Пролог (1/1)

Раннее утро встречало незадачливых путников мелким дождем, словно напоминая, что все порядочные люди в такое время еще обитают в своих постелях. Хрупкая женская фигура, затянутая в плотное зеленое платье и тугой корсет, торопливо пересекала центральные улицы, периодически поправляя небольшую шляпку, что так и норовила съехать в бок. Молодая девушка нервно оглядывалась по сторонам спеша по направлению к Юстон-роуд и лишь переступив порог лазарета смогла облегченно выдохнуть. Минуя холл, она двинулась по заученному маршруту, не обращая внимания на попытавшуюся было остановить ее медсестру. Одного взгляда на раннего посетителя было достаточно, чтобы женщина в годах отстала, узнав Мину и поняв конечную точку ее маршрута. Легкий стук эхом разнесся по пустым коридорам, разгоняя утреннее оцепенение, неприметная дверь в конце коридора отворилась, впуская нарушителя спокойствия.Кабинет ничем не отличался от других, находящихся в здании Новой больницы, и представлял из себя небольшую комнату с массивным столом в половину стены, расположенным у окна, медицинской кушеткой, парой стульев и стеклянным шкафом, в котором располагались труды по анатомии и физиологии человека, справочник женских и детских заболеваний и статьи о последних открытиях в области медицины и фармакологии, преимущественно принадлежавшие перу Элизабет Андерсон и Софии Джеке-Блек, особо ревностно чтимых в этом месте. Миссис Харкер с особым трепетом воспринимала подобные места, особую роль в этом играла ее чрезмерная эмоциональность и некоторая склонность к движению суфражисток[1], набиравшему в последнее время особую популярность.Глубоко вдохнув и на секунду прикрыв глаза, дабы успокоиться, Вильгельмина, все же совладав с собой, взглянула на расположившуюся за столом женщину. Она излучала уверенность и наблюдала из-под полуопущенных ресниц за своей гостьей, ожидая от нее хоть каких-то действий. Однако молчание грозило затянуться.– Присаживайся, – прозвучал спокойный голос, заставив гостью вздрогнуть. – Ты пришла по делу? Неужели вы с Джонатаном все же решились, несмотря на произошедшее.Невзначай брошенная фраза мгновенно вывела Мину из оцепенения, она торопливо дошла до стула и не глядя опустилась на него. – Что? Нет! – и вновь воцарилась неловкая пауза.Кареглазая посетительница мяла юбку, сшитую по последнему писку моды в руках, и бегло осматривала кабинет, изучая его вновь и вновь, словно видела впервые. Нерешительность была написана на лице, и она боролась с собой, чтобы продолжить:– Вейт, я так больше не могу… Люси, о бедняжка Люси, я никак не забуду ее мертвенную бледность и алые капли на платье. Она приходит ко мне в кошмарах. Понимаешь?! – торопливо заговорила женщина, точно зная, что если остановится, то больше не произнесет ни слова. – После похорон все прекратилось, и вот опять. Прошло ведь почти полгода, я думала… И Джонатан вернулся, мы только обвенчались, все только наладилось.И снова тишина, врач поднялась со своего места, на ходу снимая халат. За ненадобностью вещь была брошена на кушетку, а его обладательница опустилась на корточки перед стулом, некрепко сжимая совершенно ледяные руки подруги. – Все в порядке, – и успокаивающая полуулыбка, – мы со всем справимся. Только расскажи все по порядку, что-то ведь произошло сегодня?– Нет… Да. Он снова мне снился, сказал, что вернется, и я… я боюсь. С ним ведь никто не справиться. – обреченность в голосе и потухший взгляд темных глаз.Обреченность явственно ощущалась в воцарившейся тишине. Сама атмосфера минувших часов подтверждала неизбежность грядущего, свидетельствуя о злом роке, нависшем над городом.В это пасмурное утро прийти на работу задолго до начала приема пришлось лишь благодаря случайности. Вейнант было необходимо заполнить бумаги, но взять документы домой и заполнить истории болезни заранее она просто забыла. Проснувшись до восхода солнца и мучимая смутным предчувствием беды, девушка спешно собиралась на работу. И благодаря тому же стечению обстоятельств Мина сумела застать ее в кабинете, хотя знала, что раньше десяти Новая больница не открывает свои двери для пациентов. Только вот эту случайность сложно было охарактеризовать как счастливую, скорее это были последние крохи удачи пред знаменательной бурей. С Вильгельмины в пору было писать картины, так страдание преобразило ее, словно Милле видел Офелию[2] именно в ней. Ее лицо больше напоминало статую храмовых херувимов, такое же застывшее и излучающее горькое смирение перед неизбежным, прямо как в день похорон Люси, а может даже хуже. Хотелось защитить ее, успокоить и укачать в объятиях, как малого ребенка на руках матери. Вот только перед той силой, что покушалась на жизнь девушки даже профессиональный врач был бессилен, как, впрочем, и большинство смертных. Впору было возлагать надежды на всевышнего, ибо лишь он мог низвергнуть падшую душу обратно во тьму, откуда она посмела вернуться.Вспомнился весь ужас, произошедший полгода назад. Лишь нежелание, чтобы это повторилось заставляло женщину говорить. ___________________________________1. Суфражистки – участницы движения за предоставление?женщинам избирательных прав. Также суфражистки выступали против дискриминации женщин в целом в политической и экономической жизни.?2. Офелия – персонаж трагедии Уильяма Шекспира ?Гамлет? и картины многих художников, в том числе Джона Эверетта Милле. Она была возлюбленной принца Датского, но узнав, что он стал причиной смерти её отца, сошла сума и покончила с собой, бросившись в реку.