8. Слуга и господин (1/1)

офф: дело было вечером, идея давно в голове сидела... а муза была рядомБарма терпеть не мог всевозможные собрания, но они были необходимы для людей из высокого общества. Ужас-то какой, благо, нечасто они были нужны в мирное время, только отчитаться и решить, что делать дальше. Вот только заканчивались они только поздно ночью, порой даже за полночь, когда уже в комнате горели только свечи, а в окно светила яркая луна, слепившая глаза после темноты. Руфус медленно подошел к столу, расстегивая неудобный сюртук и отпивая из бокала слегка уже нагревшееся сладкое вино, приятно охладившее еще более горячую грудь и рассеявшее навалившуюся сонливость, при этом расслабляя.- Герцог, вы сегодня довольно поздно... - мягко промурлыкал голос позади, и через мгновение тонкие пальцы стянули с высокого хвоста тонкую ленту, позволяя волнистым прядям рассыпаться по спине мерцающим карминовым водопадом. - Снова ты... - устало пробормотал герцог, прикрывая глаза и позволяя слуге расчесывать пальцами свои роскошные пряди, чуть ли не мурлыча. Позади него слышался тихий смешок, пока сам герцог плавно стянул мешающий душный сюртук и принялся снимать рубашку, ощущая, как по оголяющейся коже прошелся легкий ветерок сквозняка, вызывая стайку мурашек вдоль позвоночника. - Вот скажи, что будет, если кто-то узнает, что слуга Рейнсвортов находится у меня и прислуживает? - спросил у беловолосого служки мужчина, оборачиваясь и с рассеянным интересом рассматривая стоявшего позади него, а посмотреть явно было на что. Красив, паршивец, даже сказочно красив. Белые-белые волосы, заколотые на затылке тонкой шпилькой из серебра, снежная челка спадает на поврежденный в какой-то локальной передряге глаз, а второй, ярко-алый, мерцает в полумраке кошачьими отсветами, щурясь и прикрываясь белоснежными ресницами. Изящные тонкие губы изогнуты в вечной лукавой полуулыбке, а само лицо изящное, словно высеченное на камее, аристократичное и немного кукольное, но без грамма женственности, абсолютно мужское. На самом мужчине - черный строгий костюм, и сам он, от снисходительной улыбки и легкого наклона головы до непринужденно-вежливой позы человека, знающего себе цену, но подчиняющегося по случаю, был настолько независимым, что хотелось с ним что-нибудь сделать... И имя у него было какое-то нездешнее - Зарксис Брэйк... резкое и какое-то совсем негармоничное, ему совсем оно не подходило, словно изящный инструмент был назван как-нибудь нелицеприятно... Ему больше подходило его прозвище Шляпник, хотя сам Барма не слишком интересовался происхождением такого странного прозвища для обычного служки. Кто бы понял этих странных Рейнсвортов с их странным вкусом и странными обычаями.- Ну, так что, Брэйк... - однако слуга не дал договорить, чуть слышно хрипло рассмеявшись и становясь перед мужчиной на колени, потянув на себя тонкие завязки на штанах, абсолютно не интересуясь мнением господина. В такие моменты Руфус просто давился воздухом и прикрывал глаза, мелко дрожа и стараясь не смотреть на Брэйка, слишком пошлого и слишком откровенного, бесстыдного и довольно наглого. Невыносимо было видеть, как тонкие пальцы скользят по плоти без всякого стеснения, пробуждая возбуждение, заставляя ноги дрожать, а сердце - отбивать бешеный ритм. А уж когда этот сумасшедший служка начинал активно ублажать его языком и губами, словно у него был такой же опыт, как и у девушек из публичного дома, и у мужчины совсем сдавал самоконтроль, когда неосознанная ревность и возбуждение давали о себе знать ядреной смесью в крови. Особенно от вида ритмично двигающейся головы с мягкими белыми волосами, в которые так приятно зарываться пальцами, и пошлого высокомерного хитрого взгляда алого глаза, неотрывно следившего за реакцией господина, причем слуга явно был доволен своей властью над строптивцем.- Черт бы тебя побрал... - беспомощно прошептал Руфус, откидываясь слегка назад и опираясь о стол, стараясь сдержать громкий томный стон, и несильно подался бедрами навстречу, тяжело дыша и сдаваясь на милость Зарксиса. И через мгновение ощутил, как плоти коснулся сквознячок из-за двери, а его самого не слишком ласково ткнули носом в стол, заставляя лечь на него грудью и вцепиться пальцами в столешницу. Штаны уже давно болтались на лодыжках ненужным грузом, а к ягодицам прижалась ткань брюк слуги, сквозь которую явно чувствовалось возбуждение Брэйка, терпение которого явно уже было на пределе.- Скажи, что бы заявили твои хваленые вельможи, если бы узнали, что самого сильного герцога трахает простой слуга? - изящная ладонь Зарксиса довольно сильно надавила меж лопаток, прижимая сильнее к столу, заставляя зашипеть и слегка дернуться от дискомфорта. А вот сам герцог чуть слышно и довольно невнятно что-то пробормотал, слыша, как шелестит ткань стягиваемых брюк, послушно расслабляясь и решив не строить сейчас строптивца из себя, когда разум затуманен алкоголем и возбуждением. Самое смешное было именно в том, что обычно гордый и даже высокомерный мужчина находил странное мазохистское удовольствие в таком подчинении, но исключительно с этим странным сумасшедшим человеком. Другие бы уже были выкинуты из окна с достаточно высокого этажа.- Погоди, нетерпеливый, я еще не наигрался... - Зарксис хрипло рассмеялся, и Барма коротко вскрикнул и попытался приподняться, почувствовав, как между ягодиц ткнулся небольшой, но массивный холодный предмет, похожий на дерево, обтянутое гладкой мягкой тканью. И в голову пришла догадка. Ножны с катаной, верной спутницей слуги, сейчас медленно и плавно начинали входить в расслабленное тело, когда Руфус, вскрикнув от неожиданности и нежелания такого продолжения, попытался отстраниться и зажмуриться, кусая губы. Вот только Зарксис лишь смеялся хриплым тихим смехом и щурился, наблюдая, как подрагивает спина и как искривляется в странном недовольстве лицо господина, когда послушное оружие плавно растягивало неподатливые мышцы для своего хозяина. Уж он-то знал, что этому высокомерному человеку не было больно, да и не могло, так как не первый раз уже, не девственник, а вот вид собственного оружия, сантиметр за сантиметром входившего на положенную глубину и двигавшегося, пусть и с видимым усилием, безумно возбуждал. Черт бы побрал этого женственного высокородного, из-за которого все моральные устои и вся "натуральность" летели к чертям...Руфус почувствовал, как из него почти что рывком вытащили ножны, чудом не разорвав, а затем, почти что за волосы приподняв, перетащил его на кровать, кидая поверх одеяла и прижимая сверху. Застежки сюртука неприятно царапнули по нагой спине, грубоватая ткань вызвала дрожь по всему телу, вот только ему никто не дал даже возразить, закрывая широкой изящной ладонью рот, заставив запрокинуть голову, и второй рукой несколько высоковато приподнимая бедра, тут же вталкиваясь в разработанный анал на всю длину, насколько это было возможно, чувствуя дрожь сильного гибкого тела, неохотно подчиняющегося напору любовника. Сдавленный стон заглушила ладонь у рта, два пальца почти сразу втолкнулись в рот мужчины, и тот, на пару мгновений замешкавшись, на автомате начал их вылизывать и слегка покусывать, чувствуя, как слуга, не слишком нежничая, двигался внутри, толкаясь так, что кровать скрипела, почти что насилуя "девочку". Зарксис чуть слышно постанывал и выгибался от удовольствия, шипя и довольно улыбаясь, что-то нашептывая на ухо герцога, довольно неразборчиво для последнего, почти сломленного приближающимся оргазмом. Сейчас он, беловолосый слуга, был хозяином положения, а тот, кто унижал его и оскорблял днем, вечно тыкая носом в его положение, сейчас был только его игрушкой, красивой и податливой, приятным времяпровождением и довольно послушным партнером. Такое приятное создание, с бархатной кожей, мягкими губами и узкими бедрами... милая игрушка, которую не хотелось отпускать. И делиться ей тоже не хотелось. Ею хотелось обладать, пока у игрушки не закончится ее завод. - Давай же... Двигайся, - хрипло рассмеялся беловолосый, несильно ударив любовника по бедру, и тот, уткнувшись лицом в складку одеяла и прижавшись грудью к поверхности, приподнял бедра выше и сам начал двигаться, насаживаясь, насколько позволяло его положение, в том темпе, который ему был доступен, неровно, резко и порой несколько болезненно, сам выбрав угол. Через несколько минут, не продержавшись, мужчина с громким стоном-всхлипом кончил, зажмурившись и сползая на кровать, отстраненно чувствуя участившиеся толчки еще не удовлетворенного любовника, а затем и разлившуюся внутри жидкость и тяжесть навалившегося сверху тела пополам с рваным горячим дыханием в затылок, отчего намокали и без того влажные карминовые волосы. Шевелиться было откровенно лень, глаза уже закрывались от усталости и пережитого удовольствия, и герцог решил воспользоваться возможностью уснуть, оставляя все остальное на совесть слуги, доверяя ему в силу обстоятельств не только свое тело.Зарксис обычно уходил после того, как завершал, не забывая укрыть герцога хотя бы пледом, дабы его лохматейшество не подхватил простуду или чего похуже из-за приоткрытого окна и вечного сквозняка в комнате. Вот только в этот раз своенравный слуга остался, как ни странно. И на кровати лежали двое - мужчина с карминовыми длинными волосами, мирно спящий и видящий свои таинственные сны, и за его спиной - беловолосый, оставлявший невесомые поцелуи на нагом плече любимого и знавший, что молодой вельможа никогда не узнает о невесомой нежности, которую дарил ему тот, кто не открывал ее при свете дня...