Глава 25 День странных сюрпризов (1/1)

Я тру виски, в глупой надежде на то, что мигрень пройдет. Отвратительное состояние, чувствую, что со мной происходит что-то нехорошее.Илона больше мне не снится. Едва я перестала задавать себе вопросы, почему я так часто вижу во сне, как горю, только поняла, что видела не себя, как появились новые странности. У меня уже и вправду голова кругом от всего этого идет. Сегодня день начался просто прекрасно. Утром меня разбудил Алекс. Его поцелую, поначалу робкие и осторожные, постепенно становились все настойчивее. Я открыла глаза, сладко потянулась, и теснее прижалась к нему. Его небритая щека пахла осенью и пряностями, судя по всему, он уже успел выкурить сигарету, но мне было все равно. Я не собиралась его ругать. Едва только прижавшись к его рельефным мускулам, ощутив гладкость кожи его живота, я захотела его. Теперь мне кажется, что это самое прекрасное чувство на свете – хотеть быть его женщиной. Оно опьяняет, манит меня, доставляет столько невиданных раньше удовольствий. Я прижалась к нему поближе, улыбаясь, с нежностью целуя его в висок. Алекс запустил пальцы мне в волосы, и я ощутила в который раз его ледяное прикосновение. Я не хотела этого делать, но все же немного отодвинулась от него. Горячее, сладкое желание, которое разливалось по моим венам еще секунду назад, уступило место странным мыслям, которые в последнее время начали одолевать меня все чаще. Волнуясь, я начала нервно кусать губы, но он провел по ним пальцами, и сказал: - Не нужно. Что-то не так? Я отстранилась от него еще больше. Только что моя рука скользнула по его бедру, и я поняла: мне не почудилось. Алекс весь невероятно холодный, как лед. Я села на кровати. Моя грудь все еще ныла, ожидая ласки, но я знала – теперь уж мой разум не даст мне расслабиться и отвлечься. Я села на кровати, поджав под себя колени. Руку, что он мне ласково положил на плече, не стала убирать, боясь еще сильнее его обидеть. Алекс же смотрел на меня проникновенными глазами. Приблизив лицо к моему уху, он прошептал: - Я хочу любить тебя сейчас. Иди ко мне. Сделаем утро поистине добрым, Мина. Я упрямо покачала головой. Видит Бог, я хотела этого не меньше, но мне необходимо было, наконец, все выяснить. Убеждать себя в том, будто мне только казалось, что у него крайне низкая температура тела, я больше не могла. Алекс весь напрягся и я это почувствовала. Он посмотрел на меня исподлобья и спросил, не скрывая своего недовольства: - Да что такое? Мина, что с тобой? Что произошло? - А ты не знаешь? Алекс, ты холоден, как льды Антарктиды. - Любимая, тебе показалось. Я был в саду утром, потом работал в кабинете, там довольно прохладно. Ты едва проснулась, и это ты слишком горячая. Он провел рукой по внутренней поверхности моего бедра ( и внизу живота что-то сладко заныло) и хриплым, как обычно во время нашей близости голосом, прошептал: - Вот и покажи мне, какая ты горячая. Его губы ласкали мои плечи, шею, он касался кончиком языка родинок на ключице. На мгновение я закрыла глаза, позволяя уложить себя обратно в постель и ахнула, когда его руки скользнули вниз по моим ногам, по бедру, гладя его. Я почувствовала, что мне нечем дышать, и когда он проник пальцем в это самое заветное местечко на моем теле, только и услышала, что собственный стон.Я снова хотела его, хотела еще больше чем всегда, еще сильнее, чем несколько секунд до этого, а Алекс продолжал ласкать мое межножье, второй рукой играя с моей грудью. Это жаркое, невероятное, густое желание разлилось по венам, ударило в живот, едва не заставило сердце выскочить из моей груди… я ни о чем уже не могла думать, а когда его настойчивый язык вонзился мне в рот, дабы оставить стон от его ласки в паху незавершенным, вообще перестала что-либо понимать. Я извивалась под ним, направляя его ладонь туда, куда желала, к центру моего наслаждения. Мне хотелось кричать, нет вопить от наслаждения, это было так странно, так непохоже на меня, так пугающе и так стыдно… Я сдерживалась, кусала губы, которые Алекс тут же накрывал поцелуем, но ничего не могла с собой поделать. С тех пор как я встретила Александра, мое тело жило отдельной жизнью от меня. Сколько бы не продолжалась наша любовь, мне всегда было ее мало…Я хотела, чтобы это блаженство не заканчивалось никогда, не прерывалось ни на секунду. Едва я чувствовала в себе приближение оргазма, то радовалась и огорчалась одновременно. Потому что знала – еще несколько секунд, и он оставит меня, а мне хотелось, чтобы он был во мне, на мне, со мной. Я не знала, как сказать ему об этом, попросить его любить меня снова и снова, было так стыдно. И я молчала, хоть с великим нетерпением ждала каждой новой ночи, каждого рассвета. Это было сладким временем любви и наслаждений. Я почувствовала, как с меня сползает ночная сорочка и падает на пол. Алекс приник губами к моему животу, сделал несколько кругов вокруг пупка, потерся щетиной о кожу. Я нашла это невероятно эротичным, ведь он уже несколько дней не бреется и ходит колючий. Положив руки мне на бедра, он спустился ниже и поцеловал… ох, туда… Наверное, я тут же покраснела, как рак, потому что все еще немного стеснялась, но в следующий момент едва не задохнулась от удовольствия, что приносил мне его язык, столь вольно гуляющий у меня внутри. Я металась по подушке, царапая ткань пальцами, и кричала, уже совершенно не в силах сдерживаться. Глаза мне застелила красная пелена удовольствия, и, кажется, я почувствовала слезы на своих щеках. Алекс же не останавливался, он тянул мою плоть на себя, и легонько прикусывал, пока я в такие моменты совершенно взрывалась. Мне уже начало казаться, что еще чуть – чуть и у меня разорвется сердце, еще немного, и я разлечусь на куски. В ушах отдавалось мое собственное прерывистое, тяжелое дыхание, смешанное с хриплыми стонами. Я запустила пальцы в его волосы, стараясь удержать его там дольше хотя бы на несколько секунд… но он уже оторвался от меня и одним резким толчком проник внутрь. То, что я почувствовала в тот момент, невозможно описать никакими словами. Его щетина хранила запах моего тела, он терся ею о нежную впадинку на моей шее, а я дышала собой и любимым, пока он был внутри меня. Каждый раз, когда он подавался мне навстречу под поскрипывание кровати, тугой комок внутри меня нарастал. Наши бедра соприкасались, как только я выгибала спину, дабы очутиться еще ближе к нему. Животом я чувствовала щекотание волос близ его паха, это возбуждало просто до невозможности. В растерянности, я водила рукой по его спине, пока он все глубже проникал в меня с приглушенным рычанием.Силы небесные, да это было просто изумительно! Не оставляя меня ни на минуту, с каждым разом все сильнее толкаясь внутри меня, он приблизился губами к моей шее, давая понять, что хочет перецеловать родинки на ней. Он всегда так делал за несколько минут до оргазма, я уже знала это и, простонав что-то невнятное, повернула голову направо, чтобы доставить ему и это удовольствие. Мои глаза были открыты, я видела пятна на потолке. Я знала, что все это ложь, обман зрения, вызванный нахлынувшей страстью, и сочла нужным не смотреть туда. Я хотела видеть лицо Алекса, хотела смотреть на него в те минуты, когда он кончит, хотела обсыпать его поцелуями в благодарность за то, что делает меня таким счастливым. Я была так горяча, что холодное тело моего возлюбленного казалось мне сущим бредом. Только сейчас я поняла, что мои ноги у него на шее, а он так глубоко во мне! Только сейчас услышала, что стону при каждом его движении. Он намотал мой локон на палец и стал целовать мне волосы. Я ощутила, что с каждым мигом ему все тяжелее отрываться от меня, толчки во мне стали сильнее и жестче… Я посмотрела на него, чтобы он понял: мне нравится все, что он делает, я дышу с ним в унисон, чувствую с ним в унисон, мне хорошо, как и всегда в такие моменты. Когда его рот коснулся края моих губ, я снова выронила стон из своей груди. Я поискала глазами его глаза, уже совершенно не в силах дышать спокойно. Оргазм был близко, как никогда, я чувствовала его приближение с каждым мигом Сжав зубы, я подняла бедра вперед, и больно укусила себя за губу, не в силах сдержаться. Эти самые драгоценные секунды близости готовились настигнуть меня, подобно цунами, я кусала губы, уже чувствуя на них соленый привкус, больше не думая, как не нравится это Алексу. Я притянула его ближе, посмотрела на него и… Моим глазам открылось страшное зрелище! Его глаза вдруг стали словно бы налитые кровью, белки окоймляла красная подводка. Ноздри раздувались, и из них словно бы пар вылетал. Дорогое лицо было перекошено от гнева, а взгляд был, будто у маньяка. На его жилистой шее выступили глубокие оспины, зубы были неправдоподобно огромны. Внутри меня что-то сжалось, незнакомый женский голос в голове испуганно прокричал: ?Беги, Мина, беги!?… и все уплыло в туман… Опомнилась я уже на его плече. Я плакала и дрожала, а Алекс нежно прижимал меня к себе, поглаживая по спине и плечам. Мое сердце билось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, и эти удары отдавались у меня в ушах. Его плече, на котором, как тряпичная кукла, лежала моя голова, было просто ужасающе ледяным, но он все тем же знакомым голосом старался привести меня в чувство: - Любовь моя, ну что ты! Тише, Мина, тише! Успокойся, все хорошо! Я не поднимала головы, а когда все-таки решилась посмотреть на него, то очень боялась, что вновь увижу мерзкий лик того чудовища, что пришло ко мне в минуты наслаждения. Но едва все же взглянула, увидела вновь моего дорогого любимого, его голубые глаза, бледную кожу и небритые щеки. Алекс держал меня в своих объятьях и выглядел испуганным не меньше меня. И – немного – обескураженным. - Любимая, что с тобой? Что случилось? Я смотрела на него во все глаза и в моей душе вновь родились черные подозрения: что-то не так. Мне не могло почудиться такое уродство в самые прекрасные моменты моей жизни, на самом пике моего удовольствия. В моей жизни явно что-то происходило. Что-то не очень хорошее. Я опустила голову: - Я… не знаю, Алекс… - Что-то не так? – спросил он, подавая мне стакан с водой, в которой я отчаянно нуждалась. Дрожащими руками я схватила его, сделала несколько глотков, остальное разлила на одеяло. Алекс быстро сбросил его с моих ног, и только крепче прижал меня к своей груди. Я с опаской вдохнула его запах. Он был все таким же родным – терпким и манящим. Мужским. Но что-то в Александре поменялось, у него уже не было той уверенности, что несколько минут назад, когда он так страстно хотел любить меня. Я видела, что его плечи дрожат, и смотрит он на меня с сожалением и извинением. Меня пугал такой его взгляд, тем более – я чувствовала – он был оправдан. Когда же мое сердце немного успокоилось, я очень тихо сказала: - Алекс, сначала эти сны. Я все время вижу Илону. Да, может мы и были связаны с ней в прошлом, но я не реинкарнация. Едва я успела привыкнуть к ее появлениям в моей жизни, в моем сознании или подсознании, я уж не знаю, как тут это! - Что ты увидела? – с нескрываемым страхом в голосе спросил любимый. - Чудовище. Ты смотрел на меня, но это был не ты! Это был отвратительный монстр, с красными страшными глазами и огромными зубами, и кожей мертвеца. Я знаю, это покажется тебе бредом, но я правда это видела, я уверенна. Он молчал и упорно не смотрел мне в глаза. Его и без того холодные руки, стали вовсе ледяными. В моей голове стоял голос Харкера. Я слышала, как он пытается что-то мне сказать о холодной коже и отсутствии аппетита… Ведь он приходил ко мне недавно, и я точно помню, мы говорили о чем-то важном, но совсем не помню, о чем. Я вновь посмотрела на возлюбленного: - Алекс, что происходит? Твоя кожа просто ледяная. Она ужасно холодная, как у трупа. Не нужно меня переубеждать, будто я разгоряченная сейчас, она у тебя всегда невероятно холодна. Дай мне измерить тебе температуру, я знаю, что она низкая! Я не могу понять, почему? Я порываюсь встать с постели, но он мертвецкой хваткой удерживает мою руку: - Нет, Мина, прошу тебя, я знаю, это глупо, но я панически боюсь градусников! Меня это откровенно злит и я выпаливаю - Ты правда думаешь, что я поверю в подобную чушь? Перестань! Он немного ослабевает хватку. Сидит на краешке постели, повесив голову, как маленький обиженный ребенок, и его плечи дрожат, как в лихорадке. - Что еще ты заметила? – наконец, произносит он, упорно не глядя мне в глаза. - Твоя кожа невероятно бледная. Мы оба знаем, что у тебя низкое давление. - Еще? – продолжает допытываться он. - Ты ужасно плохо ешь, и спишь. Иногда мне кажется, что ты совсем не спишь по ночам, но нам обоим известно, что ты не страдаешь бессонницей. Иначе, у тебя как минимум должны быть круги под глазами. В последнее время ты довольно вялый, ближе к ночи раздражительный… Я мнусь, не решаясь продолжить, но потом, поняв – сейчас, или никогда- говорю: - Алекс, я видела твои лекарства. Одну из пробирок я взяла в нашу лабораторию. Они содержат кислоту, которая используется для разжижения крови. У тебя, кажется, очень густая кровь, раз ты так в ней нуждаешься, в этой сыворотке, правда? Он молчал. Закрыл лицо руками и молчал. Тогда я приблизилась к нему, обвила его за шею, погладила щетинистую щеку: - Алекс! Я врач! Доверься мне, я прошу тебя! Позволь мне тебе помочь! Вдруг он сгреб меня в охапку, и начал судорожно целовать мое лицо, волосы, губы, плечи, ключицы – как больной, которому не хватает воздуха. Истерично. - Мина, я умоляю, не бойся меня! Не уходи, не бросай меня, не покидай одного в этом проклятом мире! Молю! Он так сильно хватает меня за руки, стремясь их поцеловать, что на запястьях остались синяки. Стараясь хоть немного успокоить его, я прижала к себе его голову и осторожно глажу по волосам – как он меня немного раньше, приговаривая, как заклинание: - Ну что ты, Алекс! Я с тобой. Я люблю тебя. Я никуда не уйду. Все будет хорошо, мой любимый, вот увидишь. Я говорила все это, пока он дрожал у меня на руках, как промокший котенок. В больницу я уехала очень уставшая, не смотря на раннее утро, и с ужасной головной болью. И вот сейчас я сижу у себя в кабинете, и тру виски. На моем столе излучает манящий аромат отвар из ромашки и мелиссы, который заварила по моей просьбе Эмилия – наша новая сиделка. Спасает только одно – начало дня у нас в последнее время, совершенно вялое. Надеюсь, так будет и сегодня, потому что у меня нет абсолютно никаких сил работать. Но настойчивый стук в дверь и появившаяся уже через мгновение косматая голова Уилла Мильтона, говорит обратное . Уилл входит в мой кабинет, страшно возбужденный, и с порога кричит: - Мина, ты говорила, чтобы я позвал тебя, если в больнице будут те странные пациенты. Идем со мной, я думаю, ты должна кое с кем познакомиться. Несмотря на головную боль, я вскакиваю, и мы вместе бежим в коридор. Там, скрученная веревками благодаря санитарам, стоит, согнувшись в три погибели девушка, и вся дрожит. Она грязная, и одета отвратительно, ее волосы липкие от крови, лицо тоже все в крови, а глаза впалые, будто бы она уже несколько суток совсем не ела. Ее внешний вид настолько ужасен, что даже мне, повидавшей много обезумевших несчастных, становится не просто жаль ее, но очень страшно, и безумно хочется бежать. Санитары и медсестры суетятся вокруг нее, позабыв об остальных пациентах. Мы с Уиллом подходим ближе. Устремив на меня полуживой, горящий, как в лихорадке взгляд, она стонет: - Эльжбетта… Она в городе! Мама Дракула, Кровавая Графиня, в городе! Я успела сбежать… Они стекаются к Падшему… Скоро их вновь будет Тьма…Они всех… всех… убьют… Ее невыразительный взгляд блекнет она хватает себя за горло, как человек, которому перекрыли воздух, и часто дышит. Я понимаю, что это предсмертная агония, слишком много я уже видела такой боли, но все же кричу проходящей мимо медсестре: - Каталку, быстро! Готовьте реанимацию! Тильда, наша волонтер, незамедлительно выполняет мой приказ. Пока мы добираемся до реанимационного отделения, я нащупываю ее пульс, понимая, что он очень слабый. Доктор Мильтон осматривает глаза, силясь найти в них признаки жизни и упрямо качает головой: - Мина, мы ее теряем! - Знаю, Уилл! Быстрее! – кричу я на операционных сестер, которые и так едва ли не летят по воздуху. Каталка, на которой бьется в конвульсиях девушка, заходит в двери. Мильтон и молодой медбрат Уорли кидаются к аппарату, восстанавливающему дыхание, медсестры уже открывают нашатырь, я же тем временем дезенфицирую руки. Подойдя к умирающей, я хватаю ее за запястье, стараясь подключить это дрожащее тело к аппарату как можно быстрее, ведь сейчас каждая секунда на счету. Рука девушки грязна и невероятно холодна, напрасно Уилл Милтон и несколько медсестер держат ее за ноги. Ее конвульсии не прекращаются, лишь ослабевают. Она вдруг открывает глаза, и я вижу проблеск жизни в этом безумном взгляде. Она ищет моих глаз и когда находит, когда я доверительно сжимаю ее руку, склоняюсь над лицом, понимая, что у нее нет сил, чтобы говорить громко, она шипит, выпуская изо рта страшное зловоние: - Невеста Падшего! Ты про…кл…яя… прокляяя..та… - Уилл! – нервно дергаю плечами я, когда он делает сотую бесполезную попытку подключить девушку к аппарату – Поздно. Он кивает, и разочарованно отходит от постели, а санитары тем временем отпускают ее холодные лодыжки. Угасающий взгляд больной блуждает по комнате, словно бы в поисках кого-то, а потом, глядя куда-то в сторону двери, и тыча изможденным пальцем туда, она шепчет: - Она… она знааает, чттто… со мной… ддделаа… Последняя мощная конвульсия сотрясает ее тела, и она затихает. На столе от нее остается лишь небольшая грязная лужица – последнее свидетельство того, что она отдала Богу душу. Теперь ее тело совершенно спокойно. Я оборачиваюсь туда, куда указывала только что эта странная девушка, и вижу, что, прижавшись спиной к дверному проему, там стоит мисс Эмилия Макгонагал, совсем недавно присоединившаяся к нам в качестве сиделок. - Мисс Макгонагал, что это значит? – задает вопрос нетерпеливый Уилл Мильтон, сверля ее своими огромными глазами. Она пожимает плечами: - Я понятия не имею, о чем она говорила, доктор – спокойно говорит она, но по ее уверенному и понимающему взгляду, мы распознали – она лжет. Она действительно поняла, о чем ее просила умершая. Тем более, что она быстро удаляется, сославшись на то, что ее ждут другие пациенты. Я не стала ее задерживать. Сейчас у меня есть дела поважнее, и я отпускаю остальных санитаров и медсестер. - Полагаю, нам стоит провести вскрытие прямо сейчас, Мина? – спрашивает Уилл, едва мы остались одни. - Да, я не вижу причин медлить. Он кивает и отходит за инструментами. Я же так и стою подле трупа, и кусаю губы в задумчивости. Вскрытие проходит медленно, я до сих пор немного страшусь это делать. Но, когда нашим глазам предстает сердце, мы дружно ахаем в изумлении, а мой коллега подается назад, как каракатица. Я держу на своих ладонях сердце. Но у него нет одного желудочка. И оно совершенно черное. Как сгоревший уголек от костра. Только сейчас я почувствовала, что смертельно устала. Уилл, взявший сердце из моих рук и пристально рассмотрев его, спрашивает: - Ты ведь не знаешь, что это за болезнь, правда, Мина? - Нет, не знаю – киваю я. – У меня в кабинете есть старые книги профессора Ван Хельсинга, может там мы найдем ответ. Пойдем посмотрим. Уилл накрывает тело, и закрывает реанимационную. Мы приходим в мой кабинет, и я сразу же кидаюсь к шкафу, в котором храню книги. Не разбираясь, где какая, я выкладываю их на стол все, так что уже через секунду на нем возвышается целый Эверест. Уилл садиться сам и подставляет мне стул. Уже ясно, какая утомительная и долгая работа нам предстоит. В поисках ответа на этот насущный вопрос проходит весь день. Когда мы закрываем последнюю страницу последней книги, ну дворе уже поздний вечер, никак не меньше девяти часов. Но мы ни на йоту не приблизились к разгадке этой тайны. Мильтон в отчаянье роняет голову на стол и стонет: - Ни единой зацепки. Ничего. Я ласково глажу его по руке, стараясь ободрить: - Поезжай домой, пожалуйста, Уилл. Мы продолжим свою работу завтра. Пару дней у нас еще есть. Обещаю, мы что-нибудь найдем. - Пока ты здесь, Мина, я никуда не поеду! – категорически заявляет он. Я ласково улыбаюсь ему, все еще гладя по руке: - Едь, Уилл. Я поеду домой следом за тобой. Правда! Он устало вздыхает и встает со своего места. Уходит, даже не попрощавшись, бормоча только: ?Я тебя разгадаю!?. И непреднамеренно громко хлопает дверью. Я же вновь спускаюсь по лестнице и иду в морг, где после вскрытия лежит наша сегодняшняя усопшая. Подойдя к столу с ее телом, я несколько секунд смотрю на него задумчиво. Правда, что же сегодня такое произошло в нашей клинике? Если это безумие, то совершенно не типичное его проявление. Да и от безумия не умирают, в то время, как эта несчастная упокоилась с миром. Смерть наступила, похоже от инфаркта, да вот только вскрытие показало, что никакого инфаркта нет. Это какая-то неизвестная болезнь с неизвестными симптомами. И странная девушка с еще более странным сердцем. Подойдя поближе, я замечаю даже при ужасном освещении кровавую лужицу, которая проступила сквозь простынь. Это еще что такое мысленно возмущаюсь я откидываю простынь в сторону… И только через несколько мгновений нахожу себя лежащей на полу подле стола с трупом. С трудом поднимаюсь на ноги и заставляю себя еще раз посмотреть на то, что привело меня в такой ужас. Так и есть, мне не почудилось. Кто-то отрезал девушке голову и теперь она в некотором отдалении от туловища. И у меня почему-то нет сомнений в том, кто это сделал. Я выхожу из больницы совершенно раздавленная и бегу к карете, которая меня ждет. Моя мигрень разыгралась еще больше и стала совершенно невыносимой, но я не могу прекратить думать. Что за день сегодня такой? Холодное тело возлюбленного, страшное чудовище вместо его лица, потом его странные откровения. На работе – не лучше. Пациенты с непонятной болезнью, умершие неизвестно от чего, отрезанная голова. И меня снова назвали невестой Падшего, проклятой. Опять! Боже правый, да что все это значит? Домой я иду с откровенной опаской, потому что не знаю, какие еще сюрпризы меня ожидают. Алекса нигде нет, я зову его, ища по всему дому, но он не отвечает. Наконец, я замечаю, что дверь в его кабинете чуть приоткрыта и подаюсь туда. Но в последний момент, я передумала заходить во внутрь и притаившись к порога, смотрю, что же там происходит, благо слабый свет свечи, который падает на пол подле двери, дает мне самую малую возможность рассмотреть. Мой возлюбленный преклонил колени перед триптихом, гладит его пальцами и что-то негромко шепчет. Я напрягаю слух, просто обращаюсь в слух целиком и полностью и, наконец, понимаю: Александр разговаривает на неведомом мне языке. Я со всех ног бросилась бежать прочь, и прихожу в себя уже в своей спальне, сидящей на кровати, и комкающей платочек в руке. Теперь стало совершенно ясно, что в моей жизни явно что-то не так.