Глава пятая (1/1)
Ставки сделаны, ставок больше нет.Стандартное предупреждение крупье в казино.
Я помню, как ты впервые появился в нашем доме. Бледный, маленький, худенький, беззащитный, волосы взъерошены, лицо заплаканное, опухшие глаза... Тебя забрали прямо с кладбища, не дали даже заехать домой и собрать вещи — за ними ты с мамой ездил пару дней спустя.
Первое желание, которое ты вызывал во мне — утешить, успокоить, защитить. Ты, казалось, боялся всего вокруг, очень тяжело привыкал к новой обстановке, новым людям. Ты был похож на маленького испуганного котенка: тихий, замкнутый, ты постоянно оглядывался вокруг, словно не верил в то, что с тобой происходит.
А уже спустя несколько дней после твоего приезда мне пришлось стать буфером между тобой и матерью: я старался сменить тему, если она заходила слишком далеко, или пытался незаметно успокоить ее. Это случалось не раз, и не два: все же ты не оправдал ее надежд. Она рассчитывала, что сможет продать квартиру твоих родителей и с помощью этих денег выплатить наши долги, но твои родители оказались куда более мудрыми и предусмотрительными людьми, чем думала мама. Квартирой и всеми деньгами, оставленными тебе в наследство, ты мог распоряжаться только после достижения совершеннолетия. До этого времени ни ты сам, ни твой опекун ничего не могли сделать с принадлежащим тебе имуществом. В случае же твоей смерти все имущество отходило государству.Как только она узнала это, даже подобие радушия исчезло из ее обращения. Она злилась на тебя. Да и на себя тоже, ведь она сама взяла тебя к нам в дом, а теперь ты стал для нее лишь досадной обузой.А потом я впервые увидел, как ты улыбаешься — широко, открыто, искренне. И твои глаза улыбались вместе с губами, они сияли радостным, теплым светом. С того дня у меня появилась мечта — чтобы ты улыбнулся так не своей школьной подружке, а мне, чтобы на меня ты смотрел с такой же нежностью, лаской и радостью во взгляде...Но в твоем взгляде, обращенном ко мне, я всегда видел лишь смесь страха и неприязни...Моя мечта заранее, изначально была обречена оставаться только мечтой. Поэтому как вор, как преступник, я ловил твои улыбки, предназначенные другим людям, ловил твой смех, твою радость, твое веселье, я купался в море твоих ярких, чистых, искренних эмоций, которые мне уже давно недоступны. Ты стал моим светом...— Слышал, у тебя появился маленький братишка, Трой? — мурлыкнул Джош, прищурив глаза, и я напрягся так, что все мышцы в теле свело судорогой. Как он нашел меня здесь? Ведь уроки закончились, и школа уже давно опустела! — А он ничего так, миленький. Худоват, правда, но попка аппетитная, упругая.Я тихо скрипел зубами, стараясь скрыть свои эмоции. Нельзя, нельзя, нельзя!!!
Нельзя, чтобы он видел, КАК ты мне дорог, как важен. Иначе ты станешь пешкой в нашей войне, станешь трофеем, бездушным призом, который в лучшем случае оставляют потом пылиться на полке как напоминание о когда-то одержанной победе. А в худшем — просто ломают и выкидывают на помойку...
Я не мог показать ему этого, я расслаблял каждую мышцу своего лица, безразлично глядя вдаль сквозь школьное окно.
— А что ты так напрягся, а, друг? — спросил он, пристально вглядываясь в мое лицо. Все же, он знает меня слишком хорошо, мойстарый друг...Горячей, сухой ладонью он обхватил мой подбородок, заставляя повернуться к нему, долго пристально смотрел, словно изучая каждую черточку, провел большим пальцем по нижней губе — чуть грубовато, сминая, оттягивая. — Он будет стонать в свой первый раз, — тихо произнес он с легкой улыбкой удовольствия. — Он будет кричать, когда я буду рвать его маленькую, аккуратную попку, будет плакать, когда потечет по его ногам первая струйка крови. А я буду слизывать его слезы, буду наслаждаться его криками, буду рвать его волосы, вырывая хрипы, буду кусать его и сцеловывать маленькие капельки крови. Его тело запомнит меня навсегда! — последние слова он произнес шепотом почти мне в губы. — Увидишь, Трой, он не долго будет одиноким, — нежно массируя, он обхватил рукой мой затылок и зашептал уже на ухо. — Нашу первую ночь я посвящу тебе, братишка, — горячее дыхание щекотало мне шею, вызывая мурашки на коже. — Ты увидишь на нем мои следы и поймешь, как больно ему было, как сладко... — легкое прикосновение к уголку губ, короткое, почти нежное. — Я сделаю это для тебя, Трой — ведь ты сам никогда на это не решишься, — он прижался лбом к моему лбу. — Никогда не решишься даже признаться себе, как тебе этого хочется… Ведь хочется же, не так ли? — он чуть отстранился, улыбнулся ласково, погладил большим пальцем мою щеку, нежно вглядываясь в глаза. – Я знаю, все знаю… Я все это сделаю для тебя... —вдруг он грубо рванул мои волосы назад, запрокидывая голову, врываясь языком в мой рот, словно насилуя, укусил за нижнюю губу — глубоко, до крови, жадно присосался к ранке, высасывая, выдавливая соленые алые капельки. Затем отшвырнул меня в сторону, словно ненужную вещь. Спокойно и неторопливо он поправлял на себе одежду, не глядя в мою сторону, словно давая мне время взять себя в руки.И, хотя я устоял на ногах, хотя мое лицо снова не выражало ничего, хотя мои глаза снова стали пустыми и равнодушными, больше всего мне сейчас хотелось сползти на пол, закрыться, спрятаться от всего мира, от Джоша, от его темного, едкого взгляда — разве могут голубые глаза быть такими? Его взгляд словно вытаскивал мне душу!
Я чувствовал себя грязным, словно изнасилованным одним этим поцелуем и этим взглядом после. А он только облизнулся, словно довольный кот, ухмыляясь мне в лицо:— Сладкая девочка! — мурлыкнул он. — Я бы позабавился с тобой, но с ним мне будет интереснее. Я уверен, что получу незабываемое удовольствие! Ты ведь рад за нас, Трой? — и хотя он говорил все это ехидно, с издевкой, его глаза, темные, страшные, выражали совсем не насмешку, не радость от грядущей победы. Но что было в его взгляде я так и не смог понять...— Чего ты хочешь? — тихо спросил я.— Наконец-то! Наконец-то ты задал мне этот вопрос! — он улыбнулся еще шире, затем похлопал меня по плечу, развернулся и ушел, бросив лишь: — Ты мог бы догадаться и сам, Трой. Я просто хочу развлечься.Я еще долго стоял в гулком коридоре опустевшей школы, глядя в окно.
Пути назад не было. Ты стал ставкой в игре, которую мне не выиграть...