Часть 4. (1/1)
Маргарита сидела под тополем чуть больше получаса.Багрянец лучей окончательно утонул в толще листвы окружающих её деревьев минут десять назад, и теперь сумерки плавали перед её глазами плохо очерченными желтыми пятнами, и очертания домов также то и дело начинали плыть, когда мозг женщины решал, что она чересчур давно не моргала.Минут двадцать назад мастер вышел подышать свежим воздухом, однако Маргарита не была уверена, заметил ли он её в тени листвы за столом и лавочкой. Наверное, не заметил. Да и если бы заметил, скорее всего не нашёлся бы, что сказать.Маргарита не ждала ничего конкретного. После нескольких лет плача очень немногие люди продолжают на кого-то надеяться.Мошкара врезалась в те немногие окна, в которых уже успели зажечь свет, после чего собиралась в стайку, начиная кружить под листьями. Однако это было наверху. Вокруг Маргариты же все было мертво. Ни единое дуновение ветерка не пошатнуло ни травинки. Густота предгрозового воздуха достигла своего апогея, и тучи уже начали красться по небу, медленно, будто опасаясь добраться до назначенного места раньше назначенного времени. И Маргарита Николаевна грустила об этих тучах, которые до скончания веков будут летать и копить воду, чтобы в итоге опустошиться, дав жизнь всему живому и услышать гневную ругань людей снизу. Как они избирательны: вода обязана быть внутри них и их жилищ, но не имеет право залить их костюма. Это как выборочная любовь к ближнему - в самом простом проявлении лицемерие.Марго безжизненно прокаливала взглядом воздух перед собой, когда из него начал вдруг лепиться клетчатый пиджак.Когда прорисовались и ботинки, она наконец вздохнула:- Если ты мне мерещишься, то скорее всего я сейчас умру. Если же нет, почему ты не постучал в калитку?И тут он исчез.Женщина уже готова была разрыдаться от это жестокой шутки сознания, однако в следующий миг оказалась заключена в объятие кого-то, тихо подошедшего сзади. Этот подошедший вдруг поставил её на ноги и вытянув правую руку три раза постучал костяшкой указательного пальца по коре тополя.- Просто никто не спешил мне открывать, - и тут Маргарита ожила снова. Резко вывернувшись из кольца его рук, она повернулась к Фаготу лицом и несильно разогнавшись, сама прыгнула в его объятия. Ее лодыжки стянулись за спиной рыцаря, и с минуту они стояли сцепленные так крепко, что оба с трудом могли дышать. После женщина решила, что ни один квадратный сантиметр его лица не должен остаться не расцелованным, поэтому вскоре она уже неторопливо исчерчивала его лицо дорожками прикосновений губ. Когда же одна из дорожек дошла до уголка его рта, Фагот сам перехватил её губы, и ещё секунд тридцать изучал их самостоятельно. - Нам пора, - выдохнул наконец он в самые её губы, и Маргарита поняла, что из сада они переместились в подвальчик.- Кому "нам"? - серьёзно, практически безэмоционально спросила она, становясь босыми ногами на лёд пола.- Тебе и мне, - было ответом, и лицо её зажглось безумной ведьминской улыбкой.- Мастеру велено обеспечить покой, - продолжал Фагот, доставая небольшую видавшую виды фляжку из внутреннего кармана пиджака, - но этим займётся Азазелло, - рыцарь разлил содержимое фляжки - красное вино - по двум найденным на столе бокалам. - Ты тоже должна быть обеспечена покоем, а я, - он с секунду помедлил, - с сегодняшнего дня могу окончить службу, - он поднял оба бокала, один из которых сразу же протянул Маргарите. В глазах его она рассмотрела неяркий огонек, горящий на дне глазниц каждого свободного человека. - Выпьемте же, Маргарита Николаевна. Сейчас за нами пришлют коней. - За Воланда, - безропотно кивнула женщина- За свободу, - утвердительно прикрыл глаза Фагот, наблюдая, как только что опустошенный девушкой бокал рассыпается по полу осколками стекла, и как подлетают волосы Маргариты, пока она, мертвенно бледная и мучительно скривившаяся, опадает.Она лежала уткнувшись лбом в коврик. Действо началось незамедлительно: Фагот повернул ее как куклу, лицом к себе и вгляделся в нее. На его глазах лицо отравленной менялось.Даже в наступивших грозовых сумерках видно было, как исчезало ее временное ведьмино косоглазие и жестокость и буйность черт. Лицо покойной посветлело и, наконец, смягчилось, и оскал ее стал не хищным, а просто женственным страдальческим оскалом. Тогда рыцарь мягко, но уверенно разжал ее белые зубы и влил в рот несколько капель того самого вина, которым ее и отравил. Маргарита вздохнула, стала подниматься без его помощи, села и слабо спросила:- Зачем?Похоже она сочла все за глупую шутку.- Чтобы можно было двинуться дальше.После этих слов гром тяжело потряс сумеречную Москву. В садике послышалось игривое и какое-то неземное лошадиное ржание.Фагот сделал пару шагов навстречу Маргарите, ловко накидывая на её прозрачные плечи какую-то длинную не-то-рясу-не-то-плащ.Она приблизилась сама и под руку они в последний раз вышли из подвальчика.Колоссальных размеров чёрные кони сотрясали копытами землю в предвкушении полёта, и ждать им действительно оставалось недолго. Но несмотря на габариты коней, Фаготу не пришлось помогать Маргарите взобраться, она оседлала своего ловчее, чем это когда либо делал сам рыцарь, и вскоре садик отдалился от влюблённых настолько, что казался сначала мазком зелени на общем серо коричневой пейзаже, а после и точкой.Грозу унесло без следа, и, аркой перекинувшись через всю Москву, стояла в небе разноцветная радуга, пила воду из Москвы-реки. На высоте, на холме, между двумя рощами виднелись два темных силуэта. Воланд и Бегемот сидели на черных конях в седлах, глядя на раскинувшийся за рекою город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон, обращенных на запад, на пряничные башни девичьего монастыря.В воздухе зашумело, и Фагот, у которого в черном хвосте его плаща летела Маргарита, опустился возле группы дожидающихся.– Пришлось мне вас побеспокоить, Маргарита Николаевна, – заговорил Воланд после некоторого молчания, – но вы не будьте на меня в претензии. Не думаю, чтоб вы об этом пожалели.- Нисколько не пожалела! - ответила она залившись счастливым смехом.- Что ж, сейчас прибудет Азазелло с мастером, и мы отправимся в путь. Поэтому прощайтесь с городом, прощайтесь! Потому что больше вы с ним никогда не увидитесь.Тут Воланд указал рукою в черной перчатке с раструбом туда, где бесчисленные солнца плавили стекло за рекою, где над этими солнцами стоял туман, дым, пар раскаленного за день города.- Навсегда... это надо осмыслить, - вдумчиво проговорила она, поджав сухие, растрескавшиеся губы. Девушка стала прислушиваться и точно отмечать все, что происходит в её душе. Её волнение перешло, как ей показалось, в чувство тягучей тоски. Но та была нестойкой, пропала и почему-то сменилась горделивым равнодушием, а оно – предчувствием постоянного покоя.За наблюдениями собственных чувств Маргарита не заметила, как долго переглядывались Фагот с Воландом, и как задумчиво смотрел им в лица Бегемот. Ночь действительно обещала быть особенной.***– Прощайте! – одним криком ответили Маргарита и Фагот. Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги не стало вокруг. Пропали и черные кони. Маргарита и некогда рыцарь тьмы, а сейчас - её Мастер увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны. Он шел со своею подругой в блеске первых утренних лучей через каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верных любовников, и они шли по песчаной дороге.– Слушай беззвучие, – шептала Фаготу Маргарита в самое ухо, и песок шуршал под ее босыми ногами, – слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, – тишиной. Смотри, вон впереди твой дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надев колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.Так говорила Маргарита, идя с её Мастером, истинное имя которого ей только предстоит узнать, по направлению к общему их дому, и мужчине казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память его, беспокойная, исколотая иглами память стала заживать. Кто-то отпускал на свободу его, как сам он только что отпустил сотканный им некогда каламбур. Этот каламбур ушел в бездну, ушел безвозвратно, так же, как прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.