1 часть (1/1)

Это был один из тех дней, когда сумерки сгущались по-особенному красиво - оставляя багровые следы по всему небесному склону...В комнате было тихо, все вещи лежали на своих местах. Макеты автомобилей самых безумных расцветок, пушистые гремлины, винтажные фигурки роботов, виниловые пластинки, стильные постеры к легендарным научно-фантастическим триллерам придавали особенную атмосферу минималистическому интерьеру. Было с первого взгляда заметно, что это жилье творца, "свободного художника" (в данном случае - музыканта). Стаффордширский терьер, серый, как графит, с невозмутимым, почти человеческим выражением лица растянулся на коврике у постели. Его маленькие уши зашевелились, услышав отдаленные шаги. Бурый собачий нос похолодел, оскал разрисовал морду полностью, обнажив розовые десна. Бархатные глаза обратились стальным блеском, мощное тело было готово к прыжку. Но вдруг кончик носа затрепетал, учуяв тёплый, приятный запах. Судя по всему, их было двое. Дверь отворилась с характерным скрипом. Пёс помчался ко входу, разбрызгивая слюну. Он воодушевленно подпрыгивал, тяжёлыми лапами теребя колени пришедших. Сначала вошёл молодой мужчина худощавого телосложения с чертами лица, максимально далекими от общепринятых понятий о красоте; тем не менее, он притягивал взгляд. Светло-каштановые волосы рано начали серебриться, но во всем облике ощущалась абсолютно мальчишеская энергия. За ним проследовала девушка. Распущенные, дерзкие, с медным оттенком кудри контрастировали с нежным овалом лица, тонкая фигура без явно выраженных форм не была лишена чувственности. Такие разные глаза: у него - почти чёрные, маленькие, всматривающиеся, немного безумные, а порой даже забавные в своей серьёзности; её же были распахнуты настежь, зелено-голубые и глубокие, но даже они порой укрывались пеленой век, приобретая скучающий вид. Стоило паре войти, как очерченные губы обоих слились в нетерпеливом поцелуе, а ноги, заплетаясь и отталкивая ни в чем не повинное животное, вмиг очутились у кровати. Одной рукой продавив кнопку радиоприёмника, второй он свободно схватил её запястья, прижав к изголовью. Из крохотной колонки донесся характерный тембр Сержа Генсбура. Короткое электрически-синее платье тут же оказалось в его власти, впрочем, она не оказывала никаких признаков сопротивления. Лицо модели 80-х годов, оно не теряло своей яркости и обаятельности даже в самые неприглядные моменты жизни, а сейчас было особенно красиво. Ресницы нежно опустились, губы охватила полуулыбка, а щеки пылали персиковым оттенком. Генсбур продолжал свое стихотворение, снабжая его двусмысленностями, а особенно низкие, рокочущие звуковые тона проникали в глубину человеческой натуры, прямо как грубоватые пальцы l'homme, что пульсировали в такт между её хрупких бедер. Он перевел свободную руку на тонкую шею, слегка прижав, при этом не прекращая импульсивных движений в самом средоточении нервных окончаний. Скрипичная партия драматично вмешалась в тихую композицию. Весь организм de la femme чутко отзывался на явственные, сильные, напрочь лишенные нарочитой нежности прикосновения, и, наконец, мужчина избавился от чёрного кожаного ремня, туго опоясывающего джинсы. Когда одежда возлюбленных небрежно развалилась на полу, Серж перешёл от прелюдии к акту. "Love on the Beat" - басовая линия, которая заставляет сердце (и не только) выпрыгивать из тела, дополненная адским саксофоном и оргастическими криками на фоне, была идеальным саундтреком, и все, что оставалось двоим - следовать своим инстинктам. Ловко ухватив запутавшиеся волосы, он перевернул её спиной к себе, и их будто пронзило электрическим током. В этот раз его épée géante проявил себя в полную силу, порождая исступленные стоны, не сдерживаемые рассудком. Радио на полной громкости вплеталось в этот аттракцион звуков так, что когда к ним внезапно прибавился резкий шум, напоминающий лязганье, и отдаленный вой сирены, никто не обратил на это внимание. Тем не менее, как 25-й кадр, они отложились в подсознании, вызвав внутреннюю панику, отчего действие ускорилось, возбуждение достигло своего апогея, и наступила кода. Они упали друг на друга без чувств. Часы успели пробить ещё немало секунд, прежде чем они превозмогли себя, разъединив расслабленные тела. Красноватый цвет лампы оттенял кожу, и казалось, их обнаженные фигуры охвачены огнем. В дальнем углу комнаты серой статуей лежал пёс. Он нервно облизнулся, выдав свое живое происхождение. Комната казалась ещё спокойнее, чем была. Марафон песен французского шансонье продолжался; на этот раз гению-развратнику тоненьким голосом вторила его муза Джейн. Любовники снова стали ближе, теперь уже безмятежно лаская волосы друг друга, прижимаясь всем телом, соединяясь физически и духовно, и казалось, что ничто не могло нарушить этой идиллии...?Mon cher? - тихо проговорила она.?Что такое??Не знаю, наверное, мне послышалось.?Тебе послышалось.?Нет, вот опять! Этот звук... Сколько я живу здесь, никогда не слышала так близко.Он облокотил голову на руку, небрежно пробормотав:?Ты живёшь в Париже несколько лет, а я почти всю свою жизнь. И могу с уверенностью сказать, что это всего лишь чья-то сигнализация неверно сработала.?А стук? Ты слышал его??Хм? Не помню. Слушай, на чем мы там остановились?.. Продолжим? - его губы обжигали каждый миллиметр оливковой кожи, но глаза cherie стали беспокойны... Внезапно из них брызнули слезы.?Mon amie? - брови мужчины свелись к переносице, образуя первую и единственную морщину на его молодом лице. ?Прости... Я больше не хочу. Он не стал уговаривать её, хотя несколько органов сразу испытывали приток крови. ?Я должна тебе кое-кто сказать.?Говори, я во внимании. - его лицо устроилось у неё на груди, а глаза были устремлены вверх, отчего из дерзкого парнишки он превратился в преданного пса.?Твоя машина... Я прокатилась на ней вчера... ?Хотя я говорил никогда этого не делать. - он резко отодвинулся от нее. ?Прости меня, mon doux! Она манила меня к себе, красивая, как огнедышащий дракон! Ты не разрешал мне и притронуться к ней после того, как мы однажды занялись любовью на парковке и полицейский заметил нас... Но ведь в том не было ни твоей, ни моей вины. Я соскучилась по ней и, если честно, казалось несправедливым то, что она принадлежит только тебе, ведь другие парни любят похвастаться, как везут свою девушку на переднем сиденье, а ты...?А я люблю тебя, а не дешёвые понты. ?Ты меня неверно понял... Я просто хотела сказать, что ты стал с ней чересчур близок, это смешно, но похоже, я стала ревновать к неодушевленному предмету!?Неправда, у Testarossa есть душа. - он улыбнулся. - Итальянская и жгучая.?Вот, вот видишь! Ты бережешь её, а не меня... - она вздохнула. - Тем не менее, это ничуть не умаляет моей вины. Я поцарапала её. Должно быть, ты ещё не видел... Это странно. Думала, ты разглядываешь её постоянно. Он встал с кровати, оделся за считанные секунды и упрямой, ожесточенной походкой направился к выходу. ?Подожди! - она знала, что в такие моменты он плохо себя контролировал. Накинув плащ, она поспешила за ним.Когда они спустились, на часах уже было далеко за полночь. Еле заметные серые кучки покрыли небо; сквозь их сплетение настороженно выглядывала полная луна. Чёрные ветви деревьев покачивались, покрывая кружевной вуалью разноцветные окна дома. Это был странный день; центр города - и удивительная, жутковатая тишина, не сочетающаяся с его привычным обликом. Неужели никто не устроил вечеринку для богемы с бокалами rosé? Где сладострастные парочки, которых штрафуют за непристойное поведение? Наверное, самым ярким и неприличным было наличие припаркованной среди серого "автомобильного склада" красной Ferrari. Владелец сурово и внимательно оглядел её со всех сторон. Молчание казалось мучительным. Наконец, он заметил прорезь возле топливного бака. Проводя по ней пальцем, француз смотрел на свою возлюбленную. Это был долгий, тихий, вкрадчивый взгляд; не столько осуждающий, сколько мрачный... Он резко развернулся и прыгнул, как пантера, в кресло водителя. ?Ты куда? Подожди!!! ?У меня нет сил ждать. Нет сил думать. Я должен ехать.?Послушай! Ты сначала даже не обратил на это внимание, - отрезала она. - Когда любят, замечают царапины... - её глаза были готовы разразиться потоком слез. Он ещё раз внимательно посмотрел на её красивое, дрожащее лицо, внешне оставаясь пугающе холодным, хотя внутренний спазм сковал все тело. Не совсем понимая, что делает, он ощущал одержимое желание разогнаться до предела и ехать, ехать, пока вывески, фонари, кусты, деревья не начнут растворяться... Какой-то частью себя он понимал, что все это неправильно; любовь и ненависть в равной пропорции смешались в его душе. Бледный, злой, измученный, испорченный, несмотря ни на что, он был по-своему прекрасен в этой застывшей сцене. Превозмогая боль от нервного напряжения, он завёл автомобиль и мёртвой хваткой вцепился в руль. ?Ты уезжаешь?.. Далеко? ?Навсегда. - он почувствовал железный ком в горле. ?Ты в своем уме? Что ты такое говоришь?! ?Я имею в виду, что мы расстаемся. ?И вот так ты хочешь бросить меня? За что, скажи? - всхлипывая, кричала она.?Просто понял, что мы не можем быть вместе.?Только что?! Нет, постой!!! "Прощай", - прошептал он про себя.Выехав за пределы города, он долго мчался по широкой, мало освещенной трассе. Несся без цели, не обращая внимания на проезжающие машины, угрюмо сверкающие бледно-желтыми стекляшками, на знаки, предупреждающие и запрещающие, наконец, на ухмылку ярко-красной la lune..._____________________________________________– Tu es faible, tu es fourbe, tu es fou,– Ты бесхарактерный, ты лгун, ты псих,Tu es froid, tu es faux, tu t'en fous,Ты равнодушен, ты фальшив, тебе на все наплевать.– Evelyne, je t'en pris, Evelyne, dis pas ?a,– Эвелин, прошу тебя, Эвелин, не говори так,Evelyne, tu m'as aimé, crois-moi.Эвелин, ты же любила меня, поверь мне.Нет, нашу героиню звали не Эвелин; это просто лирика. Наверное, они не хотели бы, чтобы кто-то знал их имена. Возможно, я проговорюсь об этом позже... Факт остаётся фактом - именно "Le chanson de slogan" ("Песня пустых обещаний") звучала на радио, когда железный конь, проявив своенравность, погубил своего всадника. Он не вернётся больше на эту бренную землю в качестве плоти и крови, но спустя много лет его душа начнет скитаться, ища покой.