Пролог (1/1)

Я смотрел в темный высокий потолок пустым взглядом, машинально накручивая тугой каштановый локон ее волос себе на палец. Ливия дышала ровно, но я знал, что она не спит: девушка никогда не засыпала в моих объятиях. Я украдкой вдыхал запах ее волос, отдающий сандалом и чередой, считая минуты, которые нам остались. Судя по яркой полоске света, вкрадывающийся из неплотно задернутых штор, немного.—?Пора,?— она спокойно встала, будто отработала свое время, даже не удосужившись прикрыться, и отвернулась к окну.Я прекрасно знал, что девушка не попросит остаться даже на минуточку, не будет требовать обещаний и пустых признаний?— это выше ее гордости. Но смотреть, как я ухожу, выше ее сил… Никогда не говорила ?люблю??— и любила до отчаяния и исступления, никогда не говорила ?дождусь??— и ждала, бледнея лицом и впиваясь ногтями в ладони. Я не видел ее слез и ревности, зато видел, с какой нежной дружбой она относится к своему законному супругу. И то, что мне в ее жизни отведена лишь роль любовника, разъедало меня изнутри.Я не считал женщин, их были десятки и до нее, и после, она знала это, и не было ни слова упрека с ее стороны. Но рано или поздно, с проклятиями или признаниями, я приползал к ее ногам, простуженный ею, побитый и надломленный, почти ненавистный сам себе, чтоб обмануть себя на несколько часов, что эта женщина моя и принадлежит только мне. А потом снова, получив свою дозу, плестись прочь, как собака, навсегда преданная своему хозяину…Я встал с беспорядочных простыней, безмолвно надел брюки, рубашку, китель, сапоги, коротко поглядывая на обнаженную девушку, но она так и не обернулась ко мне. Я уже не надеялся услышать от нее хоть слово и хотел тихо уйти, как тоскливый шепот разрезал тяжелую тишину:—?Когда вернешься? —?ее голос невольно дрогнул, и я встал у порога.Что я могу сказать? Что несчастен, скитаясь по свету, но не имея возможности вернуться к ней и открыто заявить о своих чувствах? Что в каждой женщине ищу ее черты, но вижу лишь бледные тени, а дорогие духи и помады не могут заглушить запах сандала и череды, отпечатавшийся в моем сознании? Что схожу с ума, представляя, как Алмаз дотрагивается до нее, смеет целовать мою любимую родинку на плече и желать от нее ребенка? Что я могу сказать?!—?Месяц или два,?— я чуть ли не лениво поправляю волосы, спутанные ее пальцами. —?Мне не за чем тебя компрометировать.Она сухо смеется, будто я сказал что-то остроумное, ведь, кажется, все знают о нашей связи, даже Алмаз.—?Иди,?— она надела на тонкий пальчик обручальное колечко, которое всегда снимала во время наших встреч, подошла ко мне, совсем не стыдясь своей наготы, и, заправив в нагрудный карман кителя шелковый платок, как это делают жены, подтолкнула меня к двери, лихорадочно улыбаясь.Я отрывисто поцеловал ее в макушку и скрылся за дверью, щурясь от боли.