1 часть (1/1)
В этом году мы с Сашей ездили на множество экспедиций, иногда не в самые безопасные места. В некоторых странах у нас не было возможности утолить жажду чистой водой, а иногда мы даже не принимали душ неделями. Мы уже привыкли к такой неопрятной и небогатой жизни (даже несмотря на то, что мы очень хорошо зарабатываем): с ним мы уже работаем более пяти лет и вижу я своего оператора чаще, чем жену и мать. Сейчас мы прилетели в Непал и впереди нас ждут несколько недель беспрерывных съёмок, целью которых являются кадры вершины Эвереста.Опущу рассказ о началах съёмок, потому что меня, если честно, это не очень-то колышет. Съемки проходили просто замечательно и мы с Сашей прекрасно проводили время: были и трудные, и забавные моменты, в которые Саша улыбался своей неподражаемой улыбкой, такой, которой может только он. Но на нашем пути встало препятствие. И нет, у нас не закончились деньги, и племена диких народов не перекрыли нам дорогу. Случилось то, к чему мы не были готовы, потому что все всегда проходят гладко и по плану. Сейчас же в наш план вмешалось непредвиденное обстоятельство: Саша повредил ногу. Он отлежался в госпитале две недели, и все вроде бы было хорошо. Стоит отметить, что одна из причин, почему я люблю работать с ним, так это то, что сколько мы вместе, сколько мы работаем над передачей, мы прошли столько дерьма рука об руку, и он никогда не жаловался, не говорил, что ему плохо и тяжело. И сейчас промолчал: профессиональная привычка сыграла с ним злую шутку. Он держал рот на замке, когда боли вернулись. Я заметил на съемках, что он прихрамывает, но подумал, что это естественно: он не вставал на ноги полмесяца и ходил в неудобном, натирающем фиксирующем ногу ботинке, неудивительно, что он немного хуже передвигается. Но вечером, когда мы вернулись в отель, я обратил внимание на его лицо, которое больше не закрывала камера: с каждым шагом он кривиться, безуспешно пытаясь скрыть это. Когда вся съёмочная группа поужинала и разошлась по своим номерам, мы с Сашей остались у себя.—?Саша, ты не хочешь мне что-то сказать? —?я рискнул спросить это, хоть и знал, что нужно пытать его, чтобы он признался хоть в чем-то.—?Ну… я люблю тебя? —?он снимал с себя футболку и готовился ко сну, разбирая постельное белье.—?Я знаю, но я не про это.Конечно, он понял, что я имел ввиду. У него забегали глаза, а после он рухнул на свою постель.—?Ты не можешь себе представить, как это больно. Весь день нога пульсирует от адской, жгучей боли.—?Почему ты сразу не сказал? —?тут я уже начал злиться.—?Это мечта всей моей жизни! Я столько работал, чтобы нам дали разрешение сюда приехать. Да, мы работаем, и мне приходится таскать с собой кучу камер и объективов, и все другое дерьмо в своих сумках, которое очень много весит и моей спине от этого тяжело и больно, но я не могу упустить этот шанс! Понимаешь, я просто не могу! Да и ладно я, но ты, вся команда… Кто я буду после этого? Я не хочу вас подвести. —?с каждым предложением он говорил все тише, а в конце он выпустил все что у него было на душе наружу и разрыдался, утыкаясь носом в подушки.Я встал и подошёл к нему, положил руку на его плечо. И что нам теперь делать?—?Ты разве не понимаешь, что если мы заберёмся на Эверест, тебе станет еще хуже из-за давления, а мы ничем не сможем помочь? —?я смерил свой пыл и пытался успокоить его.Он промолчал. Я лёг рядом, обнял его за талию и уткнулся ему куда-то в шею.—?Завтра утром ты скажешь всем, что у тебя сильно болит нога, а там вместе решим что делать со съемками. Это не обсуждается.В ответ опять тишина. Мы уснули.***Утром следующего дня я проснулся раньше Саши. Мне уже было понятно, что на Эверест мы вместе не поднимемся. Более того, он может отправиться домой, чтобы продолжить лечение. Сама мысль о разлуке съедала меня изнутри, если бы никого не было в номере, я бы разревелся, как девчонка, но я сдержался. Ему ведь так будет лучше, а Эверест никто не снесет, как пятиэтажки в старых районах Москвы.Саша проснулся, потянулся и повернулся ко мне лицом.—?Я не хочу уезжать.—?Я тоже этого не хочу, но ещё больше я не хочу, чтобы ты страдал.Мы молча оделись, умылись и вышли к съёмочной команде. Мы обсудили ситуацию, мой Саша почти расплакался, но я взял его за руку, что вызвало у него на лице слабую улыбку. Было решено, что ему нужно уехать, потому что тут, в Непале, слишком слабая медицина для его травмы, а посреди диалога мы заметили, что из-под его бинтов выступал гной с кровью.—?Нам нужно снять бинты и промыть рану. Пошли, как раз сумки тебе соберём.***Мы в полной тишине пошли обратно и опять оказались у себя. Он сел на край ванны и я вызвался ему помочь перебинтовать ногу. Я медленно и аккуратно снял его фиксирующий ботинок, и сразу же почуял неприятный запах.—?Пиздец, чувак, ну от тебя и несет,?— я пытался вызвать у него хоть небольшую улыбку, хотя очень нервничал что-то ляпнуть, чтобы тот не расстроился еще сильнее, но он даже не поднял глаз. —?Почему ты не меняешь бинты?—?Отстань, а. Не было времени.А вот его ?отстань? было не шуточным. Я поднял на него взгляд и увидел, что его трясёт и он беззвучно плачет.—?Ладно, сейчас я промою ногу и все будет хорошо, да? Ты доберёшься домой в безопасности и там тебе помогут,?— теперь плакать хотелось мне.Я молча закончил процедуру и обнял его.***Вечером этого же дня мы ждали его самолёт. Непальцы провели какие-то странные обряды у входа в аэропорт, а мы отсняли отрывок и заняли немного эфирного времени на то, что Саша уезжает. Опять-таки на камеру, мы обнялись, и когда я понял, что кадр успешно снят, попросил выключить у другого нашего оператора камеру. Вся команда посмотрела на нас и все всё поняли: они попрощались с Сашей и пошли убирать оборудование в сумки, ведь впереди оставшихся участников экспедиции ждёт поднятие на Эверест. Мы с Александром остались одни.—?Ну, ты пиши, ладно? В любое время суток пиши, я даже на Эвересте отвечу,?— он хихикнул.—?Конечно, конечно буду писать,?— и опять пустил слезу. Он как маленький ребёнок, которого отделают от матери на время летних каникул в лагере.—?Ну ты чего? Мы ведь не навсегда расстаёмся. Это вынужденная мера. Я обещаю, что когда-нибудь мы снова сюда приедем, только без камер и лишних людей. Только ты, я и вершина прекрасного Эвереста,?— я его обнял и сам не сдержал слез. На пару секунд я отстранился от Саши и тут же прильнул обратно, но уже к его губам.Мы расстались. Я издалека смотрел, как он садится в самолёт, как дверь за ним закрывается, как железная птица поднимается в небо, улетает и в конце концов исчезает за пеленой облаков.***Я никогда не мог представить работу без него, но сейчас, стоя на вершине Эвереста и смотря на небо Непала, которое переливалось из голубого в розовато-фиолетовое, я понял: я не представляю без него жизнь.