Глава 52.Лекарства от разбитого сердца (1/1)

Год, который я провела рядом с Александром, был феерией, буйством чувств и красок. Был самым счастливым в моей жизни. Но все когда-нибудь заканчивается. Даже хорошее. Даже самое лучшее. Я ушла от него морозным утром, когда формально по календарю наступила весна, но фактически зима еще брала верх, покрыв землю снежным ковром, и не собиралась сдаваться. И вернулась в родительский дом, где больше не было отца. Я не была здесь с момента похорон папы, как и многие жители, погибшего в войне Ордена Дракона с Александром. Дом стал пустым и совсем не уютным. Не помогли ни мои вещи, все до единой перевезенные лично Александром сюда, ни два маленьких котенка, подобранных мною на улице и быстро начавших разгуливать по всему дому, словно хозяева. Отсюда ушла вся жизнь и только грусть, подкрепляемая почти каждый вечер идущим дождем, оставалась здесь королевой и царила в каждом уголке. Чтобы не сойти с ума от тоски и боли, от мыслей об Александре, которого, даже зная правду, я не перестала любить ни на йоту, ни на грамм, ни на секунду, я ударилась в работу. Последние три месяца с тех пор, как мне открылась страшная правда о моем возлюбленном и мы расстались, я работала на износ, так, что все удивлялись, как я все еще дышу и живу. Но у меня не было иного выхода. В моей личной жизни, в моем личном счастье наступил полный крах, зато в карьере и работе наметились серьезные изменения исключительно в положительную сторону. Теперь, когда мы точно знали, что за недуг терзает половину города, найти лекарства оказалось куда более простой задачей, чем раньше. Мы добились отличных результатов. Все началось с Томми. Мальчик, который две недели сгорал от лихорадки и спасти которого отчаялся даже доктор Бьянко, наш иноземный кудесник, неожиданно пришел в себя. Уже через три дня он начал самостоятельно пить, через неделю – впервые съел несколько ложек супа, еще через некоторое время отчетливо вспомнил все свое прошлое, детали которого будто откололись от его памяти во время превращения. Последние анализы показали, что уровень вредоносной крови и инфекции крайне низок, к счастью, теперь Томми чувствует себя вполне сносно и даже недолго гуляет по территории клиники по вечерам в сопровождении санитаров и доктора Бьянко, решившего его усыновить. Мы думаем, что через несколько месяцев после приема лекарств, вампиризм останется в его крови лишь в виде пристрастия к сырому мясу, которое он полюбил в последнее время и часто просит. Но это – почти невинно по сравнению с тем, что его могло ожидать. Осознание того, что его клетки почти не прошли через изменения, разве что процесс старения будет несколько замедлен, стало для нас настоящей победой. С пациентами, пробывшими в таком положении более пяти недель, ситуация несколько иная. Концентрация лекарства, требующаяся для них, примерно вдвое выше, чем у новичков, и, не смотря на очень острое зрение, что однозначно можно отнести к плюсам их нового состояния, в полнолуние они испытывают неистовую жажду убивать даже не смотря на принятую панацею, так что, в такие ночи их приходится привязывать к кровати, а охрану значительно усилить. К тому же, они все еще нуждаются в крови (было решено давать им пить кровь животных, которая теперь хранится у нас в холодильниках в специальных банках), а количество вредоносных веществ снижается крайне медленно. Увы, с древними вампирами, ситуация, как оказалось, совсем ужасна. Мария, девушка из ордена, возглавляемого Александром, которая умоляла нас о помощи, умерла спустя две с половиной недели борьбы за жизнь, в буквальном смысле, сгорела, ее сердце, уже начавшее изредка биться, остановилось, при том от испытываемых мук она кричала так сильно, что даже глухой бы ее услышал. Лукреция Борджиа, поступившая к нам на прошлой неделе, будучи пойманной друзьями Алекса, не продержалась на лекарствах и двух суток. Пока, как бы мы не старались, найти лекарства, способные помочь всем, не можем.Говоря ?мы?, я имею в виду не только доброго доктора Бьянко, ставшего незаменимым помощником в моих делах, но и моего дорогого Уилла Мильтона, который так же стал для наших несчастных страдальцев ангелом-хранителем и с энтузиазмом выполняет свою работу, пробуя все новые и новые методы. Не смотря на то, что он знает, кем занято мое сердце, знает, что оно разбито, каждый раз в его взгляде на меня я ловлю отчаянную надежду. Когда я сказала ему, что ему лучше не надеяться, он был тверд, заявив, что всегда будет меня ждать – сколько понадобится. По вечерам, отдыхая от работы, мы пьем чай и не разговариваем о будушем – только о том, что будем делать в самое ближайшее время. Так легче нам двоим. Я почти не бываю дома, в выходные часто езжу к доктору Бьянко, иногда – гуляю, возвращаясь в свое жилище лишь поздно вечером и почти сразу же засыпая на большой кровати, свернувшись клубочком. Илона мне больше не снится. Она приходила ко мне в последний раз – в ту ночь, когда я покинула Кардифф. Просила сохранить Алекса, умоляла спасти его, но нет. Я отказала. Помню, мне снилось, что я обняла ее и, пожелав счастья, попросила освободить меня. Всю жизнь я жила за нее, потому что у нее самой жизнь отняли. Теперь я хочу жить своей жизнью, которую давно заслужила. И в ней больше нет места прошлому. Она ушла, медленно ступая по лесным тропинкам, растворилась в воздухе, а я смотрела ей вслед. Больше она не приходила. Один дар она мне все же передала – дар, который я считаю наградой и подарком. Черная метка, которой так боялся Алекс, оказалась моим знамением. Я стала вельвой, природной ведьмой, умеющей управлять стихией. Природа тонко чувствует мое настроение, сейчас, когда мне грустно, идут дожди, небо затянуто тучами почти все время. Если Уиллу, Томми или доктору Бьянко удается развеять мою тоску, выходит солнце. Я поняла, что могу призывать грозу и у меня уже почти получается, поскольку я регулярно тренируюсь в этом, а еще – я стала травницей и точно знаю, где какое растение растет, от чего оно помогает. Чуть ранее меня наверняка обвинили бы в колдовстве и сожгли на костре, но однажды я уже умерла так, и больше такого не повторится, знаю. Все это только звучит невероятно, на самом же деле, живя столько времени с Александром, я поняла, что нет ничего невозможного, а все мистическое – совершенно реально. Теперь меня это совсем не удивляет. Моим самым большим камнем преткновения стала Люси. Мы смогли нормально поговорить только через неделю после того, как она, окровавленная, несчастная, сама пришла в больницу и созналась мне, что убила Джонатана. Целую неделю мы боролись за ее жизнь, а я сражалась с противоречивыми чувствами, разъедающими меня – не смотря на искреннее желание помочь, ведь она, несчастная, совершенно запуталась, почти безнадежно, я давила в себе другие, куда более темные порывы – убить ее. Обида, которая гложет меня, боль от ее предательства, слишком сильны. Конечно, в конце концов, мне удалось справиться и с этими ужасными чувствами, но преодолеть порог недоверия я так и не смогла. Люси вылечилась и тоже медленно идет на поправку, как и Томми. Но меня больше не заботит ее судьба. Может, я жестока к ней, однако, не могу простить ее за все то, что она сделала после моей невозможности ответить взаимностью на ее романтический ко мне интерес. Этому нет оправдания в моих глазах. Может быть, когда-нибудь я все же смогу ее простить, однажды. Но не сейчас точно, нет. Разговор наш получился коротким – глядя на меня своими огромными глазами с поволокой, она спросила, есть ли у меня лекарства от разбитого сердца, а я не смогла ничего ей ответить. В конце концов, сказала, что, будь у меня такое лекарство, я бы первая его приняла. Она все поняла и грустно посмотрела мне вслед, когда я выходила.Дружба, увы, безвозвратно ушла, но, может быть, когда-нибудь мы снова научимся говорить друг с другом. Может быть. Алекс ни на минуту не оставлял меня. Я знаю, что он рядом, знаю, что ночью он гуляет под окнами моего дома, оберегая, ревностно охраняя мой сон. Дважды он посылал мне розы, один раз я получила от него букет чудесных ромашек и письмо, в котором было только одно слово: ?Прости?. Я простила. Он не был ни в чем виноват передо мною, он стремился защитить меня, спастись самому, он боялся рассказать ужасную правду, потому что она была кошмарна даже для него. Он оберегал меня от себя самого, от того, кем являлся. Не стоит и говорить, что я знаю, что он всегда любил меня, точнее – любил Илону. Он приехал однажды среди белого дня, в воскресенье, когда я как раз сидела в саду, вдыхая сладкий запах роз, и попросил меня выйти. Когда я села в карету, увидела, что в руках он держит букет васильков, который приняла с радостью. Мы долго говорили, он сказал, что запутался, что не знает, чего хочет, не знает, куда идет, что любил меня всегда и любит сейчас, как прежде. И тогда, улыбнувшись и ласково коснувшись его щеки ладонью, я сказала единственно верное, что могла в такой ситуации: - Иди к ней. - Что? – он вздрогнул, странно посмотрев на меня, как будто не понимал, о ком я говорю, морщил лоб и качал головой упрямо. - Иди к ней, - повторила я, - ты любил меня в прошлом, я это знаю. И любил теперь, когда судьба снова свела нас вместе. И я тоже всегда буду любить тебя, Алекс. Но – иди к ней. Скоро наступит война. У меня будет своя битва, тебе же нужна женщина, с которой не нужно будет притворяться тем, кем ты не являешься. Иди к ней, Алекс. Она тебя ждет. - Мина, - он поднес мою руку к губам, ласково и горячо целуя, - ты мой свет, я не могу упасть во Тьму снова. - И ты больше не упадешь, Алекс. Потому что для кого-то ты сам стал светом. Иди к ней. Не обрекай ее на вечную ночь без тебя, когда для вас двоих может прийти рассвет. - А ты, Мина? - А я выиграю свою битву. Но сделаю это одна. Ты дал мне силы для этого. Он склонился ко мне и мы поцеловались – нежно и тепло. В последний раз. С большой любовью, которая никогда не оставит нас. И, улыбнувшись ему на прощанье, я ушла. Меня действительно ждала собственная битва. И я должна была ее выиграть. Иного выхода у меня нет.