4. Всёчество (1/1)

Всёчество.Странное слово. Как будто нашла всё, но и потери при этом тоже глобальные. Нашла. Потеряла. Каждая в меру нормальная девушка мечтает стать принцессой — в той или иной степени испорченности. Обязательно должен быть принц, который и на колено может встать, но возбуждает всё-таки не это. А шёпот на ушко: ?Я оплатил твои счета?. И сразу такая таешь, да-а. И просишь: ?Скажи это ещё раз, милый?. И принц такой снова повторяет четыре заветных слова, слаще которых только мороженое с ореховой посыпкой и с шоколадной крошкой. Папа, понятное дело, не верит в принцев, поэтому он видит рядом с Бет кого-то вроде Брюса Уэйна: неприлично богатого, с кучей инвестиций во всех сферах. Мэр уже пытался сосватать за миллиардера и завидного жениха всея Готэма Гвиневру, она ведь подающая надежды звёздочка юриспруденции. Но сердце главы ?Уэйн Интерпрайзес? не дрогнуло ни перед красотой девушки — а Гвен красива, при иных обстоятельствах она смогла бы построить карьеру сердцеедки, ни перед богатством её папочки. Мама бы с удовольствием взяла на встречу с Крейном священника и обвенчала бы Бет с доктором. Как мама на него смотрела! Не будь она допропорядочной замужной женщине при высоком статусе, давно бы похитила его и увезла куда-нибудь на Амазонку. Подальше ото всех.А Бет словно вылезла из кротовой норы, из другой Вселенной, в которой Золушка влюбилась не в принца, а в его заклятого врага. У принцев ведь много врагов? Да? В общем, сказка на деле оказалась не поучительной и не детской. А пролог примерно такой: ?Плохой мальчик украл сердечко у хорошей девочки?.Гм. Мда.А Джокер не принц. Он… Сволочь он! Бет опять не может перестать о нём думать. Она не верила в любовь с первого чёртового взгляда между ними, потому что Джокер и любовь — это всё равно что подарить кошке мышонка. Сожрёт ведь. Так что это не любовь, а искра. Что бы там Джокер ни вещал, он мужчина, поэтому у него тоже есть некоторые потребности, пусть даже на уровне инстинктов. Бет закончила с уборкой на кухне, повесила тряпку возле батареи и достала из шкафчика небольшое зеркальце. С лица, понятное дело, краску она смыла ещё вчера, как только оклемалась от паскудства клоуна, чтоб его, а вот что делать с шеей — вопрос на миллион. ?Доктор Крейн! Вы не поверите! Меня укусил зомби из сна!? Отпад. Легче сразу спросить: ?Вы можете притвориться дурачком и подыграть мне??От родителей она попробует отмахнуться: ну с кем не бывает? Это же Готэм! Тут даже чел из доставки пиццы кусается, так что норм.Может быть, всему виной то, что она сирота при живых родителях.У Гвен, кстати, тоже не слишком много счастья в глазах. Или это только кажется? Бет привыкла копаться в чужих ранах и выискивать там трагедии, достойные если не Шекспира, то хотя бы кого-нибудь не хуже его. Усевшись на стул, чтобы побаловать себя чашечкой кофе со сливками, Бет принялась вспоминать свои первые недели и месяцы жизни в Готэме. Мама — Drama queen. Оскар по ней плачет. Она первое время во всё тыкала носом Бет, добавляя со вздохом: ?Офелия бы сделала вот так?. Или: ?Офелия бы меня поняла?. Бет ужасно сердилась, но молча сносила все эти подколки и обвинения, что она, Беатриче Милн, не Офелия. Потом ей это всё надоело, и она, всё та же Беатриче Милн, как-то однажды утром сказала маме прямо в лицо после завтрака: ?Уж извини, Салли, что умерла не я. Думаю, это доставило бы тебе куда меньше хлопот, вы бы как всегда с папой отделались бы чеком, на этот раз последним, на похороны. И дело с концом?. Мама потом призналась однажды, надираясь в очередной раз дорогим вином из фамильного погреба, что её поразили не столько слова о смерти, сколько то, что Бет звала её по имени. Дети не называют матерей Холли или Меган. Или другими именами, которые бывают у мам. Мама — это мама. И тогда Салли прекратила попрекать дочь мёртвой Офелией. Так умершая сестра наконец умерла окончательно. И, наверное, обрела покой. Бет на момент того разговора было шестнадцать.С тех пор прошло шесть непростых лет. Бет научилась называть Салли мамой, а мэра отцом. Может, на следующий приём и правда предложить маме захватить с собой священника? Так и быть. Обвенчаются прямо в кабинете психиатра, потом скачают ?Ходячих?, и это будет их медовый месяц. Аминь.А нет, не аминь. Рановато. Куда девать Джокера? Или его захватить в плен? Э, или в гарем? В дверь позвонили, и Бет возблагодарила пришедшего за то, что сумел вытащить её из тухлого бреда. Перед выходом из кухни она ещё раз осмотрелась: ни намёка на вчерашнее происшествие. Вроде он ничего не забыл… А он был в перчатках или без? Бет быстро осмотрела два стула возле стола. Пусто. Затем уже в коридоре взглянула на своё отражение в зеркале, вчера-то она выглядела не лучше клоуна! Он же оставил половину краски на её лице, пока они целовались. Смутившись, Бет посмотрела в глазок. Мама. С пакетами в руках. Одна. Бет открыла ей дверь и впустила в квартиру.— Буду навещать тебя каждый день, — вместо приветствия бросает мама и идёт на кухню. Первыми на стол из пакета появляются две бутылки какого-то дорогущего белого вина. Бет не разбиралась в вине, так как в прошлой жизни привыкла пить всякую бормотуху и, на худой конец, дешёвый виски, стягивающий кишки в узел. Мама знает, где лежат все необходимые инструменты, поэтому без проблем находит штопор и с умением опытного хирурга извлекает пробку из жерла бутылки. Наливает в дешёвый бокал из икеи на два пальца и моментом осушает. Ага, значит, не за рулём.— Водителя хотя бы отпустила? Бедолаге долго тебя придётся ждать, — ухмыльнулась Бет, по привычке снова украдкой оглядывая кухню.— Ему платят не за то, чтобы он жаловался, — отмахнулась мама, наблюдая за дочерью. — Беатриче! А это что за ?украшение? у тебя на шее? Дай-ка посмотрю! Боже милостивый! Тебе в больницу надо!— Ма, это не смертельно, — Бет вывернулась из рук матери и повернулась к ней другим боком. Здоровым и некусаным. — Кто это сделал? — строго спросила мама, плеснув в бокал зелья уже на четыре пальца.— Мам, да ерунда, правда! Лучше скажи, чем сегодня занят ?папа???Понятно, чем. Бет слушала эти одинаковые истории чуть ли не каждый день: уехал в мэрию, встречается со своими толстосумами, потом очередная выволочка полицейским за то, что не могут поймать этого треклятого Джокера. При этом имени Бет дотронулись до кожи около укуса и поморщилась. Чтобы не слышать её, Бет включила маленький телевизор на холодильнике. Щёлк, щёлк. канал за каналом. ?Готэмские новости? на одном из них. А в новостях… Взорвали метро, целых три взрыва на трёх разных ветках. В одно время. И как изюминка на торте — Джокер с хоум-видео. Камера тряслась, никак не фокусировалась на лице маньяка, а он и рад повеселиться. Вещал что-то про Бэтмена и про его маску.А мама всё трещала без умолку и наводила порядок на свой лад. Потом достала из холодильника купленные ею свиные рёбрышки, сняла с них плёнку и бросила в ведро. Остановилась, замолчала. Наклонилась и вытянула из недр кухонного жителя разрезанные трусы. Бет простонала и прокляла себя за то, что не завернула их во что-нибудь. Мама с пристастием Шерлока Холмса осмотрела тряпицу и уставилась на дочь:— Бет! Это же ?Диор?! — она даже продемонстрировала дочери ярлычок. — Это не трусы за пятьдесят центов, дорогая моя! С ?Диор? так нельзя!Хотелось съязвить, дескать, скажи-ка это Джокеру, глядя ему в лицо. Но Бет, покраснев, засмеялась, чем вызвала у мамы новую волну негодования. — Лучше достань из во-он того шкафчика пластырь. Мне сейчас не Шерлок Холмс нужен, а доктор Ватсон.Когда мама со вздохом отвернулась к шкафчику, Бет поторопилась вытянуть из ведра несчастное бельё и завернуть в чёрный непрозрачный пакет. Вот так-то лучше. И маму меньше травмировать будет, и Бет лишний повод не вспоминать о Джокере. Ярость шевельнулась внутри неё. Гад!— А где у тебя лежат презервативы? — мама рылась уже не только в аптечке, но и осматривала все ящички.— А тебе зачем? — удивилась Бет.— Не мне, а тебе. Раз уж ума не хватает беречь бельё, то должна хоть научиться предохраняться. Если Игрит тебя этому не научила, то пришла пора сказать это мне: не подпускай к себе мужчину без резинки. Поняла? Нет резинки — нет оля-ля.— Мам! — Бет покраснела ещё больше и села на стул, уронила голову на стол и закрыла её руками.— Не мам, милая, — мама достала свою косметичку и положила на стол перед дочерью два презерватива, постучала пальцем по столешнице. — Вручи своему мужчине. У него есть справка от венеролога? Он здоров? Сифилис, если что лечится, но лучше всё-таки им не болеть.— Мам! — закричала Бет, теперь желая провалиться сквозь пол.Но мама наклонилась к ней и назидательно повторила, словно строгая учительница:— Почаще повторяй себе, милая: нет резинки — нет оля-ля.Бет сползла на стуле и пожалела о том, что она не бесплотная субстанция.**— Хочу быть амёбой.Бет снова изучала потолок. Странно. Ни паутинки нет, хотя на потолках ей самое место. Даже у родителей дома есть паутинки и пауки, но никто особо не против. Ну есть и есть. А тут прямо всё вылизано. — Почему? — доктор Крейн как всегда внимательно наблюдает за Бет. На ней сегодня джинсовая юбка на пуговицах и розовая футболка с ня-зомби. Ня — то есть очень миленьким, хорошеньким, просто ути-пути. А на ногах у неё стилы и высокие белые носки. То есть она как бы и девочка-припевочка, кокетливая, но при этом брутальная. — Ну… у них никаких проблем. Живут себе в какой-нибудь луже, всё у них хорошо. Засуха — впали в анабиоз, дождь пошёл — оп-па, снова живые. А ещё она накрасила губы блестящим блеском, чтобы все вокруг слепли. Картину портил пластырь на шее, но доктор пока о нём не спрашивал. А если бы и спросил, Бет соврала бы ему, что там… прыщик. Не станет же он на неё нападать, чтобы отодрать кусок клейкой субстанции. Бет встала с дивана и прошлась по кабинету, выглянула из окна — солнце. Удивительно. На улице красота, лето, жить вроде даже хочется. — Беатриче, — позвал её доктор, и Бет обернулась, — я пропишу тебе кое-какие лекарства. Тебе станет легче.— Хорошо, вы же тут доктор, — согласилась она и отошла от окна.В кабинет вошла знакомая медсестра. Принесла графин с водой и стаканы. Что, уже без чая? Это хороший знак или не очень?Доктор Крейн поднялся из кресла и подошёл к шкафу, достал из кармана пиджака ключ и отпер один из ящичков. Принёс к столу пузырёк с таблетками и положил одну на поднос.— Пей, Беатриче.— Прямо сейчас? Здесь?— Чем быстрее начнётся терапия, тем легче тебе будет.Взяв белое колёсико и покатав его между пальцами, Бет неуверенно положила таблетку на язык и проглотила, запив водой. — А моя мама… она долго к вам ходит? Он всё ещё стоял напротив стола. Руки в карманах брюк. Взгляд такой синий… Холодный. До мурашек. Бет даже вздрогнула от внезапного озноба.— Почти год. — Это из-за меня, да? Он кивнул, и Бет стало не по себе. Разве психиатр должен подливать бензина в костёр вины? А доктор подливал. Бет почувствовала себя очень маленькой под его взглядом, сложила руки перед собой и плотнее свела колени вместе. — Как ты себя чувствуешь, Беатриче? — его голос вдруг стал мягче обычного.Бет подняла на него глаза. Часы над дверью тикали. Тик. Так.Тик…Так…Лёгкий туман появился в кабинете, едва заметной дымкой.Бет протёрла глаза.— Я… Мне…В голове будто маятник. Туда. Сюда.Туда.Сюда.Тик.Так.Доктор наклонился, присматриваясь к Бет.— Что ты видишь, Беатриче?— Вас… Мне… нехорошо…Хотелось сползти с дивана и лечь на пол. Внутри всё такое раскалённое, а руки холодные, Бет сунула их подмышки, чтобы согреть, но внутреннего жара не хватало, он копился в костях, а наружу не выходил.— Что ты видишь? — снова повторил вопрос доктор.Словно марионетка, Бет подняла голову и осмотрелась. Тени. Они плясали у стен, крались, кружились. Вальсировали. Тени. И она тоже тень, своя собственная. Тени что-то шептали и пели, Бет не могла разобрать ни слова, как ни прислушивалась. Хотелось пить. Язык словно чужой во рту, неповоротливый. Тени обступали их, но Бет не боялась их. Она прислушивалась, пыталась разобрать ту какофонию, что они источали. Одна из них протянула ей руку, и Бет вытянула свою невесомую ручонку в ответ. Дотронулась до прозрачных пальчиков. Ничего не ощутив под рукой, потянулась дальше, желая понять. Тик…Так…Тик…Тени подошли ближе. Одинаковые, все как одна, одного размера и цвета. Всё ещё прозрачные. Они заглядывали в лицо Бет своими пустыми лицами, а она искала среди них кого-то. В этих безглазых, безносых фигурах. Когда они шептали, рты открывались, а потом исчезали, и так повторялось снова и снова.Так…Бет шагнула к ним. Может быть, если она позволит себя окутать, то найдёт то, что ищет. Кого-то. Себя.— А где я? — прошептала она. ?Мне нехорошо?, — пожаловалась одна из теней. ?А где я?? — повторила другая. ?Где?..? ?…нехорошо…?Бет осела куклой на пол и почувствовала себя марионеткой, у которой перерезали ниточки. Она выставила руки перед собой, упираясь в пол, и её вырвало. Не успев сплюнуть оставшуюся желчь, её вырвало снова. Из носа текло. Бет провела рукой по верхней губе и посмотрела на дрожащую руку. На тыльной стороне некрасивая красная полоса.И снова рвотный позыв. На этот раз смешавшаяся с капельками крови, капающими из носа. Одна из теней присела перед Бет и спросила, голос её тонкий, дрожащий, будто тень напугана. ?Ты умираешь??— Я умираю? — переспросила её Бет.Темно.Тем-но.Тяжёлое слово ворочалось на языке. Уставшее. Будто заболело и не могло взлететь.Бет открыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь осознать, живая она или мёртвая. — Очнулась?Бет повернула голову и посмотрела на источник звука. Доктор Крейн стоял возле кровати, со стороны ног, а когда Бет моргнула несколько раз, пытаясь его разглядеть, подошёл ближе и сел на край. Потянул одно веко наверх, потом второе, осмотрел глаза.— Как себя чувствуешь, Беатриче?Бет осмотрелась, насколько было возможно. Комната. Серебристые обои в такой же серебристый ромб. У стены два бежевых мягких кресла, как в книжках с картинками про королей. Между креслами стол на красивых резных ножках. На столе лампа или ночник.— А… где я? — Бет было привстала на локте, но мужчина надавил на плечо, мягко заставляя её лечь обратно.— У меня дома. Тебе стало плохо.Бет повертела головой и увидела, что лежит в кровати, укрытая золотистым одеялом. Она приподняла его, и глаза её округлились.— А почему я голая?!Бет тут же захлопнула одеяло и натянула его до подбородка, со смесью стыда и ужаса глядя на доктора.Он вздохнул.— Ты вся перепачкалась в рвоте и в крови. Так как себя чувствуешь?— Не знаю… Не умерла вроде…— Откуда этот след? — доктор повернул голову Бет в сторону и обвёл кожу вокруг укуса.Бет была готова сгореть со стыда, поэтому простонала от бессилия. — А можно я вам позже расскажу?— Ты с кем-то спишь?Глаза Бет округлились.— Н-нет…Доктор Крейн усмехнулся и поднялся с кровати. Указал на прикроватную тумбочку, на которой стоял графин с водой.— Сегодня будешь много пить.Голос его странный. Какой-то… Строгий? Он ей указывал?Бет проследила за доктором, когда он подошёл к столу и достал из ящика несколько листов бумаги и ручку.— Как почувствуешь, что можешь вставать, сядешь за стол и напишешь, что видела, что ощущала. Всё. Поняла?Бет молчала.— Беатриче, ты меня поняла?Да, его голос именно такой. Такой… Бесцветный. А ещё мелодичный и… повелительный.— Да, хорошо, — ответила Бет.Потом доктор подошёл к встроенному шкафу на другом конце комнаты и, отодвинув одну створку, вывесил на неё чёрный халат. Или это платье?— Наденешь это.Бет кивнула.— А что случилось, доктор Крейн? — неуверенным шёпотом спросила она. Язык ещё не очень хорошо слушался её.Он вздохнул, затем снял очки и задумчиво посмотрел на Бет.— Лекарство. Совсем не тот эффект, которого я ждал. Поживёшь пока у меня, мне нужно изучить тот эффект, который… Мне нужно понять, почему лекарство на тебя так повлияло.— Как? — снова шёпотом спросила Бет.— Не так, как надо, Беатриче. Отдохни. А потом, — доктор Крейн указал на стол, — распишешь всё. Из комнаты не выходи.Как же, не выходи. Когда доктор Крейн вышел, Бет услышала, как ключ вошёл в замочную скважину и сделал два оборота. Бет не знала, как на это всё реагировать. Столько вопросов! И хоть бы один ответ! Например: у неё что, аллергия на… антидепрессанты? И знает ли мама, что её тихоня дочка спит в постели доктора Крейна? Поправочка: не с доктором. А в одной из комнат? Так? У него квартира или дом? Вызывал ли он ?скорую??Голова шла кругом от вопросов, и Бет недовольно вздохнула. Чудесно. Просто чудесно.Ладно, она подумает обо всём позже ещё раз, попробует во всём разобраться. Во всяком случае, доктор Крейн ей поможет найти ответы. А пока спать. Тело требовало отдыха.