажется не совсем понимает, что происходит. Скорее всего, его резко выцепили с работы, чтобы все было по протоколу. Не имеет право лицо при исполнении разговаривать в одиночку с подозреваемым.—?Питер Максимофф. Адвокат мальчика. Могу показать диплом специалиста и перечень дел, выигранных мной за последние восемь лет. Сейчас с ребенком разговаривает дипломированный психолог. Вы не имеете права отказать несовершеннолетнему в психологической помощи.—?Его мать отказалась от адвоката,?— ухмыляется во все тридцать два старший из двух солдат, игнорируя протянутую руку.Питер хмыкает, понимая, что женщину, скорее всего, запугали. Мальчишка умудрился поджарить хвост золотому петушку*. Его пытаются сдвинуть в сторону, но, собственно, безуспешно. Его мышцы выдерживают далеко и не такую нагрузку.—?Прошу прощения. Но если мать отказалась от адвоката, это не значит, что сам Мъяцей отказывается. Как несовершеннолетнему ему просто обязаны предоставить бесплатного адвоката. Более того, он может выбрать любого адвоката из перечня, составленного для социально не защищенных групп. Так же именно мы рекомендованы ПОРП** по оказанию услуг психологической помощи и адвокатских услуг в делах, связанных с мутантами.Мальчишка лежит, открыв рот. Ванда почти улыбается этой картине. Питер всегда был умным и талантливым. Да, порой он был еще тем разгильдяем. Но такова была плата за его способности. Вечная скука и попытки себя чем-то занять. Самое главное, что брат мог быть серьезным, когда это было необходимо.Право слово, это серьезное лицо выглядело совершенно нелепо в сочетании с джинсовой курткой, серебряными волосами и очками для плаванья вместо ободка. Тем не менее, это не меняло сути. Питер был собран. Питер эгоистично предпочел бы защищать только свою сестру, но эта дура каждый раз бросалась грудью на амбразуру. Вот и приходится защищать всех. Тем более сейчас он был виноват перед этим мальчишкой, поскольку лично поставил под удар.—?Мой сын лежит в ожоговом отделении, вы считаете это нормальным? —?почти орет мужчина.—?Ваш сын избил своего одноклассника до полусмерти вашими сапогами. Вы считаете это нормальным? —?поднимает бровь Питер.—?Да это даже не человек! Он?— педик! Слышите, он?— педорас! Я могу понять, почему вы защищаете мутантов. Но какого хера вы защищаете ебучих извращенцев?Питер не видит сестру, но готов поспорить, что сейчас глаза у нее снова превратились в живую лаву. От таких слов она постоянно приходит в бешенство. Иногда она напоминает ему Медузу Горгону. Смотрит она на тебя, волосы на ее голове шевелятся, а сам ты и с места сдвинуться не можешь.—?А Цезарь, Тьюринг, Андерсон, Шекспир, Да Винчи, да даже Александр Македонский? Это тоже не люди? —?буквально шипит женщина, сдерживаясь, чтобы не начать давить силой, но и этого хватает.Мужчина молчит и смотрит исподлобья на близнецов. Глаза у него полны незамутненной ненавистью. Он даже не слышит слов, которые произносит Ванда. Просто стоит и закипает. Питеру не хочется доводить дело до суда. С вронами судиться - только себе портить кровь.—?Я предлагаю вам мирный исход этого дела. Вы отзываете заявление в суд. В противном случае мы будем вынуждены подать встречный иск. Мой подзащитный впервые проявил способности и не мог контролировать ситуацию. Более того, способности проявились насильственно в результате психологического давления и нанесения тяжелых физических травм. Данная ситуация попадает под определение самозащиты. А вот ваш сын вполне попадает под статью за нанесения тяжких телесных травм.Мужчина сплевывает прямо на пол в палате. Впрочем, он уже давно не стерильный. Питер понимает, что сейчас его не слышат, но, может быть, позже до мужчины дойдет смысл его предложения.—?Увидимся в суде, американский ублюдок. Сержант Пловек, на выход.Военные покидают палату почти мгновенно. Мальчишка облегченно выдохает. Питер разворачивается лицом к кровати и щелкает пузырем от жвачки. Он подмигивает левым глазом и трепет по голове ребенка.—?Все будет в порядке. Я еще ни одного дела не проиграл.Ванда встает с места. Дел еще по горло.—?Отдыхай, Мъяцек. Мы придем завтра.Мальчишка цепляется за ее руку, как утопающий за соломинку.—?Спасибо, панна Максимофф, пан Максимофф. Вы столько делаете для всех. Вы, должно быть, святые.- Эй, парень, мы же просили, Ванда и Питер?— хмыкает мужчина,?— И мы далеко не святые. У каждого из нас есть свои собственные демоны. Мы много в чем виноваты. И вместе и по отдельности.Ванда аккуратно выпутывает свою руку.—?Мой брат прав, считай, что мы замаливаем старые грехи. Нам уже пора. Предстоит большая работа для подготовки материала защиты. Мы правда придем завтра. Ничего не бойся, и, если что-то серьезное случится, проси, чтобы вызвали кого-то из нас.—?Бывай, пацан,?— трепет его по волосам Питер и разворачивается, не оглядываясь.Близнецы покидают палату и некоторое время идут по коридорам молча, пока не выходят на улицу. Ванда сбавляет шаг и внимательно смотрит в лицо брата. Хмурое. С морщинкой на лбу и поджатыми губами. Руки в карманах джинсов, а спина сгорблена.Небо тоже хмурое и низкое, свинцового цвета. Питер вдыхает глубоко-глубоко. Полной грудью. Он почти захлебывается свежим воздухом. Однако легче не становится. Сестра все это видит. Ей не нужна телепатия, чтобы знать своего близнеца как облупленного.—?Винишь себя,?— констатирует Ванда.—?Так моя вина. Если бы я не задал того вопроса, он бы не признался,?— глухо отзывается Питер, смотря в тяжелое небо, и, что-то ища по карманам.—?Это больше моя вина. Если бы я была на той лекции, то могла бы подчистить память всем. Я так и раньше делала.Питер наконец достает пачку сигарет, берет одну, еле прикусывая фильтр, затем протягивает сестре. Ванда тяжело смотрит на нее, но затем все же тоже решает закурить. Питер щелкает дешевой пластиковой зажигалкой перед лицом сестры, прикрывая пламя от ветра. Только после этого прикуривает сам. Питер затягивается до кашля, Ванда просто держит дым во рту. Вроде ментоловые, а все равно горчат.—?Ты не понимаешь. Я должен был оценить ситуацию. Расставить другие акценты. Больше сглаживать углы, ведь знал, что тебя не будет рядом. То, что эти трое в больнице, моя вина.Ванда трет глаза и снова начинает путь. До дома было не так далеко.—?Это ты не понимаешь. Чем больше ты пытаешься дать этому миру, тем большую цену ты платишь. Чем важнее твои действия?— тем страшнее ошибки. Тебе нужно понять, что ты в этом не виноват. Если будешь так цепляться за каждый свой промах?— свихнешься.Питер дергает плечами. Он снова отстает от сестры на один шаг.—?По себе судишь, сестренка? Только я?— не ты.—?А я не говорю, что ты?— это я. Просто это свойство человеческой натуры. Пока чувствуешь вину, ты себя терзаешь. На моих руках достаточно крови. И я не говорю сейчас про тех, кого я называла семьей или друзьями. Я говорю об обычных людях. Не смогла откинуть бомбу достаточно далеко. Обрушила здание, в котором никого не должно было быть. Протаранила кого-то во время битвы. Я делала что-то, что считала правильным, а затем понимала, что пострадали люди. Секрет прост. Если бы я не делала ничего, людей пострадало бы еще больше. Прими это как аксиому.Питер прикуривает вторую сигарету от первой, запихнув окурок в пачку. Все-таки он обожает Ванду.