1 часть (1/1)

—?Москвааа… Пионеры там и тут песни Ленину поют… —?Ли любил Австралию за то, что здесь вечно шумно и душно, а значит, всем в большинстве случаев наплевать, чем он занят, и врублена ли на всю мощность колонка сРамштайн. Пейс как раз проводил качественные реакции для одного знакомого из полиции, и песня была подходящая. Что-то распутное, и вроде как про Москву. В духе каких-нибудь отбитых на голову русских.Парень вчитался в свои записи, и поморщился: ничего не разобрать. Неужели это он сам написал? И трезвый ли? За работу датым американец не садился, вроде, но почерк у него?— почти как у врача. Брюнет стянул с затылка очки, и почти ткнулся носом в бумагу, краешек которой был слегка залит энергетиком. А проводил он следующую работу за не очень-то доблестных работников правопорядка: смотрел, есть ли в клочке желудка жертвы хлороформ.От розовой тряпочки, лежащей под микроскопом (Ли хотел убедиться, действительно ли эти косорукие принесли ему ткань именно этого органа), парень аккуратно отцепил пинцетом небольшой кусочек. Руки в белых перчатках совершенно не дрожали. Едва парень об этом подумал, лапищи принялись трястись, как припадочные, и брюнет недовольно сжал челюсти.Электронные весы показали 1,5 грамма, и Пейс положил вязкий кусочек в пробирку.—?Потянет с пивом. —?пробормотал себе под нос парень. Теперь надо будет делать растворы. Вот этого вот Ли не любил, они вечно у него получались не с теми пропорциями. Этиловый спирт завонял на всю лабораторию, и в колбу с ним был вылит раствор гидроксида натрия.Этот косорукий ему возместит все траты в тройном размере. Знал бы он, как сейчас тяжело достать нужные соединения, а его любимой азотной кислоты и вовсе днём с огнём не найти. Ли иронично замечал, что наркотики здесь пресекаются не так яро, как пользование аммиачной селитрой и азотной кислотой. Ещё бы, героин убьет только какого-нибудь несчастного австралийца, а бомба из аммиачной кислоты?— может коснуться какого-нибудь жирного мерзкого политишки.Пробирку парень слегка наклонил над спиртовкой, равномерно прогревая посуду.—?Не напасешься на них реактивов. —?пробурчал брюнет, и взял в руки пипетку. В раствор по капле парень добавлял азотную кислоту с низкой концентрацией, и стал ждать. Очки снова оказались на лбу, пробирка?— в специальном штативе, заткнутая пробкой, перчатки?— в мусорке.Работал Ли всегда в одной и той же очень потасканной рубашке, на три размера ему большой, но отлично заменявшей халат. Десять минут протупить в темноту Пейс мог легко, чуть ли не легче, чем плюнуть, но все же всякой тупизне рано или поздно приходит конец. Брюнет отвернулся только на секунду, а когда повернулся обратно?— раствор уже пытался спрятать появившийся осадок.Ли схватился за телефон.—?Да, да, придурок, реакция есть, но кто его знает, может твоя жертва нажралась где-то хлоральметана. Или дихлорметана. Тебе точно принципиально, был ли это хлороформ? —?на другом конце провода почти что осязаемо почесали в затылке. Сержант Ричард посоветовался с кем-то, зажав рукой трубку, но его басовитую речь все равно было слышно.—?Да, нам обязательно. —?Пейс закатил глаза.—?Ты знаешь, какими способами я достаю реактивы?—?Надеюсь, не теми, о которых я подумал. —?отпустил шуточку полицейский, и уверил всё-таки парня, что деньги как договаривались, но раз он сделает две реакции, то будет надбавка. Пейс закатил глаза и снова вернулся к многочисленным пробиркам, делать реакцию Фудживара. Рамштайн в колонке постепенно сменилось Green Day.В воздухе было вязко и тяжело от летающих паров, но Ли привык подолгу в лаборатории не сидеть, потому, пока протекала последняя стадия, решил выйти, развеяться. Интоксикации ему не хватало только. Врачей Пейс боялся так же, как демоны?— соли, и от них начинал шипеть, как сода от перекиси водорода. Ли оставил рубашку на стуле в кухне, вымыл руки, спросил себя, почему так тихо. Ах, да, колонка. Он ее выключил.На улице было хорошо. Прохладно, и влажно, то, что нужно. Это глупый стереотип, что в Австралии к тебе может прискакать среди ночи кенгуру, или в дом заползти какой-нибудь динозавр. Динозавры вроде вымерли, а в центре города встреча с насекомыми Пейсу не грозила. На асфальте разливались лужи, с неба капали осколки атмосферного океана, фонари горели.Пахло дождём и мокрым асфальтом. Ли любил ни о чем не думать, прогуливаясь по улочкам Сиднея. Они нравились ему своим минимализмом и каким-то домашним уютом, который трогал даже его, американца. Очарование момента было злостно нарушено. Кто-то громко блевал в подворотне. Парень поморщился, натянув на голову капюшон ветровки, и собрался уже ускорить шаг, но потом услышал звук падения.Пейс замер, не опустив ногу в очередном шаге, и задумался на пару секунд. Что ему даст безразличие к кому-то в подворотне? Минус карма. Нет, конечно, Ли не был буддистом, но и был не настолько плохим человеком, чтобы сделать какую-нибудь гадость, а потом не сожалеть об этом. Поэтому Ли опустил ногу, развернулся на сто восемьдесят градусов, и кинулся в сторону подворотни.Его, кажется, звали Лайонел. Кажется?— потому что лет десять его никто и никуда не зовёт. Даже Трейси просто жалостливо смотрит, но имени его произносить не хочет. Или не может, чтобы не расплакаться. Бедная девочка, она привыкла считать отчима высоким, успешным, красивым, и нежно любимым мамой, но все проходит, как кто-то говорил. Хрен с ним, с этим кем-то.Доусон когда-то был хорошим футболистом, у него была жена, и двое детей. Биологически это были не его дети, но любил он их обоих, и считал своими, что делало тогда ему честь. А потом оказало медвежью услугу. Это он дал своей милой девочке попробовать, и кто бы знал, как его тошнило с тех пор от самого себя. Он был жалок. Более жалкого человека поискать ещё.Даже Жокей?— тот, кто увел его из любящей семьи, обещал любовь и страсть, сейчас считал его самым никчемных из тех отбросов жизни, которым он привозил товар.—?Ты всегда любил наркотики, Лайонел. А не меня. —?шептал Бредли на ухо мужчине, прежде чем аккуратно зарыться пальцами в темные волосы, и до крови приложить об стену его голову.Лайонел всегда вздрагивал, но закусывал губу, и только потом начинал хныкать, когда Жокей смягчался. Если Доусон подавал голос до окончания экзекуции, Бредли свирепствовал больше, сильнее, один раз сломал ему руку. Но он заслужил. Конченное создание, которое заслуживает только такой любви?— через боль, а сейчас и вовсе никакой. Жокей утратил к нему интерес, и окончательно проникся к бывшему любовнику отвращением.Да, он сам виноват. Сам скатился на дно, и сам его роет все ниже и ниже, унижаясь, прося Трейси достать ему дозу. Она молодец, она выкарабкалась оттуда, куда отчем заботливо ее пихнул. Брат Трейси никем не был туда столкнут, но постепенно сам туда сходил, все время боязливо оглядываясь назад, на мать?— не видит ли она чего.Бесконечная череда боли была утомительной, и ему все чаще хотелось умереть. Лайонел иногда глядел на себя в зеркало, и ему мерещился какой-то старик с неухоженной бородой, а потом Лайонел вспоминал, что этим стариком был он сам. Футболист похудел, борода отросла, и больше не выглядела ухоженной. Лайонел больше не появлялся на море.Когда он только ушел от матери Трейс, ему было стыдно показываться на пляже. Тогда все было легко?— одна треть грамма в день, не больше, но стыд сжигал его изнутри, и он по много дней не выходил из дома, боясь посмотреть в глаза соседям, и увидеть там глубокое отвращение. Сейчас он его видел каждый день, каждую минуту ощущал кожей, и каждый из таких взглядов вызывал желание сбросить с себя кожу.Расцарапать, так, чтобы не осталось живого места, и вся кожа отвратительно вибрировала и чесалась. Да, такого он был бы достоин. Пару раз он думал, что Брэдли может дать ему то, чего он хочет. Только теперь Лайонел не будет хныкать, он будет кричать, чтобы Жокей дошел до конца. Доусон будет плакать, и просить закончить его страдания.Но нет, такого лёгкого конца для него не будет. Теперь Брэдли не придет сюда ради него. Нужно придумать что-то такое, что не связано с ним, чтобы Жокей пришел. У него есть пистолет, и пусть он выстрелит пару раз, туда, куда больнее. Рэй. Да, точно. Он что-то мутит со своей наркотой, и да, ради этого Жокей придет.Когда его немного отпустило?— дней через шесть, по ощущениям, сколько на самом деле прошло?— он не знал. В квартире было жутко, как будто здесь кого-то убили, а труп, то есть его, хозяина, оставили гнить на видном месте. Была ночь, потому что солнечный свет не резал глаза, как ножом.И ещё что-то шуршало на улице. Как будто с ним кто-то разговаривал. Мужчина приподнялся на локтях, и поморщился. Везде воняло, как в хлеву. Даже хуже, потому что там он не был. Лайонел с трудом выполз из спальни, и даже принял относительно прямое положение.Отравленный мозг вяло предложил прогуляться, потому что сидеть здесь, пока он может двигаться?— глупо. Совесть с новой силой саданула по нему топором, приказывая оставаться в четырех стенах, и никому не показывать свой позор. Тело, соответственно, инстинкт самосохранения, был сильнее, и в два рывка Доусон оказался на улице. Дверь осталась распахнутой.Сначала ему было хорошо, и можно было ни о чем не думать. Холодная и мокрая одежда отрезвляла не хуже какого-нибудь навороченного лекарства. А потом снова казалось, что он уже умер, и благополучно добрался до ада. Последнее, что он помнил с той прогулки?— каменная кладка стены, об которую он успел приложиться, прежде чем потерять сознание.—?Блять, пиздец. —?с трагичного молчания биолог перешёл на панический шёпот, и вытащил из кармана фонарик. Вот не сиделось же ему перед телевизором. Нет, надо было потащиться на заправку в круглосуточный магазин за молоком.—?Всралось мне больно это молоко. —?парень много слышал о местной мафии, и переворачивать пробирки носом, вместо отрезанных рук, ему не хотелось.В луже лежал человек. Вроде даже не повреждённый. Парень огляделся по сторонам, выключил фонарик, и сел рядом, аккуратно нащупав на шее бородача пульс. Пульс имелся, и Ли облегчённо выдохнул. Уже хорошо, на него не повесят убийство, если найдут. Брюнет недовольно посмотрел на торчка или алкоголика (нужное подчеркнуть), но решив, что оставлять его здесь будет неэтично, с охами-вздохами поднял на руки, и понес в сторону своего дома, поминутно оглядываясь.Ли жил в этой стране где-то полгода, но узнал о ней не так уж много. Английский он знал, американский акцент прятать не было смысла, и большинство его общения заключалось в словах кассиру супермаркета ?Здравствуйте, спасибо, досвидания?. Потому Пейс не мог доподлинно утверждать, что человек, которого он нес к себе домой, не был его соседом, которого знают ну абсолютно все.Будет крайне неловко, если этот человек окажется каким-нибудь отравителем, душителем, каннибалом или кем-нибудь ещё более милым. Хотя, нет. В свете фонарей лицо свалившегося на него испытания судьбы было очень уставшим и печальным. Пейс не очень разбирался в людях, но на Чикатило человек похож не был. Как и на Томаса Крима.Неизвестный был закутан в стремного вида бороду, промокшие насквозь джинсы и незастегнутую рубашку. Алкоголем от него не пахло, но вот общий вид вопиюще молчал о курении или введении в вену. Ли вздохнул, ногой толкнув дверь в свой дом.—?Вообще-то я девушку свою хотел так в дом внести. —?пробурчал биолог.Такой особы у Пейса не имелось, но мечта была вполне яркая и оформившаяся?— внести свою принцессу в свой дом. Принцессы пока не было, как не было и молока. Зато на срочно освобожденном письменном столе имелся бессознательный мужик, с мокрой одежды которого натекло воды на целый потоп.Парень снова вздохнул, стянул с себя ветровку, и пошел в спальню, искать полотенца и что-нибудь сухое.Лайонел проснулся. Точнее, наверное, пробудился, ведь после смерти пробуждаются, или что-то вроде того. Вокруг пикали какие-то приборы. В вену была воткнута капельница. Воняло какими-то химикатами, да так воняло, что у Доусона аж глаза заслезились. Мужчина поднял взгляд чуть выше, и над ним обнаружился потолок в стиле Зураба Церетели.Где это он? Так что, выглядит ад? Если так, то вполне сносные условия. Ну кроме капельницы. Выдернуть ее сил не было, и наркоман на некоторое время затих. Может быть это и есть чистилище? Смысл в том, чтобы лежать так до скончания времён, и сходить с ума от тихих шлепков капающего в устройстве раствора, и пиканья приборов.Мужчина пожал плечами. Ну и глупо. Для него такое существование, в одиночестве и без смысла, было почти привычным. Ну разве что здесь не нужно будет заботиться о хлебе насущном, он же вроде как умер. Внезапно послышались шаги, и дверь, которую до этого Лайонел не замечал, отворилась. За ней стоял высокий молодой человек в мешковатой рубашке, и с капельницей в руках.Это была старая привычка. Как и все остальные люди?— наркоманы привыкли видеть в людях лучшее, на их взгляд, конечно. Его глаза давно приноровились прежде другого искать в братьях по разуму дозу. В руках, в кармане, в обуви?— Доусон безошибочно определял, где она. От капельницы взгляд перетек на сильные руки молодого человека. Трейси бы сказала, что у него классные запястья.Человек в молчании подходил ближе, и лишь когда он остановился над Лайонелом, наркоман вгляделся в его лицо.—?Вы?— совершеннолетний? —?удивлённо и хрипло спросил Доусон. Лицо неизвестного чем-то неуловимым напоминало детское. Ли оскорбился, и закатил глаза.—?Это самая частая фраза, которую я в жизни слышу. —?пробурчал биолог. —?Да. За педофилию не сядите.Замутненный мозг австралийца шпильки не понял. Мужчина просто сильнее нахмурился. Парень аккуратно заменил капельницу на другую, и достал из кармана пакетик.—?Что это? —?вновь прервал молчание Доусон, не понимая, что вообще здесь происходит.—?Это антагонист опиатов, которым обычно убирают последствия отравления героином. Название вам ничего не скажет, но это Налоксон. —?темные глаза биолога остановились на лице наркомана, и Ли пару минут молча пялился в них.Ему показалось, что на это время он утонул в голубом зыбучем песке глаз незнакомца. Они были похожими на что-то среднее, между взглядом буддийских икон, и взглядом всеобъемлющей любви какой-нибудь собаки самоеда.—?Что-то не так? У меня что-то на лице? —?забеспокоился Доусон, смущённый таким вниманием к своей недостойной персоне.—?Да. Ваши глаза. Они похожи на значок твиттера.Лайонел замолчал, смущённый таким странным комплиментом. Вообще этот человек был очень странным. Необычным. Движения биолога были как будто рубленные и резкие, но руки у парня были тёплыми и мягкими. Брюнет осторожно вставил в капельницу другой пакетик, и провел рукой по запястью австралийца, расправляя тонкие трубочки.Доусон почувствовал, как у него в горле мгновенно пересохло, несмотря на то, что он был мокрым от бороды до пяток. Ли стукнул себя по лицу, заметив, как мужчина вздрогнул.—?Тут же чертовски холодно, я сейчас. —?биолог стремительно вышел из помещения, но скоро вернулся, неся с собой одеяло и несколько полотенец.Парень осторожно укутал в одеяло мужчину, и в таком же странно-напряженном молчании тщательно вытер руки и лицо наркомана от воды.—?Зачем вы делаете это? —?снова расцепил губы австралиец, не понимая, зачем кто-то бы стал подбирать на улице всякий сброд вроде него. А ещё мужчина был немного разочарован. Нет, он не умер, а не больно ему из-за обезболивающего.—?По многим причинам. Например, вы можете простудиться. А ещё в лаборатории всегда в воздухе витают пары разных солей, а в соединении с водой они могут образовать кислоту, и вы получите химический ожог. —?Лайонел покачал головой.—?Я про мое спасение.—?Оу. Ну, я даже не знаю. —?парень склонился над австралийцем.—?Вы католик? —?мужчина покачал головой.—?Бог вряд-ли есть. —?биолог чуть улыбнулся.—?Возможно, вы правы. Я тоже не знаю наверняка, есть ли он, но даже если нет, в любом случае, каждая жизнь заслуживает спасения и второго шанса. —?Доусон криво усмехнулся.—?Я жалок.—?Да бывает, не спорю. Ну и что?Доусон удивлённо похлопал ресницами. Почему-то ему не приходил в голову такой простой ответ на вопрос, достоин ли он жизни. Да, достоин, ну и что, что жалок.—?Ли Гриннер Пейс. К вашим услугам. —?шутливо поклонился парень, и перевел взгляд на капельницу. Там было ещё чуть больше половины.—?Лайонел Доусон. К вашим. —?биолог неожиданно для наркомана взял его за руку. Рука была теплая.Мужчина снова удивился, а Ли смотрел в глаза австралийца, и думал, что таких несчастных глаз никогда не видел. Добрых и несчастных. Трагедия человеческой души не оставляла равнодушным на первый взгляд как раз такого американца. Пейс осторожно сжимал в своей смуглую руку.—?Пожалуй, звучит странно, но я помогу вам быть не жалким. Потому что сейчас мне нечем заняться.Ли солгал. Многие люди много врут, и он не исключение. Заняться ему было нужно обнаружением хлороформа, но бросить Лайонела сейчас он не мог. Биолог перенес на руках австралийца в свою спальню. Доусон был удивительно приятным весом на его руках, но слишком небольшим. Надо будет откормить. Мужчина доверчиво опустил голову на грудь Пейса, и последний понял, что он окончательно попал.—?Я недостоин жить. —?предпринял последнюю попытку Лайонел, исключительно из каких-то странных и одному ему ведомых правил приличия.—?О, а наматывать где-нибудь возле ада сопли на кулак?— тут все нормально? Ничего не смущает? —?Доусон сдался и вздохнул.—?Как скажете.В большом и странном доме было тепло. Лайонел никак не мог привыкнуть к тому, что пол заменял батареи. В Австралии не было принято проводить в дом отопление, и так есть куда девать деньги, а неделю зимой можно легко пережить и так, но в дождь за окном куда приятнее сидеть на теплом полу перед высокими окнами, и глядеть на улицу, чем не делать этого.Ли оказался заботливым хозяином. Парень приносил пациенту много еды из магазина, и заботился о мужчине, что его смущало. Они говорили о чем угодно, кроме того, о чем действительно хотел поговорить Лайонел. Он не мог всю жизнь жить так, и обременять собой ученого. Пейс виртуозно обходил эту тему, как опытные моряки обходят подводные скалы.Парень оказался приехавшим из Америки учёным.—?Там не особенно рады любопытным, да и работа подчинена строгому надзору. Не люблю я контроль. —?Ли строго и аккуратно нарезал овощи, чеканя каждый удар ножа по резательной доске. Доусон сидел на высоком стуле, и все время порывался чем-нибудь помочь, но его все время усаживали обратно, и строго запрещали любую трудовую деятельность.Австралиец подпёр подбородок кулаком, внимательно слушая парня. Одно удовольствие слушать приятный низкий голос, уносивший его во глубину каких-нибудь терминов или отраслей науки. Беседуя с увлечённым человеком ты поневоле в любом случае в конце пути окажешься на любимом коньке собеседника.—?Токсикологическая химия?— это не бесконечные ресурсы и возможности, и я не говорю, что она?— наше будущее, но ничем другим я заниматься не хочу.Вопреки словам, парень заправил салат, и начал его перемешивать.—?Яды?— это просто кладезь для тех, кому интересно хоть что-нибудь. Я нахожу в них особенную поэзию и искусство. Вы видели молекулярную формулу ЛСД? Она очень красивая, хоть и вещество само по себе капец вредное. —?Ли бурно жестикулировал во время разговора, примерно показывая эту схему.—?Господи, если бы мы только больше уделяли внимания токсикологической химии, сколько возможностей это открыло бы для правосудия, для суд.мед.экспертов. —?парень сиял. —?Вот представьте. На столе у таких экспертов странный труп?— есть признаки полнокровия, и кажется, как будто кровь кое-где запеклась, а мозг поджарился. Что это значит?Доусон с улыбкой покачал головой и развел руками, мол, я здесь бессилен. Просветите меня. Мужчина вновь вернул взгляд на парня.—?Это значит, что он принимал ?лёд?. Это хлордидрат метамфетамина, и после передозировки температура тела его повысилась настолько, что убила его. —?с торжествующей улыбкой ответил парень на собственный вопрос.—?Вам не кажется это удивительным, сэр? —?биолог был слишком близко к мужчине. Он наклонился, распространяя вокруг себя шлейф искренней радости. Доусон улыбнулся, и притянул к себе биолога, не в силах сопротивляться его безмолвному призыву.—?Да, мне так кажется. Это удивительно. А вы сами?— ещё удивительнее.