Часть 4 (1/1)

Родовой особняк Келсо был, пожалуй, одним из немногих зданий викторианской эпохи, сохранившихся в Лондоне в своем первозданном виде. Безусловно, в этом есть большая заслуга Дориана, который выкупил все здание и сохранил его именно в том состоянии, в котором увидел его впервые. Семнадцатилетний Дориан Грей тогда приехал в столицу, узнав о смерти своего родного деда и о наследстве, которое тот ему завещал. Завещание лорда Келсо была в высшей степени странным, так как он терпеть не мог своего внука. Дориан одним лишь своим видом напоминал ему об умершей дочери, которая отличалась удивительной красотой и тягой к приключениям. Дочь лорда Келсо родила сына вне брака, сбежав из дома с каким-то своим поклонником, в которого была влюблена по уши. Глядя на маленького Дориана старик Келсо приходил в бешенство и становился сущим зверем. Он ковылял, хромая и опираясь на свою трость, по особняку и каждый раз, когда ему на глаза попадался внук, бил его до крови этой же тростью.Все самые худшие воспоминания в жизни Дориана были связаны именно с домом его деда, лорда Келсо, но он всегда, со странным, мазохистским рвением, возвращался туда, где бы он сам ни находился и в какой бы стране ни был. Его словно притягивал в родовой особняк призрак его деда. Юноша собрал все самое красивое, дорогое и ценное, что у него было, именно в своем родовом особняке. Драгоценности, оригиналы полотен великих художников, чудесные скульптуры, винтажная мебель и антикварные гобелены - все это придавало жилищу Дориана флер роскоши, элегантности и стиля. Преклонение Дориана перед красотой, физической и духовной, постепенно превратилось в филантропическую тягу к коллекционированию предметов антиквариата и образчиков самых изысканных видов искусств. Казалось, что превращая особняк в шикарный дворец и обустраивая интерьеры, он старается стереть любой отпечаток властной руки его бывшего хозяина, стереть призрачную тень своего дедушки.Еще одной ниткой, связыющей Дориана и его родовой особняк, был и оставался портрет. Тот портрет, который стал отражением его души, разрушенной, исковерканной и извращенной всеми пороками, которым он предавался вот уже более века. Портрет Дориана Грея, который был написан его старинным другом Бэзилом Холлуордом, висел сейчас в кабинете своего обладателя. Кабинет был плотно закрыт на все засовы и замки. Полотно картины же было закрыто экраном из мягкой кожи, тисненной золотом и серебром. Дориан открывает его очень редко и только в моменты душевного волнения. Тогда ему кажется, что портрет в ту же самую минуту неминуемо поменяется снова - в лучшую или худшую сторону. Правда, за все время с момента возникновения проклятия, портрет не менялся в лучшую сторону ни разу.***Дориан задумчиво задернул тяжелую бархатную портьеру и устало погрузился в кресло. Полумрак в кабинете его успокаивал и он не зажигал светильники. Лишь настольная лампа в зеленом абажуре скудно освещала рабочий стол юноши неровной полосой света. Дориан вынул из верхнего ящика стола серебряный портсигар, один из многочисленных подарков ныне покойного лорда Уоттона. Длинные, черные сигареты, начиненные табаком с примесью марихуаны или гашиша, доставлялись напрямую из Афганистана. Через секунду Грей уже глубоко затягивался, окутывая себя сладким дымом. Он подтянул колени к подбородку, пряча свою стройную фигуру в просторах глубокого кресла и залезая в него с ногами. Прямо перед креслом Дориана, на стене, висел его портрет.Портрет Дориана Грея во всем его ужасающем великолепии был открыт. Прогнившие зубы изображения были словно растянуты в злобной, издевательской ухмылке. Лысый череп человека, изображенного на портрете, был обтянут тонкой, словно пергамент кожей. То тут, то там на его голове виднелись клоки редких волос, потускневших и потерявших цвет расплавленного белого золота. Глаза, закрытые мутной, белой пеленой, с синими мешками под ними и глубоко запавшие в череп, взирали на Дориана с затаенной насмешкой.Пятна крови на костлявых, жилистых руках Дориана на портрете увеличились, растекаясь, словно тонкий слой охры или клубничный джем. Кисти изображения уже полностью обагрились кровью, а манжеты некогда белоснежной рубашки, в которую был облачен позирующий, были словно изъедены молью. И кровь на руках портрета оказалась самой настоящей. Однажды Дориан попробовал коснуться своего портрета пальцами, ощутить, какова наощупь его поверхность. Пятна крови на портрете были мокрыми, скользкими и мерзкими. С каждым новым убийством они раползались, становясь больше. Именно это и стремился увидеть Дориан, в отчаянии и спешке прилетеший из Тибета в Лондон. Зрелище того, как его руки все больше утопают в крови.На площадке перед кабинетом заскрипели чьи-то шаги. Джеймс давно уговаривал Дориана заняться ремонтом, заменив старое напольное покрытие, но тот постоянно отказывался. Старое и скрипучее деревянное покрытие предупреждало хозяина портрета об опасности и он успевал закрыть картину экраном.Так было и сейчас. Дориан порывисто вскочил из кресла,нервными пальцами хватая экран и закрывая им портрет. Через мгновение в кабинет уже стучали. Это был Джеймс, который выполнял при своем хозяине роль камердинера, секретаря, водителя и пилота. Молодой человек пришел, чтобы доложить о визите гостьи.- Леди Эмили Уоттон и ее внук Генри Уоттон-младший. Сэр, изволите их принять?Джеймс спокойно и с осознанием собственной значимости смотрел на своего хозяина.-Эмили? Странно... Что ей нужно? Впусти!Дориан удивленно взглянул в зеркало на свое отражение, словно спрашивая самого себя, к чему приведет этот странный визит. Отражение, конечно, ничего не знало об этом, как и сам Дориан. Юноша поправил жилет, отряхнул несуществующие пылинки с белоснежных манжетов рубашки и вышел в гостиную вслед за своим камердинером. Дориан был готов встретиться со своим прошлым, в лице дочери лорда Гарри, того самого змея-искусителя, который перевернул его жизнь с ног на голову.