1. Грехопадение (1/1)

Оскорбление, выпачкавшее рукав, или простое нелепое чувство, не требующее имени?— зачем гадать, когда все равно оно будет проглочено и забыто? Порок, разъедающий любой по крепости сплав святости, течет внутри вместо крови. В тот день, когда каждая книга станет красной, а планета, на которой есть всё, расколется надвое, Он поселится в червоточине, свернется кольцом и уснет сном бессмертия и победы, над парой заржавевших монет.Поставивший на колени пространство и время, но ограниченный во взглядах и мировосприятии, не доживший до вечности, слишком для нее все-таки юный, столкнулся с первым пришествием скуки, и оттого распустился до неистовства, а потом стих, как стихает любая буря. Образумился, помудрел, угомонился. Достоинство возымел, гордость выткал из нитей растоптанной сути. Стал сперва игрив, нежели суров, и жесток лишь в ответ на подобающую провокацию. Так бесы превращаются в демонов. Так заслуживают уважение?— через страх.Легко тем, кто знает все возможные слабые звенья. Властолюбие?— одна из главных болевых точек на теле. Все, становящееся важным, рано или поздно начинает тянуть ко дну. Страсть к чему бы то ни было — это очередная вредная привычка. Смертен тот, кто зависим. Даже в Аду. Пагубно влияют ментальные пробоины на и без того нездоровую душу.Аластор разомкнул губы, и по подбородку густыми струями потекла кровь. Боль, забытая физическая боль, обуяла нутро и всколыхнула человеческое в существе, давно оставившем позади свои истоки. Плоть и острие. Чрева кипяток. Все происходит так, как должно. А механические действия, способствующие греховному тремору рук, забывать нельзя никогда. И сущность, и данность?— они в сердце, несмотря на законы иного мира. Будто разум вернулся в те времена, когда алый цвет мог предупредить об опасности, а не стать частью образа, как некий победный знак. Аластор едва ли не сотню лет собственной крови не видел.Задрожал от озноба, пошатнулся, стоя на коленях, ладонями оперся об асфальт. Может даже, специально позволил себя истязать лишние пару мгновений: точно конец разыграл, которого никогда не наступит. А затем твердой рукой схватил чью-то кисть, дробя кость ногтями, и тело нападавшего перекинул через себя без усилий. Запустилась регенерация на неумело изрезанном горле.В последние пару недель Аластор остро чувствовал некие изменения в структуре пространства Ада. Словно привычный воздух приобрел специфический аромат или вообще расслоился. Однако существовать в этой неоднородности было спокойно и приятно. На подсознательном уровне складывалось ощущение, что ничего плохого априори не может произойти. Настораживало ли это? Черт возьми, еще как. Аластор знал наизусть мир Ада. Каждую вибрацию предугадывал, помнил запах каждого неугодного. И чистка еще нескоро… Демон сдержанно гневался, пребывая в неведении.Отель и его рутина, внезапные нападения?— то, что с натяжкой можно назвать жизнью. Все шло своим чередом. Но Аластор всегда был начеку. Каждый миг. Вовсе не зря: возвращаясь домой, слышал шорохи позади, потом?— дрожащее дыхание, страх. Будто котенок охотился на тигра. Смешно.И стало вдруг любопытно узнать, кто же позарился на дракона без сокровищ, а потому, замерев в ожидании заведомо проваленного апокалипсиса, прикрыл глаза, давая право на выбор: быть изувеченным в попытках сбежать или с достоинством посмотреть в лицо зверю и уже после этого ощутить на себе всю ярость. Жаль, здесь нельзя никого убить.Тишина сводила с ума того, кто скрывался в переулке, но он не двигался, старался не выдавать себя. Впрочем, Аластор уже догадался, где тот прячется. Воздух пропах воском и полным отсутствием каких-либо магических сил. Странно. Не поиграть ли от скуки с этим жалким подобием огня?Радио-демону казалось, будто там, за полусгоревшим домом с рассыпающимися стенами, затаился кто-то настолько морально разбитый, что находил свои дальнейшие действия последними в существовании. Означало ли это опасность оружия в неуверенных абсолютно руках? Существование с легкостью здесь не прервать. А бои кулачные?— удел сильных, для развлечения.Рискнуть или нет? Размазать по стене или дождаться развязки? Аластор маялся от тоски. Аластор решил подождать.При жизни, в те годы, когда личность еще хрупка и податлива, человек убивал. Человек убивал много и с особой жестокостью, но не бесчестно: жертве всегда нужен был шанс. Испытай удачу! Сыграй в лотерею! И они играли. По его правилам. Не-человеку теперь казалось это занятие чрезмерно суетным и бессмысленным, однако он все в прошлом себе принимал. В Аду можно не каяться. По крайней мере, когда ты убивал тех, кто это безоговорочно заслужил. И если бы час Аластора в действительности вдруг пробил какая глупость, он не без печали, но со смирением готов был бы отправиться на убой.Правда, уж точно не в этот раз.Потому что Аластор н е н а в и д е л, когда со спины нападали.Право имею смотреть в глаза палачу, даже если он стыдится себя.Гнев вкуса багровых морей выплеснулся из горла, когда этот низкий, трусливый и беспринципный некто прыгнул ему на спину и начал рвать и пилить. Именно: рвать и пилить. Потому что впервые. Определенно.Ошалевший от наглости, Радио-демон быстро сообразил, что нож?— лишь простой кусок стали, а потому ему сделалось смешно. Неужели здесь, в Аду, еще бывает такое? Широка улыбка дьявола, а сам он, рухнувший на колени, ни в коем случае не опущен: и зол, и доволен, и рад. Да начнется же шутовское веселье, потому как ситуация потрясающе невинна! В пространстве, состоящем из бессмысленных поединков и борьбы за территорию без само?й мысли о возможности летального исхода, кто-то всерьез хотел его убить. Нет, не свергнуть, не показать место. Убить.Аластор позволил истязанию продолжаться от силы минуту, а потом сделал, что сделал. Отброшенное тело, тихое, но не утратившее сознание, само по себе внимание не привлекло. А вот огромные белоснежные крылья, слабо мерцающие во тьме,?— да.Ангел?Не истребитель. Обычный (при всей неуместности этого слова) ангел.Аластор резко поднялся. Перед глазами сразу же потемнело, однако это не стоило траты времени и сил: регенерация прекрасно делала свое дело и изувеченное горло, с которого кожу срезали неровными лоскутами, уже полностью зажило. Щелкнув пальцами, Радио-демон избавился от следов своей красной крови и с неподдельным интересом во взгляде подошел к телу.Ангел в женском обличье, будто какой-то мусор, был выброшен на асфальт. Она, вероятно, затылком ударилась о бордюр, потому оказалась полностью дезориентирована. Из руки, сломанной в нескольких местах, торчали острые кости. Аластор ухмыльнулся так широко, как только умел, словно лежащей было дело до его мимолетного безумства. Неужели она не знала, что силы простых ангелов в Аду нивелируются? Бред. Радио-демон обратил внимание на оружие, и вдруг понял: она решила, что обладала магическим клинком из противодемонической стали. Подставили? Как любопытно! Подделка выглядела внушительно и даже несколько искажала пространство вокруг себя. Аластор, возможно, и опасался бы такого лже-артефакта в могущественных руках, но точно не после того, как проверил его на собственной шкуре. Лишь истребители обладают сталью, скрывающей истинную мощь. А ангелы… небесные ангелы никогда не спускаются в Ад. Так что же, Аластор сейчас лицезрел осознанное грехопадение? И все исключительно ради него? С чего бы?Из уголка губ ее покатилась черная жидкость. Святость кончается в глубине. Заурядная прогулка обернулась самым незабываемым зрелищем: ни одна душа в Аду никогда не видела, как падали ангелы, а Аластор теперь наблюдал. Наблюдал за медленным гниением яблока, наблюдал и наслаждался, с хищной жадностью зрителя в колизее.Она была белой. Пока. Полностью белой: и кожа, и волосы, и крылья?— все затравленно искрилось, наверняка уже не так, как еще недавно искрилось Там. Оказывается, это от невероятной чистоты перьев дурманяще пахло воском. Теперь Аластор знал: рядом с ангелами спокойно. Странно ощущать равновесие здесь. Странно смотреть, как погибает последняя птица. Истребители не такие, их грязь очевидна. Но она… О, падший ангел, все еще выглядящий хрустальным. Центр всего. Будто здесь, у ног дьявола, заканчивалась святая святых. Точка.Аластор мог бы убить ее, не дожидаясь финала, однако, во-первых, не хотел лишать себя удовольствия полюбоваться трансформацией, а во-вторых, все же собирался задать вопросы. К тому же интересно будет смотреть, как хрупкое существо учится мириться с тьмой вместо сердца и осознает безвыходность положения?— здесь не покончить с собой, не попасть под горячую руку. Смерть пала ниц пред населением Ада, ушла. А затем приняла ангельский облик и возвратилась с войной.Пока тело еще не начало меняться, Радио-демон бегло изучал его взглядом. Оболочка оказалась без каких-либо рунических вязей, совсем непримечательная. Но крылья, эти лебединые крылья были изумительны, как первый снег, блестящий на теплом солнце. Аластор снял перчатку и запустил пятерню в перья. Все еще нежные, они казались едва ли не шелком, но время не стояло на месте и пух у основания уже начал темнеть. Не хотелось упускать столь невероятную ценность: из ангельских перьев можно создавать исцеляющие эликсиры. Смяв в кулаке очины, безжалостно выкрутил их, обнажая кожу. Все, что сохранило цвет, оказалось выкорчевано, будто ненужные корни. И теперь ангел лежал, точно общипанная перепелка, весь в кровоподтеках, но без страдальческого выражения лица, и голубые глаза все тускнели и тускнели. Ни единого звука. Неприглядный вид. И, разумеется, дикий. Падение с пьедестала. Конец былого величия. Так просто испепелилась праведность, а нерушимый покой оказался льдом погребения.Букет из перьев в руках все еще светился. Свечение грело, давало довольно-таки мощный энергетический заряд. Приятное покалывающее ощущение, такое далекое и недоступное демонам, сладкое, словно нектар самых прекрасных цветов.Присмотревшись к лику девы, Аластор увидел, как черный поток из ее рта усилился. Что ж, даже если захлебнется?— возвратится в реальность, ничего страшного. В уголках губ собралась пена, а каждая ссадина разошлась: обсидиановые струи хлынули наземь, сразу запахло ладаном. Если скверна выглядит так, Радио-демон готов был собрать ее во флаконы. Наверняка пригодилась бы для магических ритуалов.Ангела мелко затрясло. Оставшийся пух сделался бурым и грязным, и свет погас. Привычный мрак смиренно, тихо, словно перед грозой, окутывал улицы, направлял туман в низины. Укромное место для того, чтобы никому, кроме Радио-демона, не узреть столь отвратительное, но между тем и захватывающее представление. Это?— контроль развития плесени в ускоренном времени. И никаких больше приятных запахов. Только болотный смрад. Трясина, глубокая топь.Вот ее резко подбросило вверх, затем снова, и снова. Пока билась в судорожном припадке, сильнее травмировала себя. Мышцы одеревенели, ангела дергало ритмично и болезненно, пальцы на здоровой руке неестественно скрючились, проскользили подушечками по асфальту, сдирая кожу; сломался ноготь до середины пластины. Выдыхала с гортанными хрипами и характерными постанываниями, стучала ощипанными крыльями, беспомощная и слабая, и плакала. Крупные слезы, словно жемчуг, скатывались к пыльным вискам и сразу же таяли. Благочестие, смятое в ладони,?— это всегда красиво. Обнаженный дух, подвластный мучению,?— тот максимум слабости, который возможно вынести. Интимно и холодно. Исполненный нездоровым наслаждением, тем не менее не садистическим, Аластор не мог оторвать взгляд. Он не испытывал ни жалости, ни сочувствия, ни злости и взбудоражен совсем не был и возбужден. Его одолевали чувства, подобные тем, которые испытывает человек, впервые увидевший полотно, способное затронуть в нем некое неистовство личности. То, о чем ты не станешь думать завтра, но то, что внутри тебя прямо сейчас.Так крепко сжал зубы в хищной улыбке, едва ли не раскрошил. Ангела вывернуло, кожа потеряла упругость, глаза закатились. Грязно, так грязно… Это на самом деле ни разу не романтично. Спектакль для истинных ценителей дряни. Он про телесную искренность. Все так стремятся привести оболочку в определенное состояние, трясутся над ней, скрывают некоторые моменты, но здесь — истина со всех ракурсов. Ощутив один раз, больше не желаешь вранья. И прикосновений. И вообще ничего.Волосы на макушке намокли и потемнели, поскольку начали расти рога. Росли медленно, наверняка причиняя неописуемые страдания. Слегка заострились уши. Деву вдруг резко подкинуло сильнее, чем раньше, и она рефлекторно замахала крыльями, стряхивая с них оставшееся оперение, которое уже не выглядело притягательно. Лишь одно перышко, медленно опускающееся на землю, осталось белоснежным, и Радио-демон не упустил возможности подхватить его. Спрятал в нагрудный карман: слишком уж маленькое для основного букета. Оглядев мученицу, заметил, как начал проклевываться чернейший пух на голых истерзанных крыльях. Синяки, царапины и ушибы стали не так ярки, а через пару мгновений и вовсе затерялись среди длинных стрел вороновых перьев. Переломанные кости срослись, раны зажили. Через пару минут обращение прекратилось, она перестала подавать признаки жизни. Но новоиспеченная свирепая тварь была теперь, на самом деле, в полном порядке. Аластор подошел ближе и присел на корточки, взял ее руку, после чего, опять стянув перчатку, проколол подушечку пальца. Выступила крупная капля крови. Красной, обычной крови. Значит, свет остался в душе. Возможно, совсем немного, но все же.Оставлять бывшего ангела здесь Радио-демон не собирался и отнюдь не по доброте душевной. Надев перчатку, щелкнул пальцами, полностью очищая тело, а потом обратил внимание на перья в своих руках. Все до единого почернели. Аластор разозлился. Правда, ничто не выдало этой эмоции, кроме играющих желваков. Что ж. Выбросив теперь уже траурный букет, взял лежащую за подмышки и с легкостью закинул себе на плечо, после чего, несколько разочарованно шаркнув носком ботинка по асфальту, двинулся к своему убежищу размеренным шагом.