Глава 4. Город в руках дьявола (1/1)

- Ну, вот и ещё один.Голос звучал глухо, словно сквозь плотную ткань. А может, у Чарльза просто шумело в ушах. Он был так слаб, что не мог пошевелиться. Кто-то склонился над ним, обхватил его за плечи и, пыхтя, перевернул на спину.- Должно быть, он пытался уйти из города.- Не-а, - отозвался другой голос, такой же глухой. – Я в Армадилло всю жизнь живу, и краснокожих тут уже лет двадцать не видели.- По-твоему, он краснокожий?- А по-твоему, нет? – Чарльз почувствовал, что его ткнули ботинком в бок, но опять не смог ничего сделать. Не было сил пошевелить даже кончиком пальца, даже губами. – Не-е-е, это не тиф. Его просто отметелили и бросили. Ладно, чего уж там. Зароем вместе с остальными.Чьи-то руки обхватили Чарльза за ноги и потащили по песку.- Тяжёлый, зараза… Мэл, помоги мне затащить его на телегу!- Щас… - Чарльз понял, что его поднимают в воздух, а потом роняют на что-то упругое, вроде туго набитых мешков. Голова бессильно запрокинулась назад. Перед глазами плыли огненные круги. Как же хочется пить… Надо заговорить с этими людьми, попросить их о помощи, но он не мог даже вздохнуть.- Жалко его, - вздохнул первый голос. – Молодой совсем.- Жалко? - сухо отозвался второй. – Посмотрел бы я на тебя двадцать лет назад, когда вот такие, как он, пожгли все поселения в округе… Поехали, что ли?Чувствуя, как плотные мешки под ним покачиваются, слыша сквозь звон в ушах поскрипывание колёс, Чарльз снова провалился в темноту…Когда он снова очнулся, то под ним по-прежнему скрипела и покачивалась телега. На этот раз он смог пошевелиться и открыть глаза, по которым сразу же ударил яркий солнечный свет. На лицо упала длинная тень, что-то очень знакомое, виденное тысячу раз… Крест. Да, точно, крест. Он венчал башенку церкви, и на нём сидела ворона и чистила перья. Другие вороны кружились в небе, воздух буквально звенел от карканья. Одна птица спустилась особенно низко, села Чарльзу на грудь, повернула голову, глядя на него маленьким сердитым глазом. Только тут он смог вздохнуть, и его лёгкие немедленно затопил запах горького дыма и гнили. Следующим шагом было осознание того, на чём он лежит.- Эй, а ну кыш отсюда! – гаркнул один из мужчин, которые управляли телегой, обернувшись на ворону. И тут же завопил от ужаса, когда в ответ на его окрик не только ворона вспорхнула и улетела, но и один из мертвецов приподнялся, пополз в сторону и вывалился из телеги на дорогу. На большее сил уже не хватило, и Чарльз остался лежать на земле, снова на некоторое время лишившись слуха и зрения.- … да откуда я мог знать, что он живой?!- Надо было проверять лучше!- Да ты сам и проверял!- Замолчите, - вмешался новый голос. Чья-то ладонь повернула голову Чарльза, он приоткрыл глаза. На него смотрел белый мужчина с худым, обветренным лицом. Глаза у него были такие же блёкло-голубые, как небо Нью-Остина, но намного более милосердные. – Не бойся. Ты в безопасности…***Сквозь клубы ядовито пахнущего дыма мелькали сполохи огня. Откуда-то доносились панические крики, и сквозь этот шум нарастал один звук, властный и зловещий – звонил колокол. Чарльз перевернулся с бока на спину, сломанные рёбра отозвались болью, и он проснулся. Огонь и крики исчезли, но звон колокола никуда не делся, продолжил звучать где-то вдали. Бомм… Бомм… Бомм…Чарльз тяжело приподнялся на локте, голова у него кружилась, перед глазами вспыхивали и гасли мерцающие пятна. Он понял, что лежит на расстеленном на полу спальном мешке, неподалёку стоит алюминиевая кружка, накрытая обрывком газеты. Он схватил кружку, поднёс её к губам, едва не расплескав по пути, и выпил горьковатую воду. Жажда утихла, и вместе с ней немного улеглось головокружение. Чарльз сделал попытку сесть, все мышцы и кости тут же шумно запротестовали, и он застыл неподвижно, закрыв глаза, собираясь с духом, чтобы встать на ноги.Постепенно он осознал три вещи: во-первых, он всё ещё жив. Во-вторых, куда-то подевалась его одежда, на нём был только нательный комбинезон – правда, чистый, отстиранный от пятен крови. В-третьих, его голова была обмотана бинтом, который закрывал правую половину лица. Поморщившись от боли, он дотронулся до шеи – ожерелье пропало. И вот тут Чарльзу стало совсем не по себе.Бомм… Бомм… Бомм…Комната, в которой он находился, была практически пустой. Голые доски пола исцарапаны – кто-то выволакивал отсюда мебель; из выбеленных стен торчат гвозди, на которых когда-то висели полки и фотографии. Свет проникал в комнату тонкими иголочками – окно было заколочено. И в этом свете на одной из стен виднелась кривая надпись, которую кто-то сделал углём, а кто-то другой старательно попытался стереть:?ГРЕХ ПРИНОСИТ БОЛЕЗНЬ?Так. Вот теперь ему точно пора уходить. Чарльз рывком поднялся на ноги, не обращая внимания на боль, прижался лицом к заколоченному окну. Сквозь дыру в доске ему удалось разглядеть яркое бледно-голубое небо, убегающую до горизонта пустыню, и посреди этой пустыни – церковь, с башни которой неумолчно доносился звук колокола. Всё это мерцало и расплывалось перед глазами Чарльза, как будто он всё ещё спал и видел кошмар. Или наелся пейотля. Всё же, несмотря на клубившийся в голове кровавый туман, он сообразил, что раз в церкви звонит колокол, значит, там кто-то есть. И этот кто-то сможет объяснить ему, где его одежда, его оружие, и где он сам, чёрт возьми. Он оттолкнулся от стены, сделал нетвёрдый шаг к центру комнатки, и тут увидел кое-что, чего не заметил сначала. В углу комнаты стоял умывальник, над которым висело треснутое грязное зеркало. Чарльз прикоснулся к бинту, закрывавшему лицо. Потом медленно, точно сквозь глубокую воду, подошёл к умывальнику. Руки сами собой стаскивали бинт с головы, местами разрывая его – куда подевалась его обычная аккуратность… Наконец он остановился перед зеркалом, одной рукой тяжело опираясь на умывальник, вторую поднеся к щеке и не осмеливаясь дотронуться.Вся правая сторона лица превратилась в сплошную чёрно-багровую опухоль. Глубокие рваные раны были зашиты нитками, и сквозь швы блестела красная воспалённая плоть. Чарльз в ужасе смотрел на себя, не узнавая. Он никогда не был писаным красавцем, но после такого он станет просто уродом, ещё хуже, чем Весельчак Барли. Люди и так боятся его, а теперь и вовсе будут шарахаться, едва завидев… Он не сразу понял, что колокол замолчал, и сквозь свист ветра и шорох песка за стенами слышатся чьи-то шаги. Чарльз затаился возле двери, и едва та отворилась, схватил вошедшего человека и прижал его к стене.- Ах! – вскрикнул женский голос, и Чарльз отпрянул назад. К стене прижалась высокая женщина лет тридцати, светловолосая, с веснушками на загорелом лице. На ней было простое платье, башмаки на босу ногу и белый фартук с застиранными пятнами крови. Она врач, понял Чарльз, и почувствовал, как кровь приливает к его изуродованному лицу. Разорвал бинт, раскидал его по полу, набросился на врача… наверняка эта милая женщина тоже сочтёт его жестоким и грубым дикарём. Он приложил руку к сердцу и слегка поклонился, борясь с головокружением:- Простите меня. Кажется, я бредил.- Было дело, - кивнула женщина. Испуг в её светлых, окружёнными морщинками глазах сменился любопытством, она шагнула вперёд. Окинула взглядом разорванный бинт, треснувшее зеркало и нахмурилась: - О… Это вы меня простите. Я должна была подумать и убрать его… Всё не так страшно, - её прохладные пальцы прикоснулись к его лицу, к воспалённой горящей коже. – Я знаю своё дело. Скоро будет лучше. Меня зовут Элизабет Сильвер, - она протянула ему правую руку, и Чарльз осторожно прикоснулся пальцами к её ладони:- Смит. Чарльз Смит.- Мне жаль, что вам пришлось спать на полу, мистер Смит. После того, как этот дом опустел, нам пришлось сжечь все вещи, а кровать унесли в госпиталь. Мы не могли положить вас туда…- Я понимаю, - пробормотал Чарльз, прислоняясь к стене. Элизабет Сильвер спокойно посмотрела на него:- Дело не в цвете вашей кожи. Я не хотела, чтобы вы заразились. В госпиталь относят только тех, у кого тиф.- Тиф? – севшим голосом переспросил Чарльз. На него сразу же нахлынули воспоминания о том, как несколько лет назад он перенёс эту болезнь. Кошмарная грязь и нищета больницы для цветных, куда его и остальных притащили не для того, чтобы лечить, а для того, чтобы не подохли на улице, мучительная боль и лихорадка, и ужас, который охватил его, когда проснувшись после очередного приступа, он осознал, что ему отрезали волосы. Он инстинктивно схватился за волосы, всё такие же длинные. Кто-то отмыл их от крови, расчесал и заплёл в косу – уж не эта ли милая Элизабет? Он ответил женщине взглядом, полным благодарности:- Я уже однажды болел этой штукой.- Что ж... я слышала, что эта болезнь щадит тех, кто перенёс её однажды. И всё же мне не хотелось рисковать, - она достала из кармана платья маленькую бутылочку и протянула её ему: - Это ваше лекарство, мистер Смит.- Вы спасли мне жизнь, - Чарльз крепко сжал гладкое стекло, глядя Элизабет в глаза. – Я сделаю для вас всё, что попросите.- Я лишь выполняла свой долг, - с лёгким смущённым смешком ответила женщина. - Вам нужно благодарить отца Десмонда.Она толкнула дверь, вновь впуская в комнату яркий солнечный свет, от которого у Чарльза заболела голова. Прикрывая глаза ладонью, он осторожно высунулся наружу. По-весеннему пёстрая, поросшая свежей жёсткой травой и густыми зарослями чапараля, пустыня тянулась на север, до бурых скал плоскогорья. Через пустыню шла жёлтая песчаная дорога, возле которой возвышалось длинное деревянное здание с надписью ?Госпиталь?. Даже на расстоянии двадцати ярдов Чарльз уловил запах лекарств и кое-чего похуже. По дороге от церкви к госпиталю шёл высокий мужчина в чёрной сутане. Его поседевшие волосы блестели на солнце, и чуть более ярко блестел крест на груди. Чарльз сразу узнал его – это он склонился над ним в то утро и спас его от погребения заживо в общей могиле. Что-то странное было во всей его фигуре, и только присмотревшись повнимательнее, щурясь сквозь ослепительный свет, Чарльз понял, что именно. У священника не было одной руки.… Услышав всё то же ?Вы спасли мне жизнь?, отец Десмонд торжественно покачал головой:- Господь уберёг. Я всего лишь Его посредник.- Значит, хороший посредник, - тихо отозвался Чарльз. Говорить ему было тяжело из-за раны на щеке, и во всём теле по-прежнему ощущалась слабость. Он поставил чашку с чаем обратно на стол, чувствуя себя до странности уютно в этой маленькой чистой комнате, особенно если учесть, что на нём снова была нормальная одежда, а не просто нательный комбинезон. Отец Десмонд объяснил ему, что всю одежду больных сжигают – таковы правила – так что Чарльзу достались чьи-то чужие джинсы, ботинки и рубашка. К счастью, сумка с его немногими оставшимися вещами всё это время хранилась у Десмонда, и Чарльз как можно скорее надел на шею ожерелье, с тихой радостью ощутив его знакомый вес.В ответ на его фразу отец Десмонд широко улыбнулся. Его голубые глаза смотрели спокойно и прямо, и весь он излучал уверенность, удивительную для человека, у которого под боком находится госпиталь с умирающими, а мимо церкви каждый день привозят повозку трупов. И Чарльз уже понял причину этой уверенности. Он давно научился узнавать эту выправку и размашистую походку. Отец Десмонд был отставным военным. Должно быть, эту эпидемию он воспринимает не как волю своего бога, а как противника, которого можно победить. - Миссис Сильвер уверена, что за исключением ран и ушибов, ты совершенно здоров. Думаю, очень скоро ты сможешь отправиться в путь.- Вы очень много сделали для меня, - Чарльз отпил ещё немного чая. – У меня нет денег, поэтому я не уйду, пока не сделаю что-то для вас. Десмонд снова посмотрел на него своими блестящими глазами, и было в этом взгляде какое-то подозрительное любопытство, отчего благодарность, которую Чарльз испытывал к этому человеку, внезапно приобрела горький тревожный оттенок. Ему был знаком этот взгляд. Должно быть, отцу Десмонду очень льстит мысль о том, что он спас язычника. Как бы он не загорелся мыслью обратить этого самого язычника в свою веру… - Может, я могу помочь с больными? – быстро спросил Чарльз. – Миссис Сильвер, - он помолчал, справляясь с болью в щеке, - она говорит, что я переболел, и мне ничего не грозит.- Боюсь, миссис Сильвер не согласится. Закон запрещает белой женщине ухаживать за больными в помещении, где находятся цветные…А что, есть и такой закон? Сколько лет Чарльз провёл среди бледнолицых, и всё равно постоянно узнаёт что-то новое. Он замолчал, чувствуя, как в груди расползается знакомая горечь. Десмонд еле слышно вздохнул, почесал обрубок правой руки, торчащий из рукава, и посмотрел в окно.- Эта эпидемия вспыхнула месяц назад, - тихо сказал он. – Я написал письма своим друзьям в их приходы, обратился в разные благотворительные организации… Нам присылают деньги. Совсем скоро мы соберём достаточную сумму, чтобы отправить этих несчастных в Даллас, там настоящий госпиталь. Но до тех пор нам нужна помощь, любая помощь. Несчастные продолжают умирать. Я каждый час звоню в колокол, чтобы путники объезжали Армадилло стороной. Вообще-то это была обязанность моего помощника, но бедный парень умер неделю назад.- Хотите, я буду в него звонить? – спросил Чарльз и тут же пожалел о своих словах, так как в добрых голубых глазах Десмонда мелькнуло странное выражение. Как же, позволить какому-то нехристю трогать церковный колокол своими грязными лапами…- Мой помощник ещё и копал могилы, - сообщил священник, немного помолчав. – Ты – человек молодой и здоровый… относительно здоровый. Я думаю, ты мог бы справиться с этим.Ну, вырыть могилу он ещё способен. Очевидно, впереди его ожидает много подобной работёнки.- Я готов, - ровным голосом ответил Чарльз.***Он привык, что смерть всегда находится где-то рядом. Зимними ночами, такими морозными, что трещали вековые деревья, над лесом слышалось её холодное дыхание. В тени деревьев, где затаилась в засаде волчья стая, сверкали её жёлтые глаза. В густой траве возле дороги свернулось её гибкое змеиное тело. Смерть выскакивала из-за угла с ножом или пистолетом; смерть подстерегала на ветвях толстого дерева, навострив чуткие рысьи уши; смерть сковывала руки и ноги холодом на середине реки; смерть свободно ходила между рядами кроватей, на которых метались больные; смерть веселилась и смеялась в толпе, собравшейся посмотреть на казнь. В оружейных магазинах продавались дорогие винтовки и дробовики, на стенах развешивались плакаты ?Разыскивается: живым или мёртвым?, и указывалась цена – пятьдесят, сто, пятьсот долларов. Смерть была везде, и она дорого стоила. Жизнь не стоила ничего.Но здесь, в Армадилло, кажется, даже смерть обесценилась. Многие годы этот городок мирно развивался, обрастал фермами и ранчо, точно пень опятами, полнился фермерами, работниками, торговцами и искателями приключений – а теперь превратился в поле битвы, в которой люди проигрывали болезни. Со всей округи ослабевшие отцы и матери, еле удерживая в руках вожжи, привозили на телегах своих детей, надеясь, что хотя бы в госпитале им помогут. Миссис Сильвер и её помощницы трудились не покладая рук, и благодаря их стараниям кое-кто из больных всё же покидал госпиталь на своих двоих. Но большинство спасти не удавалось. Мертвецов было очень много, и даже после смерти они были опасны, поэтому их даже не хоронили на церковном погосте, а сгружали на телегу, увозили в пустыню, сбрасывали в огромную яму и сжигали. Вместо того чтобы выслушать и исповедать каждого умирающего, дать ему последнее причастие, а потом отпеть по всем правилам, отец Десмонд просто читал молитвы, стоя над дымящейся ямой. Тлеющие тела наскоро засыпали землёй, а на следующий день в ту же яму бросали новые трупы и снова сжигали, пока яма не наполнялась до краёв и приходилось выкапывать новую.Чарльз исправно пил лекарство, которое дала ему миссис Сильвер, и добавлял к нему лауданум, опять же по её совету. От лауданума совсем не чувствовалась боль в ноге и рёбрах, да и работалось как-то проще, но он догадывался, что эта штука – яд, сродни пейотлю, и старался употреблять его с осторожностью, а потом и вовсе прекратил. Замотав лицо чёрной тканью, оставив лишь прорезь для глаз, он каждый день приступал к своей грустной работе, к которой очень быстро привык. Монотонный тяжёлый труд оставлял время подумать, пусть и мысли были не из приятных. Он думал о Канги, который погиб по его вине, гадал, где сейчас скрывается Джефф Крюгер, как справляется со скорбью и кошмарами несчастная Фелисити Картрайт, но больше всего он думал о Филе Ричардсе. О бандите по прозвищу Белая Рука, за голову которого назначена внушительная награда в сто пятьдесят долларов, и которого в любую минуту может убить кто-то другой…… На следующий вечер после разговора с отцом Десмондом Чарльз покончил с работой и вернулся обратно к церкви. Он протёр лопату мокрой ветошью и поставил сушиться, а потом окинул взглядом брошенное в углу седло, хозяин которого уже несколько дней как лежал в земле. Чарльз специально уточнил, что эта вещь никому не нужна. Сейчас он взял нож и аккуратно содрал с основы седла плотную толстую кожу, отрезал кусок, по длине немного превышающий новый обрез, и начал выкраивать из него детали для кобуры. Он полностью погрузился в эту работу, когда вдруг понял, что за ним наблюдают.Возле двери сарая, наполовину спрятавшись за косяком, стояла белая девочка лет восьми. На ней было выцветшее клетчатое платьице, из-под белого чепчика торчали остриженные русые волосы. Глубоко засунув в рот большой палец, девочка с любопытством смотрела на индейца, а когда он обернулся, тут же проворно спряталась за стену. Но спустя минуту снова заглянула в сарай, окинула Чарльза взглядом и заявила:- Ты совсем не страшный!Спорное утверждение. Его шрам определённо НЕ стал выглядеть лучше за эти два дня. Чарльз ответил со смешком:- Рад слышать.Он отрезал полоску кожи, свернул её в кольцо, проверил, достаточно ли плотно оно обхватывает обрез. Оружие не должно ни болтаться, ни застревать в решающий момент. Девочка продолжала наблюдать за ним.- Я тебя знаю. Моя мама тебя лечила. Она сказала, что ты упал. Я один раз упала с забора, вот, - она протянула к нему руку, показывая белый шрам на локте, и поморщилась, рассматривая синяки и раны на лице Чарльза. – А почему ты так сильно ушибся?- Я упал на камни, - пояснил Чарльз и сделал отметку на полосе кожи. Он покосился на девочку, которая теперь заинтересовалась распоротым седлом. Шла бы она отсюда, что ли. Местные жители, конечно, очень заняты борьбой с эпидемией, но они точно найдут время на то, чтобы пристрелить чёрного ублюдка, который заманил белую девочку в сарай ради каких-то зловещих целей. Он успел отодвинуть в сторону острый нож прежде, чем девочка успела взять его:- Это не игрушка.Девочка тут же потеряла интерес к ножу, заметив кое-что более странное:- А почему ты носишь бусы?- На память о маме. Она умерла. Её убили, - пояснил он, надеясь, что маленькая гостья испугается и убежит. Не на ту напал. Девочка грустно наморщила лоб, шмыгнула носом и сообщила:- Мой папа тоже умер. Он был солдатом.?Час от часу не легче…? - подумал Чарльз. - Мэгги! Мэгги! – в дверном проёме появилась Элизабет Сильвер, уставшая и встревоженная. – Я тебя везде ищу! Иди, не мешай дяде!Чарльз внутренне съёжился: хоть бы Элизабет не заподозрила его в чём-то плохом. Но когда та, быстренько выпроводив девочку и наказав ей бежать домой, снова заглянула в сарай, в её лице не было ярости, только усталость:- Вы уж не сердитесь на неё, мистер Смит. Она совсем недавно выздоровела, я строго-настрого запретила ей даже близко подходить к госпиталю, чтобы не было рецидива. Её совсем не с кем оставить. Отец Десмонд тоже трудится не покладая рук… Если у вас будет возможность, присмотрите за ней, хорошо?У Чарльза отлегло от сердца, и он даже улыбнулся, за что получил укол боли в щеке. Ладно уж, придётся на то время, пока окончательно не поправится, стать местным дядей Томом.- Соболезную вам, - проговорил он. – Ваша дочь сказала, что вы вдова.- Да, - Элизабет устало потёрла лоб рукой, поправляя сбившуюся косынку и прилипшие к коже волосы. – Мы раньше жили на севере, но когда мой муж умер, мне пришлось взять дочку и переехать сюда, в Армадилло, к матери. А когда началась эпидемия, умерла и она, - женщина вздохнула. – Раньше здесь была тишь да гладь. Разве что индейцы напали двадцать лет назад, но с тех пор – ничего… А теперь на нас будто наслали проклятие. Люди говорят, что город в руках дьявола. Ох, скорей бы пришёл санитарный поезд из Далласа! Жду не дождусь, когда мы с дочкой сможем отсюда уехать!"Да, - подумал Чарльз, глядя на горизонт, где за полосой бурых скал начинались Великие Равнины. - Я тоже".***- In nōmine P?tris ?t Fīliī ?t Spīritūs Sānctī. Amen, - отец Десмонд перекрестил левой рукой квадратную яму, наполненную телами. Ещё несколько дней назад умерших заворачивали в простыни или мешковину вместо саванов; теперь закончились даже мешки, и люди лежали прямо так, раскинув окоченевшие руки, подняв к небу посиневшие лица, словно спрашивая у бога, за что он был так жесток. В огненных сполохах заката было видно, как на трупах колыхается тусклая масса – тифозные вши. Отец Десмонд кивнул Чарльзу, и тот бросил в яму факел. Христианам запрещено сжигать своих умерших, но когда такое делает язычник, вроде как не грех. Огонь быстро охватил тела, в воздухе снова раздался треск, перемешанный с карканьем ворон. Чарльз отступил подальше, сел на телегу, сдёрнул с головы черную ткань и наконец-то смог свободно дышать, но ему всё равно казалось, что он весь пропитался мерзким дымом. Теперь и те двое, которые когда-то не довезли его до этого пожарища, слегли в горячке, и ему приходилось не только выкапывать ямы, но и свозить в них трупы со всей округи. Отец Десмонд не отходил от края ямы; огонь почти лизал носки его башмаков, но он продолжал стоять, читая молитвы и перебирая пальцами чётки. Его фигура, затянутая в чёрное, подсвеченная огнём и окутанная клубами дыма, казалась зловещей. Он был похож на Вазийа, духа, насылающего болезни. Чарльз тут же велел себе выбросить эти мысли из головы. Негоже так плохо думать о хорошем человеке.Дым поднимался высоко в небо чёрным столбом, расползался по пустыне, и несколько минут спустя Чарльз заметил в этом дыму силуэты пятерых всадников. Он соскочил с телеги, вглядываясь вперёд. Незнакомцы ровным шагом проехали сквозь дым и опустили банданы, прикрывающие лица. Чарльз поневоле загляделся на того, кто ехал впереди – это был высокий мужчина, даже выше, чем он сам. Поля сомбреро отбрасывали густую тень на его широкое, но худое лицо с чёрными усами, и в этой тени сверкали сощуренные тёмные глаза. Четверо спутников, державшихся позади великана, были такими же смуглыми и черноволосыми. Все были увешаны оружием – револьверы, винтовки, притороченные к сёдлам дробовики. Уж не те ли самые Дель Лобо, которые загнали Джеффа Крюгера? Отец Десмонд, казалось, совсем не заметил незваных гостей – он всё так же стоял, закрыв глаза, шевеля губами, перебирая чётки. Наконец священник ещё раз перекрестился и посмотрел на всадников.- Здравствуйте, святой отец, - проговорил высокий мексиканец хриплым прокуренным голосом. - Здравствуйте, и доброго пути, - отозвался отец Десмонд с лёгким поклоном. – В Армадилло свирепствует тиф. Если вам дорога жизнь, держитесь подальше от города.Высокий широко и недобро улыбнулся:- Какая досада. Именно туда мы и держали путь. Впрочем, я хотел прежде всего поговорить с вами, святой отец. Моё имя Флако Эрнандес.- Мне знакомо ваше имя, - с лёгкой улыбкой ответил Десмонд, и Эрнандес снова улыбнулся:- Вот так новость! Я и не думал, что моя слава достигла таких глухих мест, как Армадилло. В таком случае, я полагаю, вы догадались, что я сюда не за исповедью приехал. Мы все католики, святой отец, и должны помогать друг другу.- Вы желаете сделать пожертвование? – невозмутимо спросил отец Десмонд. Один из спутников Флако, худой парень с редкой щетиной, громко засмеялся, показав длинные зубы.- Заткнись, Потро! – рявкнул на него Флако. – Я слышал, святой отец, пожертвований у вас достаточно. Более, чем достаточно. А между тем уже много дней над Армадилло клубится дым, и думается мне, что большинству ваших подопечных деньги уже не понадобятся. - Это мне решать, синьор Эрнандес, - всё так же мягко ответил Десмонд. Чарльз осторожно шагнул к нему, не отрывая взгляда от Флако и его людей. Четверо мексиканцев схватились за револьверы, Флако же продолжал сидеть, сложив руки на седле перед собой, но почему-то Чарльз не сомневался, что при надобности тот в мгновение ока выхватит оружие. Его рука зависла над полированной рукояткой обреза, в голове мелькнула шальная мысль: что ж, вот сейчас он и проверит, не застревает ли оружие в новой кобуре.Эрнандес склонил голову набок, пристально глядя на священника:- Я мог бы просто отобрать эти деньги, святой отец. Заметьте, что я пришёл к вам с деловым предложением. По штату Нью-Остин бродит много мерзавцев, и кое-кто из них уже знает о том, что в Армадилло можно сорвать большой куш. Я предлагаю вам защиту. Мои люди будут охранять все подступы к городу и к госпиталю, пока больных не увезут в Даллас – если, конечно, к тому времени хоть кто-то из них останется в живых. За свои услуги я прошу всего лишь шестьдесят процентов от пожертвований. - Меня вполне устраивает работа шерифа Ламберта, - спокойно ответил Десмонд. – К тому же я не вправе распоряжаться деньгами, пожертвованными на богоугодное дело.- В таком случае вы самый честный священник, которого я встречал, - оскалился Эрнандес. – Большинство вашей братии не стесняются запускать лапу в ящик для пожертвований. Но вы чтите божьи законы – поверьте, я тоже их уважаю. Господь учит нас щедрости. Да не оскудеет рука дающего, так?Отец Десмонд не полез за словом в карман. Его голубые ирландские глаза ярко сверкали, голос прозвучал звонко и твёрдо:- Многие скажут Мне в тот день: Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие!?Ого как!? - мысленно восхитился Чарльз. Похоже, Эрнандес тоже был впечатлён. Его тёмные глаза скользнули по лицу Чарльза, который едва удерживался от улыбки, потом снова впились в отца Десмонда.- Это было первое предупреждение, отец, - словно выплюнул бандит. – Второго не будет! Через два дня я вернусь, и надеюсь получить свои шестьдесят процентов – или заберу всё! Потому что отправлять в Даллас будет некого!- Чего ты церемонишься с ним, Флако? – худой Потро усмехнулся, сверкнув длинными зубами, и выхватил револьвер. Чарльз быстро загородил собой отца Десмонда, вытащил обрез, уже решая про себя, как он в одиночку будет отстреливаться от пятерых. Десмонд положил руку ему на плечо:- Убери оружие, сын мой.- Убери оружие, Потро! – прорычал Флако. - И заткнись, когда тебя не спрашивают! Такую речь испортил, мать твою! - Он снова посмотрел на священника: - Разговор не окончен, святой отец. Советую хорошенько подумать над моим предложением.Потро с недовольным видом убрал револьвер. Флако отвесил Десмонду сдержанный полупоклон и круто развернул своего жеребца. Пять всадников ускакали сквозь тающий дым, поднимая пыль, которая медленно оседала в вечернем воздухе.- Нам нужно сказать шерифу, - встревоженно сказал Чарльз, запрыгивая на телегу. Отец Десмонд улыбнулся:- Конечно, но не стоит так волноваться. Неужели ты думаешь, что мы не подумали о том, что кто-то позарится на пожертвования? Шериф Ламберт знает своё дело, а я знаю своё.Чарльз стегнул лошадей, направляя их в сторону Армадилло. Отец Десмонд выглядел, как всегда, уверенным и спокойным. Он поднял лицо к небу, где в фиолетовом тумане сумерек висела тусклая жемчужина луны, и снова начал перебирать чётки.- Тебе страшно? – неожиданно спросил он.- Конечно! - из головы у Чарльза не выходили зловещие слова: ?отправлять в Даллас будет некого?. Он ничего не знал про этого Флако Эрнандеса, но он повидал достаточно главарей банд, чтобы понимать: эта угроза не была пустой. Он и его люди вернутся, и чтобы получить своё, откроют огонь по госпиталю. Он подумал о миссис Сильвер и её дочке, и едкий холодный страх пронзил его сердце. - Страх – недостойное чувство, если это не страх Божий, - торжественно произнёс Десмонд. – Когда я был солдатом, я часто был испуган и зол, но я не знаю страха с тех пор, как обрёл Иисуса.?Начинается, - тоскливо подумал Чарльз и снова подстегнул лошадей. Отец Десмонд уже несколько раз за эти дни пытался завести с ним разговор о религии. Он смотрел только на дорогу, стараясь показать всем своим видом, что ему сейчас не до разговоров, но отец Десмонд продолжал говорить своим звучным и чистым голосом, который Чарльз часто слышал, проходя мимо госпиталя, слышал, как Десмонд рассказывает больным о бесконечном милосердии бога и просит их о смирении.- Иисус – Сын Божий, и в то же время он сам – Бог. Отец, Сын и Святой Дух составляют Единого Бога. Это великая и святая тайна, на которой основана вся наша вера. Человек не может постичь, как в Едином Боге сочетаются Отец, Сын и Святой Дух. Понимаешь?- Да, - Чарльз натянул вожжи, и телега с грохотом свернула налево, туда, где в сумерках чернели опустевшие дома Армадилло. – Миром управляют четыре Священных Существа – Шкан, Небесный свод, Иньян, Камень, Мака, Земля, и Ви – Солнце. Все вместе они – Вакан Танка, Великий Дух, величие которого нельзя понять смертному.Глаза отца Десмонда заблестели, как весенний лёд. Он даже подскочил от восхищения – он и не подозревал, что у христианства и религии индейцев может быть что-то общее. - Тогда ты должен понимать, почему я не боюсь Эрнандеса. Величие Господа бесконечно и непостижимо, и мы должны быть смиренны перед Его волей. Он не допустит, чтобы зло свершилось. Он продолжал говорить, засыпал Чарльза вопросами, но молодой человек только угрюмо молчал, ругая себя за то, что вообще открыл рот. Он уважал отца Десмонда, был благодарен за его доброту, восхищался тем, как смело держался перед бандитами этот искалеченный и безоружный человек, но не стоило рассказывать ему о Вакан Танка. Для этого священника он – всего лишь заблудшая овца, которую можно загнать в церковь, а Великий Дух – наивные бредни язычника, забавные дикарские сказки, которыми можно развлечься в скучный вечер, но ни в коем случае не принимать их всерьёз. Но, по крайней мере, отец Десмонд не забывает молиться. А сам Чарльз уже очень давно не обращался к Великому Духу. Не мог после того, что случилось в Вундед-Ни. Солдаты открыли огонь по беззащитным сиу, убили и ранили десятки мужчин, женщин и детей, и случилось это прямо во время духовной церемонии. Чарльз не был там, но слышал достаточно, и после этого убедился: Священные Существа оставили его народ. Может быть, Тате, дух ветра, ещё приносит Шкану молитвы индейцев, но Шкан остаётся глух к этим мольбам, так же как бог христиан не обращает внимания на стоны, днём и ночью доносящиеся из тифозного госпиталя на окраине Армадилло. А раз высшим силам нет дела до людей, значит, полагаться нужно только на себя. Чарльз опять подстегнул лошадей, и те помчали телегу по пустым улицам Армадилло, в сторону тюрьмы, единственного здания, в окнах которого горел тусклый свет. Почти никогда он не заходил в офис шерифа по доброй воле, но сейчас у него нет выбора. Надо во что бы то ни стало убедить шерифа отправиться на поиски бандитов немедленно, прямо сейчас, пока ночной ветер не успел замести следы Флако Эрнандеса.