Начало. Часть 1 (1/1)

— …. Попалась на крючок! — завершил песню Лютик, с торжественным видом проведя рукой по лютне, сыграв заключительный аккорд.Таверна дружно взорвалась беззлобным гоготом; кто-то одобряюще застучал кружками с пенистым пивом по столу. Бард игриво подмигнул темноволосой девушке в свободном, расшитом красивыми цветами платье, которая тут же зарделась и гордо выпрямилась. Потом он театрально поклонился и довольно хмыкнул, подставляя всегда находящуюся наготове сумку деньгам, падающим в нее, словно с небес. Сегодня был его вечер. Девушка в цветастом платье, которую звали Элинья, влюбилась в барда по уши с первой их встречи, и тот не собирался упускать возможности использовать эти отношения для удовлетворения собственных потребностей. Тем более, эта молодая красотка была ему симпатична. С какими только Элиньями Лютик не развлекался за этот год… Ему было страшно вспомнить и посчитать всех юных красавиц и… красавцев, с которыми он бурно проводил ночи. Последних было довольно мало, потому что найти женщину – это легко, а найти мужчину… Дело не из легких, учитывая то, насколько тщательно те прятали свои наклонности. Деревня Лютику невероятно нравилась, и он даже подумывал остаться здесь еще на неопределенное время: дружелюбные люди, много еды и выпивки, толстые кошельки, которые гостеприимно распахивались перед ним, изрыгая золотые, да еще и девушки с осиными талиями и красивыми, большими глазами наравне с коренастыми, крепко сложенными парнями. Первое время бард даже ожидал какого-то подвоха, все думал, сейчас кончится сказочка и что-то пойдет не так, однако прошла неделя, и Лютик освоился здесь достаточно, чтобы понять: подвоха нет. Правда, когда жители перестали считать его за очередного проходимца и оценили чудесный голос и музыкальный дар, они предупредили барда: поздно вечером за пределы деревни лучше не выходить.Когда он спросил, в чем дело, ему, неловко пожимая плечами и охая, не ответили, заминаясь и переводя тему. Лютик, который сначала страшно заинтересовался происходящим, все же забросил попытки найти ответ спустя пару часов безуспешных допросов и немо следовал негласному правилу, задумавшись, а какого вообще лешего ему понадобится ночью за дальними домами. Ночью у него были другие занятия, куда более интересные и приятные, чем бродить у черта на куличиках и пытаться нарваться на неприятности. Когда представление закончилось, Лютик неспешно подошел к трактирщику и заказал у него кружку лучшего вина. Тот вежливо наклонил голову. Музыкантов здесь уважали.— За счет заведения, — его строгий бас вдруг запестрел нотками восхищения.Бард в знак благодарности выпил за его здоровье и, с довольным выдохом поставив напиток на стойку, повернулся к гостям лицом, внимательно рассматривая их. Элинья, которую позвал ее старший брат, уже выходила на улицу, перед этим адресуя заманивающий взгляд своему ухажеру, невинно проводя рукой по талии. Лютик знак понял и едва заметно кивнул, улыбаясь во весь рот. Ночь обещала быть жаркой. Задумавшись об этом, бард чуть не подпрыгнул, когда на его плечо осторожно легла тяжелая рука.?Геральт!? — его сердце ухнуло вниз, затрепетав, и бард ощутил себя маленьким мальчиком, которого застали врасплох за неприличным занятием.Полный надежды и с переменившимся лицом, бард медленно обернулся к тому, по кому душа томилась и день, и ночь целый год, и Лютик увидел… очаровательного незнакомца, который действительно чем-то напоминал ведьмака. С долей разочарования бард уставился на высокого крепкого мужчину, чьи черные волосы волнами спадали на плечи, похожие на плотный дым от лесного пожара. Его синие глаза мягко улыбались, светясь изнутри каким-то необыкновенным светом, а по всему лицу разбегались добрые морщинки. Лютик, пораженный его восхитительными чертами, открыл было рот, чтобы сказать очередную чушь, потому что его мозг вмиг превратился в кашу, но незнакомец вдруг заговорил первым, невероятно обворожительным баритоном, который как будто нежно обволакивал барда, не давая сосредоточиться ни на чем, кроме этой чудесной, странной интонации. — Вы прекрасно поете. Никогда не слышал такого прелестного голоса.Лютик неуверенно улыбнулся. — Спасибо. — Меня зовут Аллиот, — ему была протянута рука.Бард легко пожал ее. Она была холодной и немного подрагивающей. — Приятно познакомиться. Простите, уже какой день тут нахожусь, но вас тут ни разу не видел… Не местный? — Как сказать… Я здесь довольно часто бываю. Живу неподалеку отсюда. А то, что мы ни разу не пересеклись, совершенно не странно. Я сюда уже пару недель не заглядывал: были свои дела.… Однако каким же правильным было мое решение прийти сегодня вечером. Лютик понимающе усмехнулся, не отрывая любопытного и неожиданно нежного взгляда от синего омута глаз напротив. Он был заворожен новым знакомым. — Да уж, в этой деревушке часто не побываешь: несмотря на изобилие еды да вина, тут все равно заняться особо нечем. Честно говоря, валяю дурака какой день, хотя не то чтобы я жалуюсь. Скорее наоборот, редко удается попасть в такую сказку, чисто рай на земле — женщины, пиво, веселье...— Так вот какой для вас рай? — по-доброму съязвил Аллиот, и Лютик усердно закивал головой, — А за пределами этой деревни, стало быть, ад? — Конечно. Ходят черти всякие и рогами тычут… Он невольно вспомнил тот эпизод с эльфами и хмыкнул. Собеседник тепло улыбнулся и мягким жестом показал куда-то в сторону столов. — Может, присядем? Я, конечно, люблю вести беседы стоя, но…— Да! — слишком радостно отреагировал Лютик и поспешно сделал вид, что кашляет в кулак, — Кхм-кхм, да, было бы неплохо. Его тянуло к Аллиоту во всех смыслах, и он бы весьма расстроился, если бы тот сейчас послал его на все четыре стороны, развернулся и ушел. Где-то на подсознательном уровне прозвучало, что долгожданную ночь с Элиньей придется перенести на другой раз. Они сели за единственный свободный деревянный стол, и Аллиот знаком приказал принести им напитки. Бард не верил происходящему: неужели все годы ужасающих мучений и страданий несчастной жизни (бедняга!) вели его к этому моменту? Может, это было его Предназначением? Если да, то ему повезло просто невероятно: он все еще никак не мог отвести взгляда от этих чудесных васильковых глаз…. Они словно гипнотизировали, манили, открывая какие-то неизведанные тайны вселенной. Бард, позавидовав немного, сделал заметку посвятить новую балладу этим выразительным и прелестным глазкам, но заменить слово ?мужчина? на ?женщина?, чтобы потом проблем не возникло со всякими свиньями, которые, к сожалению, тоже платили за исполнение песен. В это время ?Предназначение? откинулось на спинку скрипучего стула и заявило, стуча поочередно пальцами по поверхности:— Вас не смущает, что здесь столько народу? Вроде бы это…— Перестань ?выкать?, прошу тебя, давай на ?ты?…. Слава богу, мы не на приеме в королевском дворе, тогда я бы и табуретке говорил ?Позвольте я приземлю на вас свою тощую нижнюю часть, если вас это, конечно, не оскорбит?. Э-э-э, в общем… Да. Прости, что перебил. Продолжай.— Хорошо, на ?ты?, так на ?ты?, я только рад. Так, о чем я… точно. Я говорил, что вроде бы это маленькая деревушка, а тут мало того, что свой кабак есть, так здесь и народу тьма. Еле место свободное нашли. — Я знаю, что тут неподалеку находятся торговые пути, но… — Лютик сделал рукой свой типичный жест под названием ?странные дела?, — Я тоже удивляюсь, что деревенька по сути не переросла хотя бы в поселок или маленький городок. Да и не прям уж она в отдалении находится…. Хотя, знаешь что? Может, оно и к лучшему. Я знаю много деревень, которые превратились в городишки, и там проблем стало больше, чем было до этой трансфу…тран….трасфо…трансформации. Аллиот кивнул. Им на стол обоим поставили по бутылке с вином и по металлической кружке. Поэт незамедлительно начал наливать себе и, любуясь на плескающуюся жидкость, вдруг издал счастливый смешок. — Никогда не думал, что буду сидеть черт знает где и пить вино с очаровательным незнакомцем. — Взаимно. Лютик, продолжая лить вино, резко поднял глаза и столкнулся с ласковым взглядом. Он замер, не понимая: слова случайно вырвались изо рта, его главного врага, и другой либо не отреагировал бы на них серьезно, воспринимая их как удачную (или не очень) шутку, либо дал бы в морду. Скорее, второе. А тут… С ним вот так прямо, не скрываясь, флиртовали в ответ? Нет, это не могло быть реальностью. Почему вдруг теперь между ними появилось что-то невидимое, жадное и странное, это взаимное притяжение, хотя они и двумя словами не обмолвились?Аллиот вдруг широко улыбнулся и кивнул в сторону бокала:— Осторожно.Лютик опустил ошарашенный взгляд; темно-фиолетовая жидкость обильным водопадом лилась через край, быстрыми ручейками переползая на стол. Он сразу поднял бутылку и осторожно поставил ее рядом, озадаченно разглядывая пролитое вино и не зная, куда деть собственные руки. — Оу, я.. Да, — пришлось прочистить горло второй раз и смущенно отвести взгляд. Что с ним творилось? Все клише, которые сопровождали горе-любовников, юнцов с молоком на губах, пытающихся неловко заигрывать с дамами сердца и неуклюжих болванов, сели Лютику на шею и слезать не собирались. Благо, Аллиот этого будто не замечал, он даже ни разу не подшутил над поэтом, хотя они только начали разговор. Может, просто пока не пытался рисковать.Когда маленькая неприятность была устранена, а на место пустых бутылок поставили еще по две, красные, без единой надписи, видимо, с какой-то непонятной гадостью, Лютик с подозрением покосился на них и наклонил голову, как собака, которой под ноги кинули нечто, с чем она еще не сталкивалась, и она размышляла, откушать ли эту нелепицу или не надо. Аллиот, заметив его недоверчивый взгляд, как будто умилился и пояснил:— Это ?Красный танец?. Неплохой напиток средней крепости. На любителя, конечно, но я думаю, тебе понравится. Его делали еще в те далекие времена, когда наши предки сидели по своим маленьким поселениям и боялись каждого шороха из леса. По вкусу похоже на боклерское белое, но более крепкое. — Ого, — Лютик на секунду опустил уголки губ вниз, и на его лбу показались мимические морщины, — Звучит, по крайней мере, многообещающе. Никогда такого не пил. Почему его нигде не подают? Я бы запомнил…— Оно ?вышло из моды? пару десятков лет назад, о нем многие забыли, но здесь, в этой милой деревушке, помнят своих предков. Одна из причин, по которой я сюда все-таки иногда заезжаю. — Ого…Глаза Аллиота загорелись, и он в детском восторге наклонился вперед, шепча одними губами ?попробуй же?, ожидая реакции собеседника, который внезапно превратился в собутыльника. И дегустатора. Лютик с невероятной осторожностью налил себе до половины, потом передумал и наполнил стакан до конца. Гулять так гулять. Он почему-то верил вкусу нового знакомого. Бард приподнял стакан, посмотрел в него, с интересом разглядывая желтовато-оранжевую жидкость, больше похожую по виду на апельсиновый сок, который неаккуратно смешали с яблочным. ?КРАСНЫЙ танец, хах?? - усмехнулся про себя Лютик и подумал, что очень глупо называть вещи не своими именами. Потом он, решившись, наконец сделал маленький глоток и, расширив глаза от удивления и восторга, даже не отрывая губ от бокала, допил до середины, почти залпом.— ОГО! — воскликнул он третий раз и мягко поставил бокал на место, — Это же восхитительно! Вот эти вот пряные нотки, а потом… А потом что-то солено-сладкое. М-м-м… И еще какой-то аромат… Не могу понять, что это, но он прямо-таки ?перелился? из горла в нос. — Розы? — улыбаясь, радостно спросил Аллиот, довольный тем, что Лютик оценил его вкусы.— Точно! Ух… Правда, чудесно. Я, пожалуй, налью себе еще. Может, закусок каких-нибудь возьмем? Я чувствую себя, как начинающий пьяница.... — бард допил остаток и смело полез за второй порцией. — Нет-нет-нет, — упрямо закачал головой мужчина, — ?Красный танец? пьется без ничего. Так лучше ощущается вкус и запах, их ничто не перебивает. Лютик пожал плечами и открыл было рот спросить, какой бездарь придумывает названия винам, и заявить, что готов наняться специально, чтобы делать эту несложную, но поэтичную работу, однако Аллиот опередил его.— Если тебе нравятся сладкие напитки и интересные названия, могу посоветовать еще ?Драконий зуб? и ?Королевский сад?. Первое, правда, горьковатое, со странным привкусом, а второе почти исчезло. Если посчастливится где-то найти, обязательно попробуй. Бард восхищенно любовался вдохновлённым Аллиотом. Ему всегда нравилось смотреть на тех, кто был чем-то увлечен. Тем более, на таких красавцев. — Ты явно знаешь толк в вине, — мелодично протянул Лютик, чувствуя, как алкоголь пульсирует в его венах, а запах розы становится головокружением. Он начинал хмелеть.— Сдаю карты: я собираюсь стать королевским дегустатором. Изучаю вина с незапамятных времен, постоянно практикуюсь и подбираю их специально под предпочтение, настроение, характер, внешность и толщину ботинка. Как видишь, с тобой я не прогадал, — мужчина горделиво поднял острый подбородок, — Кстати… Ты пробовал полынную водку?Уже через пару часов Лютик продрался сквозь такое количество напитков, что даже он, человек, который пьянел быстро, но редко, уже накачался до невозможности и до потери ориентиров. Аллиот, который выпил значительно меньше, предложил проветриться, и они вышли из таверны, прогулочным шагом направляясь вниз по улице. Лютик не видел ничего и никого вокруг себя, лишь смутно замечал огоньки в маленьких окошках. Неужели уже было так поздно… Неважно. Он чувствовал необычайную легкость рядом с этим очаровательным и, надо признать, до безумия сексуальным красавцем, который слушал его так внимательно, будто от бессмысленных фраз барда зависела вся его дальнейшая судьба. Аллиот и сам охотно вступал в разговор, рассказывая про необычные горячительные напитки, вспоминая различные смешные истории из собственной жизни и из жизни односельчан, будто на каком-то подсознательном уровне зная, что Лютику такое будет интересно. Его манера речи, его странный, необычный говор, его пронзительные глаза, чем-то напоминающие блюдца из синих, волшебных озер – все, абсолютно каждая деталь привлекала, заставляя любоваться новым знакомым, задержав дыхание, и ласково, будто нечаянно касаться бледной нежной кожи, которая отдавала приятной прохладой. Лютик уже был изрядно пьян, не только от алкоголя, но и от внимания и тепла Аллиота, безвозмездно дарящего все, чего так не хватало барду за последние несколько месяцев.Внешнее сходство с ведьмаком добавляло огня в разгоравшийся костер внутри, и Лютик нервно облизывал губы, вдруг осознавая, что собеседник ждет момента уединения, который должен был наступить ох как скоро, учитывая ответные жадные взгляды с чудным желанием в сокровенных звездочках и взаимное притяжение. Пока что они лишь коротали время за светским разговором, и Аллиот даже попросил Лютика позже исполнить еще какую-нибудь песню, если тот, конечно, был не против. Бард заплетающимся от переполняющего его счастья языком начал убеждать собеседника, что он сделает, все что угодно, и споет ему хоть тысячу и одну серенаду по одной лишь просьбе. Басистый смех ласковым раскатом всколыхнул воздух, и Лютик глупо заулыбался, пристально разглядывая белые, крепкие зубы. Он вдруг вспомнил, как однажды Геральт тихо засмеялся, застав его запутавшимся в женском платье (та еще была история). Лютик с удивлением уставился на него, не веря своим ушам и глазам. Ведьмак не умел веселиться, редко когда сдержанно улыбался, но тогда происходящее было восьмым чудом света, и бард открыв рот наблюдал за тем, как Геральт покатывается со смеху. Немного погодя и сам Лютик присоединился к нему. Сначала с неуверенным хихиканьем, а затем уже громким смехом и даже парой дополнительных шуток в свою сторону.— Ты в порядке? — обеспокоенно спросили у него где-то над ухом, и Лютик вздрогнул. Он не заметил, что случайно проигнорировал вопрос Аллиота о каком-то там напитке из красного каштана.— Да, лучше некуда, — нарочито весело ответил поэт, а затем, чуть подумав, поинтересовался, — Послушай… Э… Аллиот, ты когда-нибудь встречал ведьмаков?Ему показалось, что тот недовольно вздрогнул, но когда Лютик поднял взгляд и посмотрел в добродушное лицо, его выражение оставалось прежним.— К сожалению, ни разу. А что, оно того стоит? — голос его был все так же дружелюбен.— Даже не знаю. Это как повезет. Если хороший ведьмак, то заведешь себе нового друга, да еще он, возможно, спасет тебя пару раз для приличия. А если плохой, то лучше держаться от него подальше.Его лицо пьяно скривилось. Собеседник пристально рассматривал его.— И сколько ведьмаков ты встречал на своем пути?— Одного.Наступила спокойная тишина, прерываемая лишь недовольным лаем собак из дальнего конца хутора, да вечерним кваканьем лягушек. Здесь неподалеку была речка.— Почему ты спросил меня про ведьмаков? — голос все еще был невероятно спокоен и доброжелателен, однако Лютик смутно уловил в нем тревогу, тут же, правда, забыв про необычное открытие. Ему было плевать на странности. Именно сегодня, именно сейчас. Аллиот был чудесным, вечер был теплым и красивым. Он не хотел даже ДУМАТЬ о чем-то неприятном.— Да потому что ты чем-то похож на ведьмака… Ха-ха, я аж оторопел, когда увидел тебя… Думал, один из них, а оказалось, что нет. И черт с тобой, лучше даже, что ты не ведьмак. Ну их к хреновой матери…Его резко пошатнуло в сторону, и он спьяну чуть не полетел черт знает куда, а именно — под забор, однако внезапно его придержали крепкие руки, и Лютик про себя отметил, что у Аллиота стальная хватка. Мужчина аккуратно помог ему удержаться на месте, однако рук все не опускал, хотя бард был в полном порядке и даже немного отрезвел от неожиданности. Лютик выглядел маленьким мальчишкой по сравнению со своим высоким знакомым. Аллиот вдруг со вспыхнувшей в глазах жадностью слегка наклонился вперед, завораживающе шепча:— А может быть, я ведьмак?— Тогда я королева Анна-Марионетта, — пьяно ухмыльнулся Лютик и сладостно прикрыл глаза, интуитивно чувствуя приближающиеся губы и ощущая горячее дыхание. Вдруг дикий визг раздался на всю округу, заставив барда резко открыть глаза и отпрянуть от Аллиота, который тоже расцепил хватку и удивленно поднял голову, пытаясь понять, с какой стороны так душераздирающе крикнули. Лютик оставался на месте, быстро моргая и приходя в себя, его сердце бешено заколотилось от тревоги, хотя звук давно утоп в горячем вечернем воздухе, и последнее эхо исчезло за деревянными крышами домов.Он тяжело выдохнул и испуганно взглянул на Аллиота:— Что это бы…Крик раздался снова, перебив уже знатно напуганного музыканта, который в очередной раз вздрогнул и начал мотать головой из стороны в сторону, стараясь уловить направление. Звук словно раздавался везде и нигде одновременно… На этот раз страшные вопли не умолкали, все сильнее и сильнее давя на барабанные перепонки и разрываясь у Лютика в сердце.— ПОМОГИТЕ!!! ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ МНЕ!!! — женский голос одновременно и рыдал, и стонал от ужаса, и Аллиот, взмахнув копной черных волос, вдруг показал куда-то в белую дымку тумана, который распростерся за последним домом:— Там.Лютик удивился тому факту, что они стояли прямо около окраины деревни: еще пара строений, дорога и начало леса. Самым странным было то, что он даже не заметил, как они сюда добрались: он был слишком увлечен новым знакомым. Прислушавшись, он понял, что Аллиот был прав: действительно, женщина кричала из-за угла черной фигуры домика, едва озаряемого бледной луной. Лютик удивился, почему он сам не смог раньше определить местоположение звука, ведь располагалась хижина совсем недалеко.— Нужно позвать на помощь, — было первым его порывом, и он уже рванулся назад, к домам, в которых тихо начинал мерцать свет, однако был остановлен железной рукой, которая мягко, но настойчиво не давала ему пройти дальше.Аллиот посмотрел на него со странным выражением умиротворения.— Она же совсем рядом, зачем кого-то звать и терять время, если можно помочь этой несчастной женщине сейчас? Может быть, у нее сломана нога, и она не может идти…Его слова звучали разумно и логично. Лютик вдруг послушно, как будто не по собственной воле, а движимый невидимыми нитями, кивнул и поспешно двинулся в сторону тумана. Аллиот молча последовал за ним. Барду показалось: Аллиот что-то прошептал ему вслед.Белый туман приближался все быстрее и быстрее. Он словно окутывал Лютика изнутри, путая мысли, делая ноги ватными и непослушными. Один лишь крик, который становился все громче и отчетливее, побуждал не отступать, а смелее заходить в эту непроходимую стену из облаков… ?Интересно, почему он такой плотный… Дождя же не было и явно не предвещается…? — смутно подумал Лютик. Облако поглотило его, сожрало целиком, и ужасный визг вмиг прекратился, оставляя Лютика одного, оборачивающегося в разные стороны, хмурящегося, непонимающего, пытающегося найти просвет домов. Ничего не было видно, лишь собственные дрожащие руки. Бард, словно слепой крот, вытягивал их вперед, силясь нащупать хоть что-то и крутясь, как бешеная белка, окончательно теряя самообладание. — ЭЙ, ГДЕ ВЫ? НЕ МОЛЧИТЕ! С ВАМИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ? ОТВЕТЬТЕ МНЕ! АЛЛИОТ?! АЛЛИОТ, ГДЕ ТЫ? — закричал он, не узнавая свой же голос, который стал испуганно-детским. Отчаяние совершенно завладело им, когда в белой вате вдруг показалась темная широкоплечая фигура, отчетливо отделяющаяся от остальной массы. Она была неподвижна. Бард глупо смотрел на нее, замерев, не двигаясь, готовясь, словно кошка, прижать уши и отползти назад, шипя изо всей силы. Фигура резко бросилась к нему с невероятной скоростью, из груди Лютика вырвался вопль. Он, дрожа от ужаса, кинулся прочь, без всякой пользы стараясь разгрести магический туман.— ПОМОГИТЕ!Он споткнулся обо что-то мягкое, лежащее справа от него, и полетел вниз. В голове прозвучало ?это конец?, но бард продолжал бороться: силясь подняться, он рванулся вперед, к спасению. Было уже поздно. Что-то хрустнуло прямо над его ухом, и вспышка адской боли толкнула Лютика в мерзкую, черную пустоту. Лютня, печально тренькнув от удара об землю, стихла.***Когда темнота медленно ушла, уступая место странному серому туману перед глазами, в голове стоял треск и шум, сквозь который едва-едва прорывалось мерное стрекотание кузнечиков. Пришлось поморгать несколько раз сквозь слипшиеся веки, чтобы притупить звон и привести мысли и воспоминания в единый баланс. Лютик попытался слабо двинуть руками; у него получилось. Хорошо, значит, он не ранен, все в порядке, он может двигаться. Теперь нужно понять, ГДЕ он и какого черта земля висит рядом с его головой, двигаясь с невероятной скоростью. Железная хватка рук на его пояснице. Все словно в тумане… В тумане?Бард едва заметно вздрогнул, окруженный хороводом из воспоминаний. Значит, его схватили какие-то неизвестные и похитили… Но для какой цели? Кто-то нес его, спокойно переставляя ногами, как при обычной пешей прогулке, будто ему совершенно не мешал огромный груз на плечах, будто Лютик действительно цветочек на тонюсеньком стебельке, а не здоровый мужчина в расцвете сил. Все еще усиленно моргая, бард сосредоточил взгляд на окружающей местности. Деревня казалась совершенно заброшенной, словно ее спешно оставило население пару лет назад: покосившиеся домики с заколоченными окнами, разваленные калитки и прогнившие насквозь изгороди. Звать на помощь было бесполезно. Получается, его тащили в пустой дом или двор, подальше от людских глаз, чтобы… Чтобы что? Паника начала холодной волной мурашек накатывать на пришедшего в себя Лютика. Никто не придет, никто не спасет его. Здесь только он один способен себе помочь. Отчаянно вертя головой, пленник попытался найти хоть один предмет, который помог бы ему вырваться из мертвой хватки своего похитителя. Нужно было действовать быстро, что-то подсказывало, что если не сейчас, то он отсюда живым уже не выйдет. Удача впервые за день повернулась к нему лицом, сладострастно улыбаясь и предоставляя возможность освободиться. На земле валялся внушительных размеров камень. Достаточно большой, чтобы вырубить человека, достаточно маленький, чтобы взять его в руки и не промахнуться.Лютик, не теряя ни секунды, с диким рвением в глазах дотянулся до камня, крепко схватил его, извернулся, как червяк на весеннем листе, и изо всей силы ударил по голове похитителя. Тот опешил от неожиданности (хотя и не потерял сознание) и выпустил тело Лютика. Бард с пыльным грохотом рухнул животом вниз на землю, мокроватую от вечерней росы. Свобода. Бард поспешно заелозил ослабевшими ногами, руками опираясь на дорогу, как рыба, выброшенная на берег, чтобы поскорее встать и побежать прочь, прочь от этого ужасного места, и даже успел вскочить, мысленно уже покидая пределы деревни. Однако те же сильные руки с невероятным хладнокровием толкнули его обратно, как чертову марионетку. Лютик упал в лужицу грязи. На всякий случай, ему изо всей силы два раза дали ногой по лицу. Бард закашлял, сплёвывая кровь, текущую из носа и горла. Он упорно развернулся и попытался встать во второй раз, но временный туман боли застилал глаза. — Нет… — прохрипел кто-то совсем рядом с Лютиком, и тот вдруг испуганно понял, что этот стон раздался из его ослабшего горла.Его схватили за ноги, как мясную тушу, и поволокли прямо по тропинке, которая из песка превратилась в мелкие камни, где-то разрывая одежду и оставляя на руках и подбородке царапины, раздирающие кожу до крови. Видимо, так неизвестный наказывал непослушного пленника. Лютик приподнял голову, все еще отхаркивая кровь и оттирая ее обратной стороной ладони. Медленным расфокусированным взглядом он попытался отыскать точку опоры. Его сердце екнуло с радостью, когда рядом с ним оказался покосившийся от времени забор. Это было последней попыткой спасения. ?Если нет, то мне конец?,— подумал Лютик. Он почему-то ясно понимал это, и так отчаянно цеплялся за олицетворение жизни, его единственную тростинку в бешеном водопаде. Бард крепко схватился за прогнившие доски, не обращая внимания, как занозы кусают пальцы, забиваясь под ногти. Его тянули назад, к себе, в пучину; человек выругался целым ворохом грязных слов, однако Лютик с невероятным упорством не отпускал руки. Это напоминало поединок между жизнью и смертью. Возможно им он и был. Однако бард с позором проиграл. Его резко отпустили, и жалкое тело, плюхнувшись на землю, осталось лежать там же. В верхней части черепа вновь вспыхнула адская боль, и его разум провалился в темноту. Когда он вновь открыл глаза, он пожалел, что не остался в сладком забытьи. ***Лютик потерял счет времени. Его держали здесь уже пару дней, не меньше. Хотя он не был уверен ни в чем. Может быть, его голова, не прекращающая ныть ни на секунду — подводила, и он находился в этом старом амбаре со спертым от крови и мочи воздухом уже неделю. Через несколько часов или дней он должен был умереть от ранений и страшной жажды, пробирающей его до самых костей, и никто не узнает, что он сгинул здесь, в логове у отвратительных, мерзких существ. По-другому Лютик, как ни старался, их назвать не мог. Среди головорезов был огромный амбал с лысой башкой, жалко покрытой парой темных волос (именно он как раз дотащил Лютика до этого проклятого места), тощий юноша с болотным цветом глаз, кривыми зубами и в богатой одежде. Видимо, он являлся каким-то состоятельным дворянином. А вместе с ними… Аллиот. Он был единственным человеком, которому не доставляло удовольствие мучить барда. Когда Лютик впервые увидел знакомые глаза, он не поверил, замотал головой в отчаянии, до боли стиснув зубы, но потом понял: удивляться нечему. Тот оказался не только подонком, но и чародеем: периодически колдовал непонятные знаки, обычно необходимые для защиты. Видимо, он использовал гипноз, чтобы подчинить Лютика своей воле. Втерся в доверие и понравился барду, а потом вдобавок напоил его, возможно, подмешав что-то в напитки, в которых тот не разбирался, и затуманил разум, чтобы подвести маленькую мышку к заранее заготовленной мышеловке. Может быть, поэтому нельзя было выходить поздно вечером за пределы деревни? Жители знали нечто, о чем умолчали в разговоре с новоприбывшим. Надеялись: он уберется как можно скорее да дальше. Что ж, они совершили роковую ошибку, впрочем, как и сам Лютик: он доверился. Снова. И вот опять расплачивался за излишнюю любовь к человечеству. Сначала он пытался сбежать, искал острые предметы, чтобы развязать ноги и руки, вынуть кляп изо рта, который исчезал только при крайней необходимости, но все оказалось бесполезным. За ним наблюдали сутками. Даже если бы он смог освободиться, ему бы не дали уйти отсюда живым. Игра в кошки-мышки явно была их любимой игрой. Лютик не понимал, зачем он нужен этой странной компании, и даже невинно задавал им вопросы, конечно, всего лишь намекая, не пытаясь вести допрос (не в том он был положении). Ему либо не отвечали, либо говорили с неохотой, будто считали его вещью или ненужной тряпкой, с которой вести диалог было делом неприличным. Бард узнал: скоро с ним должны были покончить, проведя некий ритуал. Еще Аллиот иногда шептался с дворянином, которого, как позднее узнал Лютик, звали Ероним, и через его ?шуршание? довольно часто проскальзывало имя Кассия. Вроде бы ее хотели зарезать после поэта. Значило ли это, что он был в плену не один? В любом случае, Лютику в какой-то момент вдруг стало плевать. Он устало водил глазами между мучителями, порой измождено шутил, чтобы хоть как-то подбодрить себя, хотя это с каждым разом становилось все труднее и труднее. Над ним издевались, предлагая ему вместо воды непонятную жижу, а вместо еды удары в печень, если он начинал сильно раздражать кого-то из троих. Сначала в животе лишь неприятно сосало от голода, затем все изнутри будто бы разгорелось, причиняя невыносимую боль, которая исчезала лишь во время сна и на некоторое время после него. Чувство голода присутствовало всегда, не отпускало почти ни на секунду, мучило, перед глазами вечно кружились тарелки с аппетитным жарким и свежей зеленью. Лютик предполагал, что та жидкость, которую ему давали один раз в день вместо воды, была каким-то специальным препаратом. Возможно, она усиливала голод, ведь то что он испытывал, стеная и до боли кусая губы, было ненормальным. Отказываться пить было бесполезно: ему не давали даже брыкаться, насильно вливая в горло горькую травяную настойку, которая жглась, как крапива. Об обычной воде бард старался забыть: она манила его намного больше, чем еда; сухость раздирала гортань, потрескавшиеся губы было бесполезно облизывать: слюны почти не осталось. Лютик был готов броситься пить прямиком из грязной лужи на деревенской дороге. Какой был в этом смысл? Почему они не убили его сразу? Зачем они доводили жертву до исступления, пугали до смерти, а затем ухмылялись и уходили, оставляя ее в тщетных попытках освободиться? Раны на щеках и виске дико ныли: кажется, началось нагноение, но у этих мразей лечение было одно – еще больше боли. Амбал по приказу Еронима, видимо, негласного лидера, иногда задавал странные вопросы, слишком личные и не связанные между собой. Стоило Лютику замяться с ответом хоть на одну секунду, его жестко и беспощадно били, после чего оставляли тихо хныкать и чувствовать мокрые дорожки на щеках. Самым, наверное, ужасным событием среди этих мрачных дней было безвозвратное уничтожение прекрасной эльфийской лютни. Лютик заметил пропажу сразу после того, как пришёл в себя, спохватился и чуть не взвыл от отчаяния: музыкальный инструмент был ему и другом, и соратником. Без него стало ещё более одиноко и страшно. Когда бард не выдержал и жалобным голосом спросил про лютню, амбал, злобно щерясь, вытащил её из какого-то тёмного угла и неаккуратно покрутил ей прямо перед лицом беспомощного пленника. Затем поинтересовался, как на ней играть, не дождался даже намёка на ответ и стал тыкать своими немытыми пальцами во все щели, трогая каждую струну. Вмиг забывая про все принципы и гордость, Лютик, извиваясь в веревках, умолял о том, чтобы тот перестал портить несчастный инструмент. Чем больше он просил, тем больше веселился здоровяк: вертел лютней по кругу, вниз, вверх, оттягивал изящные струны, пока они с визгом не лопались, стучал ей по крепким стенам амбара. Аллиот, стоявший, сложив руки на груди, недовольно поморщился. Чародей потребовал прекратить этот цирк. Амбал, видимо, не ставя его мнение в грош, разбушевался ещё больше, давая себе волю поиздеваться над слабым местом поэта. Он подошёл к нему, показал лютню во всей красе, приближая её прямо к его лицу. Затем с наигранной жалостью попрощался с инструментом и изо всей силы бросил его на пол. Бард слабо вскрикнул и с широко распахнутыми глазами, полными ужаса, уставился на свою прекрасную подругу, которая валялась на земле. Амбал, поняв, что лютня эльфийской работы так просто не разобьётся, вновь приподнял её и заколотил инструментом по полу, вымещая на нем весь свой гнев. Лютня трещала и жалобно стонала, пока из неё выскакивали струны, кусочки дерева и декоративные детали. На Лютика страшно было смотреть: он молча наблюдал за всей картиной, лицо осунулось, рот приоткрылся от ужаса, все тело мелко дрожало, не в силах справиться с шоком. Осознание приходило медленно, однако в горле уже стоял ком, дышать становилось труднее. Амбал наигрался довольно быстро, взял лютню громадными ручищами и разломал её напополам об колено, отбросил её, как ненужную игрушку, в сторону. Сердце Лютика сломалось вместе с любимым инструментом. Рот у него по-детски скривился. Аллиот посмотрел на поэта с сожалением, и этот взгляд стал последней каплей - плечи его тихо затряслись. Кожа у него стала слишком бледной. Тело давно ослабло и перестало реагировать на удары. Лютик лишь хотел спать…. Его глаза смыкались, голова опускалась на грудь, и тут же его окатывали ледяной водой или давали пощечину. Ему милостиво предлагали окунуться в мир сна лишь два часа в день, чтобы он совсем не загнулся и не сошел с ума от вечного бодрствования. В какой-то момент Лютик даже подумал, что лучше умереть сейчас, чем выдержать еще день таких издевательств. Последней фразой, которая хоть как-то зацепила его вялое любопытство, прозвучала, когда один раз утром третьего дня Ероним неспешно вернулся в сарай к двум своим товарищам и с довольной ухмылкой произнес ?он больше не помешает?. Загадка предложения, которая могла оказаться чем угодно, осталась в воспаленной голове Лютика и на некоторое время развлекала его мысли, составляя необычную головоломку. К сожалению, вопрос так и остался без ответа: больше на эту тему не говорили. Все это время бард думал о Геральте. Когда ему дарили блаженные часы сна, он невольно возвращался в самые хорошие моменты их дружбы, от начала до конца блуждая по коридорам памяти. Бард прощался с ведьмаком, потому что знал: он не придет. Искалеченное сердце надеялось, что дверь распахнется, и ведьмак с хмурым видом разнесет всю эту братию так же легко, как он разносит всех монстров в принципе, а затем он развяжет Лютика и, взвалив его на плечи, унесет подальше от этого ада на земле. Но разум отчетливо произносил: ?Геральт не ищет тебя. Он далеко. Его не было и не может быть. Ты ему не нужен, забыл?? Перед затуманенным взором вставало озлобленное лицо с волевым подбородком, а в голове звучало хриплое восклицание: ?Теперь я лишь одного прошу от жизни: чтобы она спровадила тебя подальше от меня!?. После этого на глаза наворачивались горячие слезы, и поэт часто моргал, пытаясь поскорее избавиться от них. Прошел год со дня их расставания, а он все никак не мог забыть кипящую ярость в глазах цвета янтаря. В груди все еще таилась неконтролируемая обида. Из-за нее Лютик еще с большей безответственностью начал кидаться в пучину любовных страстей, теперь меняя тактику: он старался не привязываться к людям. Пустился во все тяжкие, если можно так сказать. И все же, несмотря на все разочарования, Лютик любил жизнь так, как не любил никто, и он боялся. Боялся терять ее таким глупым образом, в темном амбаре, среди отбросов общества. Ему было лишь двадцать девять лет….Все изменилось вечером третьего дня. Ероним, его главный мучитель, подошел к нему и привычно наклонился, чтобы проверить зрачки. Затем усмехнулся и склонился к уху.— Поздравляю, сегодня твои мучения наконец-то закончатся. Ты будешь принесен в жертву великой Рацилле, — прошептал головорез. Его дыхание неприятно обжигало перегаром.Ероним по обыкновению ждал очередной измученной шутки от барда, но тот никак не отреагировал, лишь бессильно прикрыл глаза. Ему было плевать. Зато не плевать было Аллиоту, который закатил глаза и фыркнул:— Ему было обязательно знать об этом? Обычно мы оставляем их в неведении, какого черта? Ероним даже не обернулся на заданный ему вопрос, который, видимо, показался ему риторическим. Вместо этого он легонько постучал по щеке поэта:— Э-э-эй, ты тут, малыш? Лютик молчал.— Ну же… Есть, что сказать? — юноша медленно наклонился к его рту и театрально приложил руку к уху. Бард силился что-то ответить, но пересохшие губы ставили преграду между звуками и словами. Ему все-таки удалось прошептать измученно:— Пошел ты…Ероним довольно захохотал и аккуратно, даже нежно взял его за подбородок, приподняв и заставив посмотреть в свой мутно-болотный омут глаз.— Узнаю прежнего Лютика. Тебя же так зовут? — Хрена с два ты меня знаешь, ублюдок, — едва выговорил поэт, понимая, что терять уже нечего.— Нет, ты уже что-то совсем разговорился. Удар получился смачным, голова Лютика безвольно дернулась, как у куклы, и повисла; рот слабо отплевывал слезы и кровь. Аллиот вдруг вступился, проворчав:— Не понимаю, зачем тебе это, если они жертвы для Рациллы. Да, раз он знает, и я могу свободно называть ее имя. А ты…. Мог бы найти других и развлекаться себе в удовольствие. Дворянин, резко выпрямившись, вновь не ответил на замечание чародея и вдруг сверкнул глазами, в которых нехорошо блеснули какие-то странные искры. Лютик медленно переводил взгляд с одного на другого, не вполне улавливая значение слов. Кажется, только он один не понимал их. Но ему не собирались ничего объяснять.— У тебя есть право задать один вопрос, — вдруг серьезно произнес Ероним и странно улыбнулся, — Потом мы проведем последний ритуал и покончим со всем этим. Лютик хотел сказать, что ему ничего не интересно про эту веселую компанию, что ему вообще плевать, что происходит и как именно он умрет. Теперь для него ничего не имело значения. Единственным вопросом, который бы удовлетворил его любопытство, был бы ?где Геральт из Ривии??, но он не хотел задавать его этим свиньям, тем более, что они в любом случае не смогли бы ответить. Бард все-таки попытался спросить хриплым, слабым голосом, однако его слова больше походили на порывы ветра, чем на членораздельную речь. Дворянин недовольно цокнул языком и наклонился ближе. — Твои родители знают, чем ты тут занимаешься? — каждое слово далось с большим трудом, но он смог застать Еронима врасплох. Тот вздрогнул и широко раскрытыми глазами взглянул на него, будто по-новому, видимо, Лютик попал в яблочко, хотя его вопрос был изначально всего лишь шуткой. Несмотря на то, что стрела достигла цели, богач в ту же секунду поменял выражение лица на абсолютно непроницаемое и усмехнулся.— Ты мог бы узнать сейчас очень многое, чуть ли не тайны вселенной, но ты вместо этого выбрал свои дурацкие прибаутки. Что ж, на твоей ответственности. Теперь обездвижь его, — кинул он Аллиоту, и тот кивнул, поднимая руку в специальном жесте.— Стой! — собрав все силы, сипло выкрикнул Лютик, чем заставил Еронима сделать знак ?стоп?, — Ты… Не…. Ответил…. На вопрос.— С чего я должен на него отвечать? — резко бросил дворянин, и в его взгляде проскользнуло что-то странное. Чародей, посмотревший на амбала около двери, нахмурился и процедил:— Потому что это по праву его последний вопрос, на который, если ты не знал, нужен ответ.— Тебя никогда не спрашивал! — взвизгнул Ероним и сразу смягчился. — Хм… Хорошо. Ответ — нет. Ты доволен? Кривая улыбка, которая медленно исчезла.— Мне нравится твоя дерзость. Я хочу сделать тебе подарок.Лютик попытался сглотнуть, но слюна была слишком вязкой и горячей. Ероним же, совершенно игнорируя существование двух собратьев (амбал никак не отреагировал, видимо, такие штучки наблюдал уже не раз, однако во взгляде Аллиота проскользнуло сожаление), медленно присел около пленника и ласково погладил его по грязной щеке, покрытой синяками и ранками. Он специально надавил на необработанные царапины, которые были больше других, из-за чего бард зашипел от боли. Дворянин, довольный этим, продолжал, не моргая, рассматривать его скулы, ключицы, потом перемещался на лоб, покрытый холодными капельками пота, наконец, остановился на глазах. Лютик упорно отводил взгляд, однако тот железной хваткой вцепился ему в подбородок, сильно сжимая кожу и цедя сквозь зубы: ?Смотри на меня?. Спустя пару попыток избежать этого бард сдался и взглянул на него в ответ, с ужасом наблюдая, как черные зрачки в болотных глазах расширяются все больше, становясь ненормально большими, будто у психопата или у человека, выпившего галлюциногенов. В них проскальзывало что-то звериное. Лютику становилось страшно. В этих глазах он вдруг увидел ответ о том, что его сейчас ждет. И когда осознание и страх исказили лицо барда, Ероним мерзко засмеялся и кивнул:— Все верно. Дареному коню в зубы не смотрят. И, не отрывая своего гипнотизирующего взгляда, порывисто бросился развязывать Лютику штаны, грязные, с дорожками засохшей крови и ободранные до дыр на коленках. Он явно наслаждался беспомощностью пленника, который, раскрыв глаза от ужаса, начал медленно и слабо ерзать на месте, пытаясь вырваться, убежать, оттолкнуть. Ероним плевал на жалкие попытки барда освободиться и, быстро закончив со штанами, доминирующе уселся у того на бедрах, нервно облизывая губы. Лютик чувствовал его возбужденный член и сопротивлялся еще сильнее, даже не осознавая того, что его губы немо шевелятся в мольбе ?хватит, прошу?. Ему было мерзко, мерзко до такой степени, что ему казалось будто он утопает в грязи. Ероним впился ему в шею, издавая громкие стоны и извиваясь между ног барда, он оставлял жадные засосы и толчками терся о пах пленника. Лютик закрыл глаза и сжал зубы до боли. Его щеки были влажными. В это время амбал заметно напрягся и быстро отскочил от двери, доставая из-за пазухи металлическое оружие, похожее на молот, и сделал знаки товарищам, беззвучно спрашивая у чародея: ?Какого черта??. Аллиот, навострил слух и удивленно заморгал, но быстро опомнился и одним прыжком оказался сзади связанного пленника, исчезая из его поля зрения. Дворянин, с разочарованием покосился на Лютика. Он последний раз облизнул его губы и поспешно встал, предупреждая с тихой агрессией:— Ни звука. Или ты мертв на месте.— ПОМОГИТЕ!!! — рванулся Лютик, не успел Ероним и двух шагов от него отойти, и в его рот со страшной силой был засунут мокрый кляп. Взгляд, которым его окатили, давал понять, что головорез мечтает убить его прямо сейчас. Амбал все еще стоял около двери, затаившись и ожидая, пока этот кто-то войдет, чтобы накинуться на него сбоку. Бард, затаив дыхание, ждал спасителя или, наоборот, будущего пленника, и когда дверь амбара открылась, он замычал что есть мочи, жмурясь и изнемогая в конвульсиях. Амбал не двигался с места. Стоял, напрягая мускулы, в позе воина, собирающегося начать атаку. Прошла пара жутких секунд, и Лютик уловил едва заметное движение около маленького окошка: кто-то подходил к нему, почти невидимо и очень аккуратно. Однако не только бард заметил незнакомца: откуда-то сзади раздался тихий свист, потом шипение, и мимо пролетело что-то непонятное, похожее на белую тонкую палку. Лютик не успел разглядеть: оно было слишком быстрым и бесшумным, лишь легонько заколебался воздух, когда эта штука проскочила через окно, почти попав в фигуру человека, который отреагировал мгновенно: отскочил и перекатился куда-то влево, исчезая из вида. Амбал сделал ошибку, он не стал дожидаться, пока незваный гость войдет внутрь, как планировалось изначально, а бросился наружу, приоткрывая массивную дверь. Лютик напряженно вытянул шею, пытаясь включить все шесть чувств, чтобы понять, какие события разворачиваются совсем рядом. Двое других тоже замерли в ожидании, но судя по лицу дворянина, тот не был слишком напуган, видимо, рассчитывал на своего друга, до этого никогда не подводившего силой. Что-то тяжелое упало на землю, протащилось по ней, как будто лошадь только что прошлась плугом по грядкам. Затем послышались непонятные звуки, будто кто-то возился, катаясь и тихо кряхтя, потом приглушенный удар, явно по костям, потому что вслед за этим мерзко хрустнуло, и раздался хриплый крик, похожий на рев трехглазого беса. Лютик поморщился. Этот вопль заставил вздрогнуть и Еронима; он растерянно посмотрел мимо барда, видимо, на Аллиота, и белыми от испуга губами пролепетал что-то. Дворянин кивнул, будто давая на что-то согласие. Лютик быстро переключил внимание, но не слышал, ответил ли что-то чародей, лишь почувствовал, как едва-едва завибрировал пол. Стены на секунду озарились каким-то желтоватым светом, и дворянин, даже не взглянув на барда, резко подошел к Аллиоту. Лютик попытался изогнуться и повернул шею настолько, насколько мог, чтобы увидеть, что происходит. Краем глаза уловил, как Ероним неуверенно шагает вперед, в огромную дыру света, видимо, в портал, наскоро созданный чародеем. Снаружи – снова звук удара и душераздирающий стон. Потом все стихло. Чародей медленно поднял резко побледневшее, однако, все еще мужественное лицо, на котором зашевелились желваки. Он обошел Лютика, тоже не обращая на него никакого внимания (потому что была проблема похлеще), встал около тех же самых огромных дверей, больше похожих на ворота замка и приподнял две руки в специальном жесте. Он отогнул мизинцы, а затем смешно оттопырил средние пальцы. И когда в проеме стало совсем черно, он с воинственным воплем направил всю энергию на вход в амбар, потоком воздуха невероятной силы выбивая двери. Бард широко открыл глаза, не веря тому, что в груди Аллиота таилась такая невероятная мощь. Он не успел слишком удивиться: свет в ту же секунду залил глаза, и Лютик, несколько дней пробывший в темном, мрачном помещении, зажмурился, ослепленный этой вспышкой и оглушенный чудовищным громким хлопком и звуком проломившегося дерева. Мощные двери, на лету скрипя, со страшным грохотом вонзились в землю, прокатившись вперед и замирая где-то в пяти метрах от сарая. Бард приоткрыл слезящийся глаз, часто моргая и пытаясь сфокусировать зрение. Он услышал, как из какой-то ветхой хижины, проломленной насквозь чем-то тяжелым, раздался шорох. Аллиот, сделал пару уверенных шагов от амбара и резко поднял руки снова, на этот раз в другом знаке. Отплевываясь от пыли и грязи, насквозь ?пропитавшийся? чужой свежей кровью, из обломков бывшего жилого домишки появился….?Геральт!? — Лютик почувствовал, как его резко затошнило, и все перевернулось с ног на голову, заставляя нутро с силой затрепетать, вталкивая недостаток воздуха в зачерствевшие легкие. Он не поверил. Ведьмак не мог появиться здесь, чтобы спасти его — бестолкового барда, который добровольно (или не совсем) слез с его шеи ещё год назад, больше не докучая своей удачей постоянно оказываться в круговороте бед. Однако это точно был Геральт, и он, словно хищник, смотрел на чародея, изучая его движения и готовясь сгруппироваться или отпрыгнуть в любой момент. В глазах отчаянно защипало, а из груди вырвался победоносный клич: Лютик не был в силах справиться с волной эмоций, которая захлестнула его с головой. Он понимал, что если бы не кляп в его пересохшем от напряжения рту, его губы сейчас непременно дрожали бы от переизбытка чувств. Однако больше времени на них не было: Аллиот произнес что-то вполголоса. Знакомый свист рассек воздух, заставляя Геральта прыгнуть и перекатом уйти в сторону. В место, на которое он пару секунд назад неосторожно упал, вбилось несколько десятков острых, ледяных стрел. Следом чародей выпустил огромный огненный шар, который заметно подорвал его же силы, но взорвался такой мощью, что ведьмака снесло куда-то вбок. Геральт успел смягчить урон: сделал защиту ведьмачьим знаком. Потолок накренился и загорелся, разрушая последние стены хижины. Аллиот не сдавался, игра в кошки-мышки только начиналась, и они играли по его правилам: он продолжал осыпать стрелами ведьмака, не давая тому опомниться или выбрать для себя более выигрышную позицию. Геральт был слишком далеко от Аллиота и не мог сделать ничего, кроме как блокировать его удары. Чародей пытался извести ведьмака, выпуская все новые и новые порции ледяных стрел. Аллиот все больше продвигался вперед, оказываясь прямо между амбаром и хижиной, не замечая, что лишь помогает Геральту. Шаг за шагом ведьмак уменьшал расстояние между ними, уходя в сторону от атак.Целую вечность Лютик был обречён смотреть на две фигуры, которые вальсировали по кругу в жутком танце, пытаясь предугадать действия противника; а самому сидеть, прикованным к одному месту, не в силах сделать ничего, и лишь мычать, мечась испуганными глазами из стороны в сторону. Бард, будто щенок, сидящий на цепи, мог лишь тихонько поскуливать, смотря на разворачивающиеся события. Геральт, сверкая чёрными глазами от снадобья, рычал, в который раз уворачиваясь от ударов. Однако, встречая сопротивление от Аллиота, блокирующего каждый выпад в свою сторону, ведьмак проявлял в себе что-то звериное, неизведанное, нечеловеческое. Лютик заворожено наблюдал за его продуманными, но одновременно хаотичными движениями. Однако в движениях Белого Волка что-то было не так: он выглядел измученным, правая рука работала мало, а для атаки почти всегда использовалась левая. Поэт понимал, что ему необходима подмога... и, желательно, прямо сейчас, так как выпады становились все более неуверенными и усталыми.И когда Лютик уже изнемогал от беспомощности, его попытки вдруг вознаградились: ведьмак оказался спиной к амбару, один из потока ледяных конусов издал противный свист, и бард словно в замедленном движении увидел, как тот летит прямо в его сторону. Пискнув, он закрыл глаза и отвернулся, но странным образом ничего не произошло. Оказалось, осколок вонзился прямо между ног и торчал из земли, как созревшая морковка на грядке. Лютик, не теряя времени на мысленную грязную шутку, быстрее потянулся к острию оружия и поспешил освободить немеющие руки. Только путы упали на землю, как мигом был аккуратно вынут и с ненавистью брошен в сторону проклятый кляп. Времени было мало, поэтому, не смотря на ноющие синяки и царапины от верёвок, он резко подскочил, но тут же упал на ватных ногах, как новорождённый жеребёнок, потом вновь неуверенно поднялся и в панике начал осматриваться, пытаясь понять, что же можно тут взять, как оружие.Долго искать не пришлось, глаза радостно сверкнули, и он быстро подковылял к широкой и на вид увесистой доске. Снаружи кипел бой; он, словно в пелене, слышал, как Аллиот приглушенно ахнул — видимо, Геральт каким-то образом все-таки достал его мечом. Лютик, напрягая последние работающие мышцы и действуя лишь на одном адреналине, подхватил обеими руками доску и медленно двинулся к выходу из амбара. Повиснув на дверном косяке, он прикрыл глаза, вдыхая до боли знакомый запах молодой травы и вечерней росы. Он как будто не видел белого света целый месяц или даже год, а не всего лишь пару дней. Легкие вывернулись наизнанку от свежего, не пропахшего гнилью и кровью воздуха, и ноги чуть вновь не предали, отказавшись слушаться своего хозяина. Ведьмак сразу же заметил его, но взгляд, в котором точно промелькнуло удивление, он не задержал и на долю секунды: наоборот, начал кидаться в бой еще с большим остервенением и нетерпением, специально уводя внимание Аллиота от его же спины и того факта, что сзади него к нему с мрачно-торжественным видом подходил бывший пленник. Когда бард оказался в двух шагах от чародея, тот вдруг отпрянул, ощутив опасность сзади, но Лютик не был таким глупым, как казался. Сильный удар обрушился четко на черепную коробку. Аллиот, взмахнув руками, будто силясь применить заклинание, медленно завалился в сторону, падая прямо к ногам тяжело дышащего ведьмака, который бросил благодарный, хотя и удивленный взгляд на союзника. Тот едва заметно кивнул, вымученно улыбнувшись, но не сказал ни слова: сил совершенно не осталось. Он пошатнулся, чуть ли не падая рядом с чародеем, и уже успел представить всю комичность этой ситуации, однако сильные руки ведьмака подхватили его, держа крепко, но от чего-то очень нежно. Бард ощутил, как в груди сердце сделало оборот, забившись чаще, вызывая приятное чувство где-то глубоко внутри. Он на секунду прикрыл глаза, позволяя себе ненадолго повиснуть в чужих руках, затем кивнул, подтверждая непонятно что самому себе. Оперся на мощные плечи и осторожно встал на ноги, едва шевеля губами и выдавив:— В порядке… Змеиные глаза Геральта внимательно изучали его пару секунд в тишине, прерываемой лишь тяжелым дыханием их обоих, затем ведьмак, явно неудовлетворенный общим впечатлением от Лютика, поджал губы и выдал хмуро:— Перестань, выглядишь хуже некуда. Тебе нужно отдохнуть. Тот без всякого протеста дернул плечами и опустил взгляд, как провинившийся ребенок, затем пробурчал, безуспешно пытаясь не делать эту фразу слишком жалостливой: — Как будто… тебе… не… плевать….Это было дерзостью, учитывая то, что ведьмак проделал такой долгий и трудный путь, чтобы освободить того, от которого он так стремительно пытался избавиться. Лютику все еще было невероятно тепло от одной мысли о Геральте, который мчался сюда, узнав о том, что ему нужна помощь. Дрался за жизнь пленника, как за свою собственную. Значит, те слова были ложью, и ведьмак просто не знал, на кого сорвать свой гнев. И все же, несмотря на все это, Лютик все равно не хотел, чтобы…Геральт, который не ответил ничего на полное от обиды замечание (бард бы очень удивился, если бы он ответил), перестал, наконец, рассматривать спасенного и вытащил из-за пояса крепкую на вид, но короткую веревку; затем присел на корточки около мирно распластавшегося по земле чародея и, небрежно схватив его руки, начал наматывать вокруг них такие страшные узлы, что Лютик подумал, что даже самые искусные моряки не смогли бы их распутать. Он сам упрямо стоял около ведьмака, чувствуя, как все внутри горит от голода и жажды, в голове мутным облаком оседает туман и начинается адская карусель, а раны на теле больно кусают бледную плоть. Невероятная сила воли требовалась для того, чтобы не сказать ?Делай, что хочешь?, потом ласточкой упасть на холодную землю и позволить сну захватить себя, чтобы хоть на пару часов забыть о существовании этого мира. Как ни странно, Геральт уловил это желание на каком-то невидимом уровне, потому что он тут же закончил со связыванием Аллиота, устало поднялся с места и кивнул на амбар, спрашивая как будто без всякого интереса:— Кто-то еще остался?Лютик молча помотал головой из стороны в сторону, получив еще один тревожный и неодобрительный взгляд. Потом ведьмак задумчиво посмотрел на развалившуюся хижину, пламя которой изнутри пожирало сухие доски и сено. Дом горел, трещал, стонал, и веселые искорки уже попадали на траву, а запах гари насквозь пропитывал воздух, дымом устремляясь куда-то вверх. Скоро огонь должен был перенестись на соседние дома, таким образом, окончательно уничтожая эту заброшенную всеми деревню. Рядом с хижиной разверзлась довольно неприятная картина: амбал лежал в луже собственной темной крови, лицом вниз, в странной, нелепой позе спящего человека. Рядом с ним валялся его покрасневший молот, прямо около головы убитого, из которой вытекало что-то белое вместе с остатками пульсирующей крови. Лютик поскорее отвернулся. — Идем. Он послушно кивнул и, устало передвигая ноги, потащился за Геральтом, который, между тем, взвалил себе на плечи, словно тушу мяса, все еще не очнувшегося чародея. Лютик спотыкался на каждом шагу и умолял небеса, чтобы все поскорее закончилось. Геральт терпеливо останавливался и ждал барда, когда тот начинал отставать и не поспевал за ним. Такого никогда еще не случалось на веку их дружбы: если Лютик по какой-то причине задерживался, Геральт упорно пер вперед, делая вид, что с ним никто не идет. Еще нужно добавить факт, что ведьмак ездил на лошади, а музыкант влачился на своих двоих. Что изменилось теперь? Да и зачем ведьмак вообще тащил за собой мерзавца Аллиота? Конечно, поэт не желал его смерти, несмотря на те страдания, что он ему причинил, потому что все-таки это был живой человек, и Лютик ненавидел насилие как само понятие. Однако он был лишним грузом (причем, массивным), и вряд ли Геральт захотел бы заботиться еще и об этой нелегкой ноше. Видимо, он собирался допросить его или… какого черта, барду было искренне наплевать. Единственное, что он сейчас желал — оказаться в горячей ванне, а потом на теплой кровати. Они добрели до самой окраины деревни, где около очередного покосившегося домика на них подняла голову от мелких травинок Плотва. Лютик криво улыбнулся ей, как старой знакомой, и в его душе опять все затрепыхалось от ленивой радости. Эта капризная лошадка была на данный момент торжеством жизни для барда: все странным образом возвращалось на круги своя. Он снова не успел поразмышлять, потому что столкнулся взглядом с грязной светловолосой девушкой в белом, измазанном платье, чья грудь тяжело приподнималась туда-сюда, а глаза испуганно рассматривали барда в ответ. Она лежала около поломанного старого забора, нелепо прислонившись к нему и держась за свой гигантский живот, мило прикусив свои пухлые губки. Девушка выглядела невероятно измученной, и Лютик даже пожалел ее, не обращая внимания на собственное состояние: ей явно приходилось тяжелее, потому что вздувшийся живот говорил о скорых родах. Геральт, не став подходить близко, ?ненароком? уронил с себя чародея на пыльную дорогу, причем сделал это, как можно неаккуратнее и больнее. В его взгляде играло злое удовольствие. Аллиот тихо застонал и начал приходить в себя, невольно потянулся руками к голове, которая, скорее всего, раскалывалась от боли. Ведьмак взял его за шиворот и подтащил к какой-то ветхой бочке и усадил, как тряпичную куклу. — Ты…. Кассия? — измученно прохрипел Лютик, обращаясь к блондинке, и, получив быстрый испуганный кивок, облизал противную корку на губах. Да, значит, он был не единственным пленником, и Геральт, скорее всего, пришел сюда за этой бедняжкой. При мысли об этом в груди что-то кольнуло. Наверняка была какой-нибудь известной особой, раз ее пропажа вызвала буйное желание нанять ведьмака. Или это ОНА оказалась здесь по случайности, и Лютик был главной причиной такого внезапного появления его друга-мутанта? Он не хотел разбираться во всем этом сейчас: на шатающихся ногах дошел до забора и плюхнулся рядом с незнакомкой, которая в этот миг казалась ближе всех членов его семьи. Воспаленные голубые глаза с полопавшимися сосудами медленно исчезли под подрагивающими веками. Девушка рядом издала дикий, почти звериный стон и резко выдохнула, трясясь от страха и боли. Она невольно прижалась к барду. Он ощущал жар ее тела, но никак не мог помочь, уже сам утопал в бессознательности. Словно сквозь гущу воды Лютик слышал металлический голос ведьмака, который был на тон ниже, чем обычно, из-за холодной ярости, сквозившей через каждую интонацию. — …. уловлю хоть малейшее движение в мою сторону, и ты лишишься рук. А их очень и очень долго отращивать, и то не факт, что у тебя получится. Так что не рискуй моим терпением и отвечай. Где другие? Я знаю, что вас было не двое. Куда они сбежали? — Иди ты к чертовой матери, умник, — Аллиот казался высокомерным, но дрожь в голосе выдавала его с головой. — Хм.Звук удара уже не казался Лютику чем-то необычным, он даже и ухом не повел, в отличие от девушки, которая резко дернулась, испугавшись таких ?радикальных? методов ведьмака. — Ты, наверное, оглох. Повторяю. Куда. Они. Сбежали? — Геральт говорил сквозь зубы, да так, что они скрежетали от ненависти.Напряженное молчание повисло в воздухе, показывая, что Аллиот был не то чтобы совсем уж крепким, но все же орешком: он решил держаться до последнего, хотя уже сейчас засомневался в своей идее благородства. Ведьмак не был готов ждать до ночи того прекрасного момента, когда пленник сдаст позиции, поэтому тоже принял простое решение: применять физическую силу для снижения боевого духа. Снова удар, плевок от сгустившейся во рту крови и тихая, ласковая угроза:— Может, отрубить тебе руки прямо сейчас? Я добуду информацию другим путем, не волнуйся, а ты лишь станешь инвалидом на пару лет или на всю жизнь. Смотря, как я нанесу удар. Давай проверим? Его голос звучал убедительно, Лютик понимал, что тот не шутит и не угрожает впустую. Геральт со всей душой ненавидел этого чародея, поэтому мог спокойно отрубить ему обе руки, даже не моргнув. Кажется, Аллиот тоже это понял, потому что он испуганно забормотал:— Слушай, зачем это тебе нужно? Неужели мы не сможем как-нибудь…Свист в воздухе, словно разозленный несговорчивостью ведьмак взмахнул одним из своих мечей. Это сразу же подействовало. Самым жутким страхом у чародеев было потерять свое оружие – руки. Чародей издал странный звук и сразу же затараторил с невероятным ужасом в голосе:— Подожди, подожди… Я скажу. Я создал портал и отправил его обратно в деревню. — Кого – ?его?? — Подожди, ты спросил только, куда он делся, я ответил, поэтому…— Ты начинаешь меня бесить. Давай так — неправильное предложение, минус один палец? Кажется, это по вашим правилам, судя по тому, как вы обращаетесь с людьми, — на этом предложении в Геральте что-то сломалось.— Ероним, — недовольно выдавил из себя Аллиот после минутной паузы. — Ага, тот самый сыночек местного дворянского рода. И что же этой сволочи не сидится у себя в деревеньке? Чем ваша братия тут промышляет? Пропажа людей, видимо, ваших рук дело. — Мы вершим благородное дело, ведьмак, — вдруг серьезно сказал чародей и добавил тихо, — Тебе не понять.— Может, тогда пояснишь, чем благородно мучить беременную женщину, которая должна вот-вот родить, и доводить ее до истощения? Похищать обычного, ни в чем неповинного барда и доводить его до предсмертного состояния? — Геральта точно прорвало, он быстро и четко произносил каждое слово, будто вбивал молотком гвозди. Опять что-то кольнуло в груди Лютика, и он почувствовал, как глаза начинают застилать слезы. — Не насмехайся. Все эти страдания — это часть ритуала для того, чтобы осуществить жертвоприношение Рацилле. Каждая жертва должна прожить три дня ада, чтобы ее душа очистилась после мук физических и душевных. После этого на раннее утро четвертого великая Рацилла поглощает две души теперь уже невинных смертных и дарит еще год спокойной жизни нашим землям. С начала времен наш мир был проклят, и всевышние существа, наблюдающие за нами с небес, вольны уничтожить его в любой момент: наслать засуху, голод, войны, разруху. Мы обречены слушаться их воли, однако в наших силах задобрить их и отложить конец хотя бы на пару сотен лет вперед. Рацилла — одна из всевышних, которая повелевает загробным миром. Она способна очернить наши души или выпустить на волю тех, кого уже давно нет с нами, чтобы они утащили всех нас в ее подземное царство. Мы не хотим допустить этого, поэтому каждый год приходится приносить ей в жертву двух людей. Это капля в море. Мы жертвуем двумя, чтобы спасти тысячи. Разве это не благородный поступок, ведьмак? Аллиот говорил спокойно, ровно, будто читал какую-то неинтересную книгу официальным, скучным голосом. Он явно произносил эти фразы не один раз, потому что они казались слишком четкими и отполированными. Однако чародею приносило удовольствие озвучивать их вслух, ведь с ними он казался властным, всемогущим героем; он словно ставил себя выше Геральта, объясняя тому, насколько он сейчас неправ. Лютика слегка затошнило: он мог погибнуть через пару часов от рук фанатиков, которые искренне верили в то, что они спасали мир, безвозвратно обрекая на гибель двух невинных людей. Правильно говорят, что безумцы – опаснее любого врага. Они настолько помешаны на собственных идеях и настолько верят в выдумки, что любая их цель оправдывает средства. Даже если требуются уничтожить человеческие жизни. Ссадины на лице заныли сильнее, и бард автоматически потянулся к ним пальцами, тут же безвольно опуская руки. — Что ты несешь? — брезгливо бросил Геральт и продолжил, — Ты правда думаешь, что исполняешь великую миссию, убивая людей? А что было до вас? Наш мир не пал, не деградировал, а лишь развивался и шел вперед, хотя Рацилле не приносили никаких жертв и вас троих в помине не существовало. — Ты ошибаешься. Были другие, — Аллиот говорил торжествующе, — Ты думаешь, что мы просто так выдумали себе богиню и поклонялись ей несколько лет? Мы читали пророчества и книги наших отцов, мы знаем, что от Рациллы и от других жестоких богинь мир оберегают уже очень давно: шаманы, друиды, чародеи… Существует больше десятка тайных сообществ, которые значительно больше, чем наша скромная группка. Нам приходится работать в этом маленьком поселении, где очень просто вызвать подозрение, выманивать по одному из деревни, затем…. Ты считаешь, что нам нравится зверски убивать людей? Нет. Каждый раз моя совесть мучает меня после содеянного, но я верю, что все это — для высшей цели. Вы все живете только благодаря тем, кто готов взять на свои руки кровь невинных ради общего блага.— Ого, вот оно куда все повернулось, — зловеще усмехнулся ведьмак, — Теперь ты пытаешься оправдать тот ужас, что вы творите, выставляешь себя бедным, несчастным человечком, который страдает ради ?общего блага?. А теперь я скажу, как все обстоит на самом деле: вы, сплотились благодаря единому желанию — почувствовать себя властителями судеб, чтобы хоть немного преувеличить свою значимость. Начитались всяких книжонок, написанных каким-нибудь монашком, которому за это наверняка отвалили неплохую сумму. Начали похищать и мучить людей до смерти, и по всей видимости, получали от этого массу удовольствия, ведь ни одно живое существо, обладающее душой, не доведет беспомощного человека до ЭТОГО. Лютик в этот момент смог приоткрыть глаза. Через силу он окинул Геральта мутным взором. Тот, даже не повернувшись, показывал в его сторону указательным пальцем. Аллиот, бледный, но невероятно гордый, сверкал глазами, поджав губы. Девушка рядом протяжно взвыла и громко задышала. Ведьмак даже не вздрогнул от ее внезапного вопля.— И все это происходит во время голода, разрухи, периодических войн между королевствами, засухи и наводнений. Если ты прав и ваши хваленые всевышние действительно оттягивают казнь народов, то почему беды продолжают происходить? Вопрос не был риторическим, и чародей, встрепенувшись, хотел запротестовать, однако ведьмак устало помотал головой, быстро пресекая все попытки ответить. Аллиот молча уставиться на Геральта с лицом, полным противоречивых эмоций.— Хватит философствовать. Мы лишь теряем время. Что делал амбал и что делаешь ты, мне понятно. Чем занимается Ероним?Чародей, явно недовольный тем, что их разговор, который явно его взбудоражил и вызвал интерес, так ничем не закончился, отвел взгляд и посмотрел куда-то в сторону левой руки Геральта, которой он крепко и напряженно держал меч, не расслабляясь ни на секунду. — Он помогает нам выбрать подходящего человека и в дальнейшем не вызвать… подозрений, — ему самому была противна эта фраза.— Как вы выбираете жертв?— Главное — чтобы этот человек был молод и чтобы он добровольно вышел за пределы деревни. Все остальное неважно.— Последний вопрос — сколько вы уже тут этим промышляете? — Пятый год.?Пять лет… Пять лет похищений и убийств… Они замучили до смерти около десяти несчастных… Оставили горевать десяток семей… Загубили жизнь в самом ее расцвете. И все это безнаказанно… Совершенно безнаказанно…? - пронеслось в голове Лютика, и он поскорее закрыл глаза, не желая больше видеть это ужасное лицо монстра, которое так и светилось невинностью. По которому ни за что на свете нельзя было сказать, сколько крови на руках его обладателя. Которому ты вмиг доверялся, забывая про то, что внешность бывает обманчива. Барду стало мерзко, так мерзко, что по его телу прошла волна мелких мурашек. В это время из горла Кассии вырвался дикий крик, который оглушил рядом сидящего Лютика и заставил резко распахнуть глаза. Но теперь она не умолкала, а продолжала стонать и метаться из стороны в сторону, хватаясь одной рукой за круглый живот, а другой за кисть барда. Ее хватка была настолько сильной, что Лютик попытался вырваться, но это было бесполезно. Девушка сжимала кисть до синяка, показывая, какая ужасная боль разрывала ее чрево изнутри. Возле ее широко расставленных ног расплывалась прозрачная лужа. Геральт, который зло повернулся обратно к Аллиоту, тряхнул его за плечи и приказал непроницаемым голосом:— Сейчас ты создашь портал и перенесешь ее в деревню. И только попробуй выкинуть какой-нибудь фокус, колдун, я за себя не ручаюсь. Если с порталом будет что-то не то…— Да понял я, понял, — проворчал чародей, сверкнув синими глазами, и протянул ведьмаку связанные руки, — Так и продолжим разбрасываться угрозами, или ты меня освободишь? Кстати…Кассия завыла еще громче, сжав кисть барда до такой степени, что он ахнул и поморщился, умоляюще смотря в спину ведьмака. Тот освобождал Аллиота от веревок небольшим серебряным кинжалом. Они неожиданно тихо заговорили, и Лютик, как ни старался, почти ничего не услышал, кроме бессвязных фраз, зато чародей на вид стал очень спокойным. Потом он, не говоря ни слова, вдруг странно посмотрел на Лютика, будто увидев того впервые. В его глазах было что-то удивленное и любопытствующее одновременно. Поэту совершенно не понравилось это выражение. Он целенаправленно избежал зрительного контакта и начал успешно разглядывать старинные домики, которые скоро должны были исчезнуть с лица земли из-за начавшего бушевать пожара. Интересно, почему эту деревню так спешно покинули? Редко люди бросали обжитые места, только по причине какого-то ужасного несчастья, зачастую жители погибали от рук врагов, а другим приходилось уходить из поселения, чтобы их не настигла такая же участь. Или же в деревне поселялась какая-то нехорошая сила, с которой бесполезно было бороться, и выхода из ситуации не было. Однако же обычно звали ведьмаков, расправляющихся с монстрами обыденно и тривиально, так что до забрасывания домов дело почти никогда не доходило. Бард с запоздавшим интересом окинул взглядом пустые, темные окна, потом потрескавшиеся, сырые стены, наконец, проломившиеся от старости крыши. Небо над ними постепенно теряло голубые оттенки, без облаков становясь бледнее и скучнее, на западе окрашиваясь в красно-желтую палитру. Недалеко уже виднелся густой дым, столбами упирающийся в бирюзовый купол. Солнце стояло низко, почти не грело, медленно двигаясь к точке захода, подбирая свой золотой подол и оставляя большие черные тени. Вечерело, скоро должны были настать сумерки, и Лютик уже инстинктивно подумал о горячем ужине и теплой ванне. Мечталось заодно и о веселых танцах, хороводах и ?ручейках?. Голова закружилась сильнее, и он слегка помотал ею из стороны в сторону, пытаясь остановить тошноту. Кассия стонала тише, видимо, боли ненадолго утихли, предзнаменуя адский пик в ближайшем будущем. Аллиот уже встал с места и, потирая освобожденные от веревок руки, поднял их в защитном жесте, когда Геральт пригрозил ему мечом и пробормотал что-то, похожее на очередную угрозу. Чародей послушно кивнул и подошел к Плотве, которая будто бы вообще не обращала внимания на происходящее, мирно пожевывая какие-то жалкие зеленые листочки, валяющиеся на дороге. Неужели она была настолько голодной? Лютик лениво рассматривал Аллиота, аккуратно вставшего рядом с лошадью и разглядывающего ее с неподдельным восхищением. Да, кажется, в какой-то момент их разговора в таверне он упоминал, что любит коневодство…. Видимо, не все, что он наплел, было ложью. Широкоплечая фигура уже возвышалась над Лютиком, а хриплый голос просто поинтересовался:— Идти можешь? Он в сегодняшних беседах участвовал больше, чем нежный баритон музыканта. Слышать его было… Нелепо, странно, но до боли приятно. Лютик соскучился по этому голосу… Он хотел что-то ответить, но лишь сухо закашлялся, окончательно раздирая иссохшее без жидкости горло. Пока его тело судорожно дергалось от внезапного приступа, Геральт, взглянув на него с немой жалостью, вдруг развернулся и уверенным шагом пошел к Плотве. Там он покопался в одной из своих дорожных сумок и быстро вернулся, присаживаясь около Лютика на корточки и прикладывая к его рту флягу с обычной водой, слегка поддерживая голову своей большой ладонью, чтобы тот, не дай бог, не захлебнулся от радости. Вода казалась настолько вкусной и так приятно охлаждала горячий рот, что бард начал усиленно пить, часто глотая, задыхаясь от нехватки воздуха; прозрачные струйки лились по подбородку, стекая вниз, капая на одежду и оставляя мокрые следы. Губы и горло сразу же смочились. Он подумал, что это самая лучшая вода, которую он когда-либо пробовал. Когда во фляге не осталось и капли, Лютик разочарованно отлип от краев и почувствовал небольшой прилив энергии. Теплая рука ведьмака немного задержалась на его затылке и затем отпустила. Геральт аккуратно закрыл флягу, поднявшись с места, и барду вдруг показалось, что на его лице играет улыбка, которая, однако, быстро исчезла. — Поднимайся, — это было сказано настолько мягко, что Лютик бы не удивился, если бы ведьмак добавил ?пожалуйста? и сделал небольшой реверанс. Лютику была вежливо предложена рука для опоры. Тяжело вздыхая и кряхтя, он вцепился в нее и вновь оказался на ногах, слегка пошатываясь. Усталость накатывала гигантскими волнами. Он, будто сквозь пелену наблюдал, как Геральт поднял на руки Кассию и направился к Аллиоту. Тот, как ни странно, не сделал еще ничего подозрительного и мирно дожидался ведьмака, как пес на цепи. — Геральт… — слабо позвал Лютик, и тот замер, слегка поворачивая голову в его сторону, — Ты… Уверен, что ему можно верить? Почему… Ты даже… Не следишь… За ним? — Потому что мы заключили договор, — кратко ответил ведьмак и больше не стал вдаваться в подробности.Бард неуверенно дернул плечами, однако он доверял Геральту, как себе самому, так что интересоваться и требовать ответов дальше не стал. Да и сил не было. — Готовы? — Аллиот выглядел уверенным и могущественным, а его синие глаза прямо-таки светились от нетерпения. Ведьмак многозначительно промолчал. Кассия завыла, извиваясь в его руках и изо всех сил сжимая зубы, чтобы не сорваться на очередной крик. Лютик смотрел на чародея с таким изнеможенным видом, что его взгляд выражал что-то наподобие пассивной агрессии. Аллиот, в итоге не получив никакого удовлетворительного ответа, нервно кивнул и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, заводил руками в воздухе, рисуя странные фигуры, произнося одну и ту же фразу разными интонациями. Бард видел, как создаются порталы, всего пару раз за всю свою жизнь, и каждый раз это зрелище вызывало у него неописуемый восторг и восхищение таинственной, необъяснимой вещью — магией. Теперь же появление в воздухе большого белого овала, будто бы обведенного желтой радужкой, внутри которого проглядывали очертания домов, даже не взбудоражило его, лишь стало поводом для облегченного выдоха: наконец-то страданиям пришел конец. Аллиот, одной рукой ?удерживая? портал, многозначительно посмотрел на Геральта и взмахнул черной копной волос, показывая, что пора действовать. Тот неуверенно обернулся к Лютику и столкнулся с ним взглядом, полным сомнения. Кассия дернулась в его руках и вся затряслась, запрокидывая голову назад и нелепо выгибаясь. Бард, зная, насколько Геральт не доверяет порталам (особенно от чародеев, которые дрались с ним насмерть пару минут назад), подумал было, что тот предлагает ему пройти первым и проверить, насколько это безопасно. Что ж, это было справедливо, учитывая то, что Лютику терять в своем состоянии было нечего, а ведьмак отвечал не только за себя, но и за жизнь беременной женщины. Поэт без всякого сопротивления пошел к порталу; в голове что-то звонко гудело, не давало мыслить, не давало сосредоточиться и понять…— Нет. — окликнул его властный голос Геральта. Лютик резко остановился и непонимающе поднял взгляд, — Я пойду первым. Ты подождешь пару секунд, если с порталом все будет в порядке, заведешь туда Плотву и отправишься одновременно с Аллиотом. — Хорошо… — удивленно пробормотал бард и, не решаясь на поток восклицаний, уставился на ведьмака, не веря тому, что тот только что позволил, нет. ПОРУЧИЛ ему взять его собственную лошадь за уздечку и повести ее за собой.Не то чтобы это было поразительно…. Это было ошеломляюще, учитывая отношение Геральта к своей четвероногой спутнице и его озлобленную мину каждый раз, когда чьи-то грязные руки касались его чудесной, самой лучшей Плотвички. Лютик оставил попытки погладить лошадку и вообще дотронуться до ее бархатной кожи после первого же раза, когда он просто попытался положить руку ей на бок, а ведьмак предупреждающе рявкнул ?Не трогай Плотву!?. Поэт глупым не был, и получить в живот не хотел... Теперь же Геральт так легко доверил Лютику свою бесценную подругу и сделал вид, что ничего такого не произошло. Ехидное удивление было ошпарено одним логичным вопросом: ?Кому еще Геральт, который сам не может это сделать, поручит повести Плотву? Наверняка, подлецу Аллиоту с подозрительным поведением? Ну и что, что он хотел от ТЕБЯ избавиться, все равно ты считал вас друзьями не без основания…?. Затем оно было совершенно убито тем же самым разумным, но противным голоском, попросившим: ?Не раскатывай губу и не играйся с воображением. Он спас тебя по чистой случайности. И Плотву доверил по стечению обстоятельств.?Сделав неутешительный вывод, все равно польщенный такой честью, Лютик со смешанными эмоциями проводил спину Геральта взглядом до самого портала. Там ведьмак помедлил всего секунду и сделал широкий шаг вперед, полностью исчезая в белом пространстве. Аллиот, который уже без сомнений устал держать портал, цокнул языком и прикрикнул, явно ощутив свободу, оставшись наедине с поэтом:— Давай уже, чего встал!Бард зло взглянул на него, однако промолчал и подошел к лошади, беря за узду, не в силах начинать привычную тираду. Да уж, если бы не состояние его тела, он бы точно сейчас прочитал трехлистную лекцию на тему того, что его нужно воспринимать серьезно и кричать не стоит. Теперь же пришлось лишь кисло скорчить рожу, передразнивая чародея за его спиной. Лютик добрался до портала и без лишних комментариев стал ждать, ведь надо было дать команду Аллиоту, готовящемуся в любой момент опустить руку. Лютик пристально рассматривал белое пространство, щурясь и пытаясь понять, действительно ли это очертания домиков или что-то другое. Кажется, он даже слышал какой-то приглушенный гул откуда-то изнутри овала, но он не был уверен, что это не в его голове. — Отличный удар, — вдруг усмехнулся чародей, заставив барда посмотреть на него в изумлении, — Если бы не ты, я бы скорее всего расправился с великим Геральтом из Ривии. — Держи карман шире, — пробормотал Лютик и отвернулся, понимая, что он, скажем так, просто очень сократил время боя. Ведьмак бы в конечном итоге все равно вышел победителем, потому что вся его тактика была продумана до мелочей. Аллиот слишком многое о себе возомнил, раз он решил, что ведьмаки не могут справиться с чародеями. — Так вот про какого ведьмака ты говорил… Что ж, понимаю тебя, — зачем-то добавил Аллиот, настолько задумчиво, что казалось, он пробормотал это сквозь сон. Лютик не сказал ни слова, пытаясь обдумать последнюю фразу и вспомнить, что же такого он говорил о Геральте, чтобы чародей с ним сейчас согласился… На ум ничего не приходило, лишь далекие, стертые алкоголем картинки и обрывки непонятных предложений. В голове все затрещало еще сильнее, и он пресек собственные поползновения залезть в темные уголки недавнего прошлого. Он был тогда слишком пьян в отличие от Аллиота, который был слишком трезв. Чародей, будто прочитав его мысли, неожиданно раскатисто засмеялся своим приятным, обворожительным смехом, чем вызвал очередное исступление. Лютик подумал, что колдуны – слишком темные лошадки и изучать их можно только по специальным книгам, иначе никак по-другому не поймешь. Портал, между тем, не взорвался, не схлопнулся, оставался таким же колеблющимся белым овалом света, гостеприимно приглашающим внутрь. Бард неуверенно заглянул в умные глаза Плотвы, которая послушно переступала длинными ногами, стоя на одном месте. Потом тяжело вздохнул и приказал:— Давай. Аллиоту дважды говорить не пришлось. Он быстро опустил руку и как бешеный побежал прямиком в портал, громко крикнув и оглушая Лютика:— У нас мало времени! Вперед!Овал действительно начал стремительно уменьшаться в размере: уже исчезал золотой ободок, очертания внутри пропадали… Бард поспешно шагнул вперед, настойчиво потянул за уздечку Плотву, жмурясь и дрожа всем телом от немого восторга, смешанного с тревогой, ведь никогда еще он не передвигался через порталы. Ему было невероятно страшно, все внутри плясало от нервного напряжения. Гул усиливался, раздались крики, даже сквозь закрытые веки пробился на одну лишь секунду белый, яркий свет, который чем-то напоминал неожиданную вспышку молнии, воздух зверски заколебался, временно парализуя конечности. Потом в голове что-то перекосилось, перевернулось, словно Лютика с завязанными глазами изо всей силы раскрутили на одном месте. И все ощущения сразу же, как по волшебству, рассеялись, оставляя лишь недовольные, озлобленные голоса, громко выкрикивающие ?убить негодяя!?, ?он должен заплатить за содеянное!?, ?сволочь!?. Затем кто-то ахнул, за ним повторили другие голоса, и раздались уже новые восклицания, ошеломленные и недоумевающие. Бард нерешительно приоткрыл глаза, все еще не отпуская узду, в которую он вцепился от страха, как в последнюю надежду. Аллиот, стоявший рядом, ответил ему таким же искренне недоумевающим взглядом. Лютик увидел Геральта, находящегося неподалеку, буквально в двух метрах, все еще с Кассией на руках и растерянным, но озлобленным выражением лица. Он продолжал спокойным и твердым голосом убеждать в чем-то столпившихся вокруг него крестьян, но бард не слышал его слов из-за страшного гула, заглушающего любое его высказывание. Кажется, вокруг них собралась вся деревня: здесь были и старики, которые с ужасом в глазах качали головами и что-то декларировали другим, и дети, с любопытством вытягивающие тонкие шеи, чтобы посмотреть на происходящее. Мужчины, держащие в руках вилы и топоры, гневно и единодушно кричали, тыкая в сбитого с толку ведьмака, но нападать пока не решались, лишь срываясь на тирады и трехэтажный мат. Женщины вели себя по-разному: кто-то плакал навзрыд, прижимая к зареванным глазам разноцветные платки, кто-то яростно ругался, присоединяясь к мужчинам, кто-то ахал и охал, переговариваясь между собой. Аллиот и Лютик явно вызвали новую волну всеобщего ажиотажа; на них тоже, мягко говоря, осуждающе показывали пальцами.Они были окружены со всех сторон, и толпа продолжала медленно наступать, будто пытаясь проглотить всех четверых. Кассия нечеловечески ревела от боли и ужаса, и ведьмак с яростью показывал на нее головой, тоже переходя на повышенные интонации и раздражаясь все сильнее. Никто из крестьян не пытался забрать бедную девушку, лишь косился на нее с непонятным Лютику подозрением. Геральт посмотрел на ?новоприбывших? с заметной долей облегчения, прекращая пытаться уладить вопрос с крестьянами. Лютик, отпуская, наконец, уздечку, подошел к нему ближе. Игнорируя взбудораженные восклицания и пытаясь перекрыть гвалт, прокричал:— Что происходит?!Геральт, не отрывая от него непроницаемого взгляда, холодно ответил, и барду пришлось прочитать по его губам:— Они думают, что я убийца.