1 часть (1/1)

***После всех конфликтов и безумий, он наконец смог жить спокойно и вдохнуть полной грудью. Казалось бы, — он в доме, на безлюдном поле, среди зелени и свежего воздуха, охлаждающего лёгкие дуновением ветра. Ему ничего не нужно искать и терять. Он нашёл и потерял что было от простого бездействия. От злости и желания покорить всё и всех. А теперь — конец. Начало конца. Или конец начала. В прочем, это уже не имеет никакого смысла. Он в безопасности, — в далеке от всего того, что видел и что пережил.Как и ожидалось, — на смену чистоте, в голову пришли достаточно грязные мысли. Генри начали преследовать те самые бабочки, которых он замечал краем глаза, когда Луиза отправляла на покой усопших. И, вроде бы они не мешают, вроде бы не перекрывают дыхательные пути. Вот только есть одно но. Оно с виду незначительное и такое маленькое, что со сверепостью в голосе можно идти всем по головам. Снова повторяя ошибки прошлого.Вначале эти бессмысленные сны. Кому они вообще нужны? Разве что умершим, которые только и могут, что видеть сны да молиться закрытыми устами. Но в замен черной картине начали приходить те самые бабочки. Генри этому не уделил особого значения, скидывая на то, что это завораживающее зрелище, — пусть и страшно, что это происходило с друзьями — всё равно завораживает до сильного пинка в груди, что воздух отнимает. Позже насекомые вырисовывались в знакомый силуэт, что сильно пугало, до резких подъемов ночью. Спать было невыносимо и пугающе. Эти внезапные порывы, что поглощают натуру — когда то всемогущего — Дьявола, могут заставить и не проснуться, только от того, что захочется задохнуться в собственном забвенном крике. И все бы ничего, да вот Генри с каждым днём видел этот силуэт всё чётче, заставляя вспомнить позабытую любовь. Он старался не спать или просто лежать с закрытыми глазами, в надежде, что это поможет. Но становилось только хуже. Чем дольше он не спал, тем больше были позывы во сне — коснуться рыжеволосой макушки, вспомнив, какие они на ощупь. Генри часто писал посреди ночи, часто читал и вообще пытался хоть чем нибудь себя занять, — лишь бы не видеть того искреннего взгляда, от чего все тело пробивает мелкой дрожью. С каждым днём желания становятся всё менее невинными, а тело более желанным, от чего Дьявол сам просит себя проснуться, — лишь бы не портить эту девственную красоту испорченными позывами. Но в какой то момент он сорвался. Выцеловывая алые губы, проводя языком по россыпи родинок на щеках, — он не понимал. Не понимал, что заставило, что вынудило убить невинность так грубо. Нет. Он не просто Дьявол, — он тварь из сущего ада. Беспощадное зло в чистом виде. Он заслуживает этого. Что бы вот так, — целуя бледную кожу, а после рыдать взахлёб в углу маленькой ванны.***?Ты не виновен, Генри?Ему даже кажется, что Дальтон стоит за его спиной, прожигая затылок горячим дыханием. Его желание увидеть Спайсера перед собой, слишком сильное, что бы остаться безнаказанным.?Это всё — я. Тут виновен только я?Хотелось выть. Ему безусловно хотелось выть. Он совершил ошибку ещё с самого начала. Генри не стоило знакомиться со Спайсером, — ведь он причинил ему боль. Много боли и страданий, что в итоге обернулось смертью.Он сошёл с ума.— Не вини себя, Дал. — эти слова он осознанно кинул в пустоту, в надежде, что стены поглотят их и оставят на веки пустыми. Как и обычно.?Если бы я в тот день не согласился быть с тобой, всё пошло бы по правильному пути?Да, в тот день, Дальтон Спайсер, телом и душой принадлежал Генри, а Дьявол учил его танцевать под влажной тушей, открываясь ему с другой стороны. Этого Морнингсайд себе не простит. Никогда.— Ну же... — Генри сжал кисти в кулак. — чего ты ждёшь? — он резко обернулся и рассеял кучу бабочек. — уходи! — они разлетелись в разные стороны и по итогу вылетели в окно. Опять злоебучий день в слезах. Опять этот чёртов Спайсер. И опять он этого заслужил.