36. Sorry (1/1)

Это займет только минуту. Всего лишь минуту. Какую-то минуту мироздания - растянутую для них двоих в вечность. Сложно стоять и смотреть в равнодушно-жесткое лицо, на ломкий изгиб поджатых губ, красные пятна на острых скулах. В черные от сдерживаемого гнева глаза, похожие на провалы Бездны. Потому Брейк смотрел куда угодно, но только не на Руфуса, чей вид выражал крайнюю степень раздражения, и лишь въевшиеся в плоть и кровь правила приличия не позволяли ему заорать на альбиноса во всю силу голосовых связок. - Если я скажу "прости", ты простишь меня? - одними губами спросил Зарксис, заранее, впрочем, зная отрицательный ответ. Он и сам бы не простил. А уж такой гордец, как Руфус... Черные глаза сжались в крохотные точки от ярости, затопившей все существо герцога. Стал бы он слушать в таком состоянии? Конечно же, нет. Зарксис невольно сжался, зажмурившись, и это стало последней каплей для взбешенного аристократа. Тот даже не стал брезговать лично приложить кулаками по лицу альбиноса, сваливая точными ударами Шляпника на дорогой ковер. Челюсть, живот, кулак, снова челюсть. Точечные, резкие, жесткие удары, и не скажешь, что в этом худом костлявом теле столько силы.- Герцог! - Лиам прямо на пол кинул папки с бумагами и начал оттаскивать начальника, сидевшего на животе Брэйка. Тот уже сбил костяшки в кровь, а на лице альбиноса, который совершенно не сопротивлялся избиению, застыло выражение выгнанной на улицу собаки. Руфус зарычал, но все равно поддался Луннетсу и вернулся за свой рабочий стол.- Вон отсюда, - прошипел он, сжав пальцами до хруста перьевую ручку. Альбинос же смотрел в потолок, стараясь вжаться в ковер, чтобы не провоцировать и без того бешеного лохматого герцога.Если я скажу "прости", выслушаешь ли ты меня? Во снах своих Зарксис видел Барму - но не того грозного всесильного мужчину, каким тот стал спустя тридцать лет их разлуки, а мальчишку со взъерошенными карминовыми кудрями и обаятельной улыбкой. Который подпирал голову одной рукой, лежа на животе на траве старого сада, где-то в глубине зарослей ежевики. Который прижимался всем телом в шутливой драке мальчишек, едва ступивших на грань отрочества. Искренний до безобразия, до потери пульса, до смущения, до красных щек и отведенных взглядов. Мальчишка, которого еще не испортила боль предательства и жгучая, как ядовитые укусы, любовь к такому же, как и он, мальчишке, безродному служке других господ.- Послушай меня... - ночной гость едва не лишился пальцев, потянувшись к сидящему на кровати герцогу, сжимающему в руках тессен. На мгновение Зарксис едва не завис, глядя, как сползшая ночная рубашка обнажила худое острое плечо. Никогда, никогда он не хотел причинить ему столько боли, и смотреть в глаза, наполненные гневом, ненавистью и холодной, застаревшей болью, казалось невыносимым.- Нам не о чем разговаривать, если это не чистосердечное, Кевин, - Руфус быстро взял себя в руки, но тессен все еще слабо подрагивал в руках, готовый в секунду обрушиться на незваного посетителя. Альбинос только поджал губы, явно уставший от этого вечного разговора, длящегося по кругу,и осторожно сел на кровать в ногах Бармы. Мужчина засопел и подтянул ноги ближе к груди, глядя на Шляпника сквозь алые пряди, упавшие на лицо, и Зарксис едва сдержался, чтобы не убрать привычным жестом непокорные пряди. Все-таки для Бармы прошло уже больше тридцати лет, а для него - всего несколько мгновений и каких-то несколько лет реабилитации. - Ты почти не изменился, - вырвалось придушенным полушепотом, и Руфус слабо дернул плечами, досадливо поморщившись из-за нарушенной ненавистным голосом тишины. - Если я скажу, что мне жаль, ты поверишь мне? Помнишь наши обещания, Руфус?- Я-то помню. а ты, предатель, хоть что-то можешь вспомнить? Или предъявлять претензию ты можешь только ко мне? - ощетинился мгновенно мужчина, выгнув спину и вскинув подбородок чуть выше. Альбинос прикрыл глаза и дернул плечами, кусая губы в досаде. В словах Руфуса была истина, которой альбинос хотел бы сопротивляться - но не мог.- Пообещай, что никогда от меня не уйдешь! - звонкий голос молодого герцога разносился по комнате, словно колокольчик, и Кевин невольно улыбался, слушая этот очаровательный перелив.- Разумеется, я тебя не оставлю, - смеялся в ответ Регнард, зарываясь пальцами в лохматые карминовые волосы и ероша их в гнездо. - Только и ты пообещай то же самое, а то будет как-то нечестно с твой стороны.- А разве может быть иначе? - серебристо-серые глаза смотрели с искренним удивлением и немым обожанием, на которое могут быть способны только чистые, еще живые и любящие души. Сейчас эти воспоминания больно резали по сердцу, потому что видеть в них столько обиды и ненависти - невыносимое испытание для того, кто помнит в них серебро острой стали, а не выжженный и давно остывший пепел.Альбинос прекрасно понимал, что любые слова, которые он скажет, только разожгут в Руфусе еще больший гнев. Ему пришлось тридцать лет сражаться с отчаянием, которое подарил ему на прощание оставивший его возлюбленный. И все же...- Прости... - И кому оно нужно, твое "прости"? - мгновенно взвился герцог, воспламеняясь, как политая бензином сухая деревяшка. И Зарксис не мог придумать ни одного слова, которое бы как-то облегчило боль в сидящем рядом с ним Барме, ни слова - которое бы могло объяснить происходящее, оправдать, обелить. Для Руфуса таких слов не существовало в природе. И потому альбинос шел ва-банк, просто вкладывая всю искренность, которую мог соскрести со своей искалеченной, ожесточенной души.- Если бы у меня был хоть какой-то выбор, если бы я мог переписать, перечеркнуть свои ошибки, я бы отдал за это единственный шанс все, что имею. Все, что потребовалось бы за этот шанс, - усмехнувшись совершенно невесело, произнес Брэйк, нервно переплетая пальцы обеих рук в замок в защитном жесте. - И что бы ты сделал, будь у тебя этот шанс? - Руфус не был бы собой, если бы не сдался на милость неуемному любопытству. Возможно, ему действительно было не все равно, что было бы, если бы они так просто не отринули то, что было между ними?- Ты не мог... быть им, - прошипел Руфус - коротковолосый, рвано, тяжело дышащий, разозленный и до неприличия живой, огненный до кончиков ногтей. - Ты знаешь, чем это тебе грозит?- Например, тем, что я наконец смогу изменить прошлое и вернуть к жизни Сен-Клеров?! Об этом ты не думал? - Кевин орал во всю глотку, не заботясь, что их могут услышать. Впрочем, в огромном доме, где осталась только убитая горем девочка, практически свихнувшаяся от боли, крики молодого наследника рода Барма и бывшего слуги в черном плаще, покрытом кровью жертв контрактора. За его спиной, в тени, чувствовалась сила Цепи, смеющейся беззвучным смехом.- А ты не думал, что ты попадешь в Бездну и сам превратишься в Цепь? Что ты нарушил обещание? Ты знаешь, как ты изменишь свое прошлое и к каким последствиям это приведет? - голос Руфуса, прежде такой гневный и полный эмоций, зазвучал сухо, холодно и жестко, и вместо бархата в нем слышался наждак. в черных глазах сверкнули слезы и тут же пропали, задавленные волей упрямого юноши.- Я верну их! - алые глаза буквально светились, искаженные одержимостью жизнями прошлых хозяев и силой Альбуса. - Ты погубишь себя, Кевин, посмотри здраво на свои действия! - Барма все еще пытался достучаться до разума своего возлюбленного. Однако щеку опалила жестокая, болезненная пощечина, а голову откинуло в сторону от силы удара. Кожа покраснела, а отпечаток ладони горел болью. - Это твой выбор? - парень поджал губы и дернул плечом, когда альбинос отвернулся и стремительно вышел из комнаты. В следующий раз, когда они встретились, Руфус направил пистолет на Кевина за мгновение до того, как Белый Рыцарь затащил своего контрактора в Бездну на глазах у Бармы.Кевин - теперь уже Зарксис - действительно не знал, что в итоге из-за его вмешательства погибнет и маленькая Эмили. Возможно, это действительно было к лучшему - одержимость Регнарда была не на пользу маленькой девочке, а она рисковала сойти с ума от горя и одиночества, ведь когда альбинос задумался о собственном поведении, то понял, что предал не только Барму - но и маленькую воспитанницу. И было неизвестно, какое из предательств действовало на него больше. Вот только когда он встретился с Руфусом - постаревшим за мгновение на тридцать лет, сломанным и покалеченным морально, идеальным ледяным оружием, отточенным годами одиночества и отчаяния, на него навалилось осознание собственных поступков. И тяжесть свершенного заставила Брэйка содрогнуться.- Руфус, я хотел, чтобы все было хорошо, чтобы мы были все вместе, чтобы все были живы, чтобы мы были счастливы. Чтобы у нас было будущее. А оно было возможно, если бы были живы Сен-Клеры, - тихо произнес Брейк, скрестив руки перед собой и низко опустив голову, практически ложась на собственные руки. - Я надеялся - всем сердцем надеялся! - что ты никогда не узнаешь, что мне пришлось сотворить, лишь бы рискнуть изменить прошлое вопреки логике, законам мироздания и времени. Но Ядро Бездны, Белая Алиса, была права: цена, которую требует Бездна за одну только возможность изменить ход истории, непомерно высока, а результаты совершенно непредсказуемы. Чтобы воспользоваться этим способом, нужно быть безумцем или отчаяться настолько, чтобы сойти с ума. - Ты не думал, что у меня могли бы остаться воспоминания о том времени? Сила моей Цепи в иллюзиях - и в знании истины. Потому я всегда знаю правду. Знаю про красноглазого Призрака, знаю про переписанную судьбу Сен-Клеров... - голос Руфуса был смертельно уставшим, глухим, вымотанным. Он тридцать долгих лет боролся с собственными слабостями, но не мог заделать сквозную дыру в душе, от которой тело мерзло даже в самую жаркую погоду.- Что мы будем делать дальше? Что мы можем сделать? - сейчас перед Брэйком сидел не взрослый и разумный мужчина с гигантским опытом и способностью уничтожить в одно мгновение всех и вся. Это был семнадцатилетний подросток, которому было страшно, больно и одиноко, который хотел быть любимым, нужным. Юноша, потерявший все - и считавший виноватым себя до того момента, пока вина не переродилась в гнев и ярость, глухие, холодные, как сама преисподняя. Как Бездна. От них Брэйку становилось невероятно не по себе. Но подросток требовал ответа, реакции. Хоть чего-то от взрослого, который сидел рядом с карминноволосым парнем.- Мы могли бы попробовать еще раз? Заново? Очистить душу от грехов, контролировать своих демонов и держать их на привязи, - задумчиво произнес в ответ беловолосый, в мгновение постарев на тридцать лет, словно переняв их у сидящего напротив мальчишки, заключенного в теле шестидесятилетнего старика. - Тогда ты бы открыл мне дверь... добровольно? Впустил бы меня внутрь как гостя, а не как противника, пришедшего незваным и нежеланным? Ты смог бы принять меня таким, каков я стал сейчас, а не таким, каким я был тогда?- Нет, конечно. Никакого возврата к прошлому и быть не может, - холодно отрезал Барма, фыркнув. Но на плече у Зарксиса - приятная тяжесть чужой головы, а длинные карминовые пряди слабо щекочут шею и ключицы, не прикрытые рубашкой. И возможно, возвращения к прошлому нет. Но кто сказал, что нельзя построить новое будущее? Иногда нужно всего одно "прости" - и готовность простить в ответ.