1 часть (1/1)

Мерный стук колёс потихоньку сходил на нет. Пассажиры начинали копошиться, готовясь к выходу. Феликс, до этого всю дорогу жадно впивавшийся глазами в пейзажи вокруг, растормошил дремавшую рядом Наташу. Та открыла глаза, протерла их руками и потянулась.—?Мы снова так быстро приехали,?— она сонно заозиралась по сторонам.—?Просто надо попробовать не спать всю дорогу,?— Юсупов усмехнулся и вернулся к созерцанию приближающегося перрона.Сидевшая напротив балерина с непонятной тоской посмотрела на него из-под опухших ото сна век.—?Рад вернуться к своему Петербургу? —?она особо неприятной интонацией выделила последнее слово, щерясь кафельными зубами.—?К Петербургу?— безумно, а к тому, что ты подразумеваешь?— не возвращаюсь. Мы перестали общаться. Ещё до начала сезона,?— настроение разом испортилось, стоило только вспомнить о предмете разговора.Наташа как-то странно на него посмотрела и открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, но поезд остановился, и слух разрезал пронзительный свист. Пассажиры поспешили на выход, столпились в конце вагона. Феликс подождал, пока основной поток людей схлынет, и тоже пошел на перрон, быстро отыскав скопление знакомых лиц.Петербуржский вокзал встретил их родным русским гулом, свистом паровоза и влажным морозным воздухом. По сравнению с Берлином было значительно холоднее, но вместе с тем?— комфортнее. Всё?— знакомое, приветствует труппу с распростёртыми объятиями.Артисты собрались в кружок у вагонов, чтобы пересчитаться-попрощаться. Четвёртый (и пока самый провальный) балетный ?русский сезон? закончился. Можно было отдохнуть, восстановить силы перед выступлениями уже на родине. Балерины тихо щебетали, собрав чемоданы в кучку. Все на месте, значит можно расходиться. Всё равно увидятся через неделю?— дольше этого срока не появляться в театре считалось дурным тоном. Балет без тренировок?— плохой балет.Феликс тепло попрощался с труппой и на миг остался один, наконец полной грудью вдохнув Петербург. Его Петербург, с навязчивым запахом тины и залива, с шумом Невского проспекта, плеском Мойки, Фонтанки, и главное?— Невы. Солнце не выглядывало из облаков: мир вокруг был слегка зелёным, будто бы прозрачным, с проходящими мимо безликими людьми. И в этом маленьком хаусе железнодорожной станции взгляд зацепляется за одно единственное?— чёртовое, срывает откуда-то с задворок сознания?— лицо.Он стоит напротив, неподвижный среди живой толпы. Всё то же: точёные скулы, орлиный нос с горбинкой, синяки под глазами от бессонных ночей, сами глаза?— отдающие янтарём бездны. На нём белая рубашка (её почти не видно, но Феликс уверен?— она там есть), щегольский жилет, не по погоде легкое пальто, ноги?— чёрные палки, заканчивающиеся остроносыми ботинками. Волосы растрёпаны ветром, рассыпаны жжёной бумагой где-то над головой.И снова?— за пределами этого взгляда всё сливается в одноцветную массу, движущуюся, звучащую без чего-то определённого. Сердце находится на рубиконе полной остановки и состояния загнанной в клетку птицы. Пальцы с силой стискивают ручку нелёгкого саквояжа. Выдох получается каким-то слишком длинным и рваным.—?Кого-то ждёте, господин Чижевский? —?первым не выдерживает молчания артист, направившись к стоящему мужчине.—?Только если кто-то ждал меня,?— до боли знакомый хрипловатый голос режет слух.Феликс останавливается в паре шагов, с вызовом смотрит слегка снизу?— даже на маленьком каблуке туфель разница в росте заметна. Чижевский ухмыляется с тенью мутной усталости, печали, и тоже делает шаг вперед.—?Я решительно против,?— утверждение звучит неубедительно, отчего щеки Феликса предательски подергивает краской. —?Всего, что вы хотите предложить.—?Давайте не будем устраивать драму, дорогой мой. Мы оба прекрасно знаем, что это неправда.Чёрт во плоти стоял напротив, и Феликс снова падал, ломался, как попавший в тиски айсбергов корабль.—?Право, Феликс, прекрати дуться. Я просил прощения уже сотню раз и не побрезгую сделать это еще раз, только бы ты отступился от своих детских обид,?— он устало улыбается, склонив голову набок.—?Я не ребёнок, Александр, как бы тебе ни хотелось меня таковым считать. Оставь меня, прошу.—?И на эту просьбу мой ответ ты знаешь,?— он подошел ещё ближе, протянув руку к багажу артиста.Юсупов тяжело вздыхает и пытается увернуться, но выходит плохо. Тонкие пальцы цепко перехватывают за запястье, вынуждая расслабить хватку. Феликс недовольно фыркает и устремляется к улицам за пределами вокзала, стараясь не думать о том, что кто-то идет за ним.До квартиры недалеко: всего пару кварталов, завернуть во двор-колодец, подняться по лестнице. На окнах парадной цветы, выживающие даже в холод, приветливо качают листьями от сквозняка. Дверь, ключи, прихожая?— наконец-то дома.Вся мебель закрыта белыми простынями, чтобы во время отсутствия хозяина не пылиться. Чижевский, внеся вещи артиста, бесцеремонно начал снимать полотнища, складывая их ровными стопками на столе.—?Чем господин соизволит заняться по прибытию? —?медовым голосом промурчал он.—?Выгонит всех нежеланных посетителей,?— Феликс попытался звучать всё еще раздраженным и злым, но получалось плохо. —?А если честно, то ванной. Горячей.Он скоро скидывает верхнюю одежду и скрывается в глубине квартиры.Со времени их ссоры прошло уже пару месяцев, за которые оба (в основном Юсупов, потому что Чижевскому в этом нет необходимости) успели остыть, обдумать всё ещё раз. Перед гастролями Феликса поцапавшись, как дворовые собаки, они разъехались; точнее, съехал Александр, сняв комнату у своего знакомого.Чижевский ухмыляется, и, закончив с простынями в гостиной, направляется за артистом.Водяной пар заполнил маленькое помещение, замерев над ванной влажным облаком. Горячая вода окутала тело, даруя долгожданное расслабление забитым мышцам. Феликс лежал, закрыв глаза и откинув голову на холодный бортик, и то и дело вытягивал и сгибал ноги. От жары они пошли красными пятнами, и кожа выглядела, как причудливая чешуя. Рядом с дверью раздались шаги, после чего ручка с легким скрипом опустилась вниз, впустив визитёра. Феликс недовольно поморщился, вращая голеностопом над водой.—?Тебя не учили стучаться? —?проговорил он сквозь зубы.—?Возможно когда-то. Но я счёл приемлемым сейчас этим не пользоваться,?— Чижевский остановился у входа, оперевшись на стену.Он избавился от всей ненужной одежды, оставив только белую рубашку, закатанную до локтей, и свои неизменные, не по размеру короткие штаны. Чижевский стоял и откровенно любовался открывшейся картиной. В расплывчатом дыме горячей воды жилистое тело танцора, демонстративно разминающего ноги, выглядело особенно хрустальным, почти прозрачным.—?Ты, видимо, в целом все приличия считаешь совершенно бесполезными,?— Феликс всплеснул руками, брызнув водой на подходящего мужчину.—?То же можно сказать и о Вас, господин Юсупов. В определенных обстоятельствах,?— он встал в изголовье ванны и опустился на колени, игнорируя возмущённое сопение. —?Просто позволь мне попробовать заслужить твоё прощение, пожалуйста.Феликс не ответил, и Александр счёл это согласием. Его пальцы вцепились в плечи и шею, нещадно разминая зажатые узлы. Поначалу от прикосновений всё тело пронизала острая боль, но вскоре она сменилась полным расслаблением. Закончив, Чижевский перенес свои руки на чужие запястья и наклонился к уху.—?Je suis pardonné? —?промурлыкал он, переходя на любимый Феликсом язык.Юсупов смешно наморщил нос, как капризный котенок, и приоткрыл глаза, смерив их руки долгим взглядом.—?Oui,?— тихо выдохнул он.***Свет тускло проникал внутрь через неплотно занавешаное окне. Из щелей в раме тянуло холодом, который за ночь успел накопиться на полу, и теперь морозил сонные ступни.Феликс лежал в постели, до головы накрывшись одеялом, и наблюдал за движениями в тени комнаты. Как бы он не любил Петербурга, тепло он любил почти также и даже чуточку больше, поэтому вылезать из жара кровати не желал до самой последней минуты. В отличие от Чижевского, спящего только постольку-поскольку, чтобы организм не забывал, как функционировать. Он всегда говорил: ему своего тела хватает, чтобы согреться, да только Феликс знал?— руки у него всегда ледяные.Чижевский одевался в полутьме, босыми пятками шурша по полу. Он был всё ещё взъерошен, как заспанный воробей, но уже дышал свежестью бодрствующего трудоголика. Феликс закопошился, привлекая к себе внимание.—?Bonjour mon cher,?— отозвался из тени Александр.—?Quelle heure est-il maintenant? —?Юсупов лениво растянулся в кровати, как кошачьи лапы выгнув руки на простынях.—?Четверть восьмого,?— Чижевский подошел к окну и рывком раздвинул шторы, впустив в комнату тусклый утренний свет.За стеклами крыши тонули в хрустальной туманной дымке, местами запорошенные тонким слоем снега. Зима уже начала вступать в свои права, наплевав на календарную осень.Феликс недовольно зажмурил привыкшие к темноте глаза, нашаривая рукой книгу на прикроватной тумбе. У него была маленькая традиция: по утрам, как только проснёшься, открывать случайную страницу и читать случайное предложение. Оно становилось знамением на грядущий день. Сегодня им стала фраза ?J'ai tendu des cordes de clocher a clocher, des guirlandes de fenetre a fenetre, des chaines d'or d'etoile a etoile, et je danse??— ?Я натянул канаты от колокольни к колокольне, гирлянды от окна к окну, золотые цепи от звезды к звезде?— и я танцую?. Его руки, держащие книгу, поймали ловкие пальцы Чижевского, и тот прикоснулся губами к запястьям.—?Что сегодня тебе предвещает твой дорогой Артюр? —?он сел на край кровати, забрал томик и всмотрелся в открытую страницу.—?Что надо работать. Я хотел отдохнуть как минимум пару дней, но раз такое дело, видимо, придётся наведаться в театр. Когда мы идем к нашим??Нашими? они называли маленькое закрытое общество, собиравшееся в одной из квартир пятой линии Васильевского острова. Это была разношерстная по своему роду занятий компания, членов которой объединяли любовь к свободе, склонность к эпатажу и богеме, пропитывающая их существо до костного мозга. Собравшая в себя по чуть-чуть от каждого вида искусства, она была на удивление крепкой и состав её почти не менялся. Кто-то приходил чаще, кто-то?— реже, но в конце концов так или иначе все поддерживали сообщение с седьмым домом между проспектами _ и _. Квартира та, с то ли семью, то ли пятью комнатами принадлежала патрону общества?— дворянину, настоящее имя которого никогда не называлось. Меж своих он был просто Серж. Квартира всегда была открыта для ?наших??— каждый мог прийти туда тогда, когда ему заблагорассудится, и делать то, что сочтёт необходимым. Прислуга была из своих же: Серж переманивал их с бань, в то время особенно процветающих. Основной задачей слуг была уборка помещений и своевременное пополнение запасов еды и алкоголя, да сохранение полного молчания по поводу того, кого и когда ты здесь видел. Обо всём и всех знал только Серж?— он держал в своих руках ниточки новостей этого слоя жизни Петербурга.Чижевский и Феликс попали туда одинаково, через знакомых, и там же впервые заговорили. Александр в то время был начинающим писателем, подающим большие надежды, а Юсупова только-только взял под своё крыло Дягилев, показав публике красоту ?белокурого Орфея?. Слово за слово, взгляд за взглядом, съехались на квартире Феликса, доставшейся ему по наследству. Из них двоих, правда, на своей дорожке остался только один: после первых публикаций, несмотря на весьма лестные отзывы, Чижевский перестал заниматься писательством серьезно. Он до сих пор довольно часто чиркал что-то на бумаге и по вечерам читал своим голосом-бархатом в очень узком кругу строчки, пропитанные замысловатыми образами, но публиковаться не хотел. ?Слишком личное, чтобы выносить??— говорил он, но реальные причины, конечно, были иными.—?Сегодня вечером собирались, даже Серж обещал присутствовать. Говорил, что соскучился,?— чёрные омуты блеснули неопределимого значения искрой.Феликс встал с кровати и прошелся до кресла, где скомканной лежала его одежда, вчера не успевшая быть повешенной. Босые пятки шлёпали по паркету, ведомые тонкими ногами, в которых под белесой кожей перекатывались мышцы. Чижевский неприкрыто любовался, наслаждаясь возобновленной возможностью созерцать эту картину. Пальцы таких же тонких рук скоро натянули штаны, чтобы не морозить себе достоинство, и отправились на поиски чистой рубашки. Такой пытки не выдержав, Чижевский встал с кровати и подошёл к артисту. Его руки легли на талию, большими пальцами уперевшись в поясницу. От холодного касания голая кожа пошла мелкими мурашками, заставив поежиться. Чижевский медленно перевёл руки вперед и остановился на солнечном сплетении. Губами собрав тепло пары позвонков, он положил подбородок на плечо артиста.—?Я правда рад, что ты вернулся,?— от этих слов Феликс едва ощутимо вздрогнул.Юсупов накрыл его руки своими и замер, вслушиваясь в дыхание тела за спиной.*** В театре было по-ноябрьски холодно и тихо, в такое время по холлу никто не ходил. Шаги отбивались от пола к стенам звонким эхом, вторя доносившемуся из глубины здания фортепиано. Феликс не раздеваясь дошел до одного из маленьких хореографических залов, где обычно репетировали артисты старших трупп. К счастью сейчас он оказался пустым, поэтому ничего не мешало танцору провести время наедине с собой и своим отражением в зеркалах. Кинув одежду на станок, он размялся и провёл пару часов, отрабатывая новую партию, недавно предложенную Дягилевым. Тот бредил идеей о воплощении одной постановки, в которой очень важным был сольный номер, и Феликс четко определил своей целью этот номер заполучить. Пока всё находилось лишь на стадии идеи, было время подготовиться. Через какое-то время в коридоре раздались знакомые голоса, вскоре заполнившее маленький зал. Вошли щебечущие балерины, с радостным удивлением воскликнули, увидев Юсупова у станка.—?Ба-а, notre cher Orphée! Ему только отпуск дай, так в первый же день на работе, а как надо выступать?— силком в театр не затащишь,?— рассмеялась одна из них.То были артистки кардебалета, девушки задорные, неунывающие и старательные. Они пару раз работали вместе, и мужчина легко вошел в стайку их летне-легких характеров. Феликс устало улыбнулся и обнял подошедших знакомых, потому что шутки шутками, а за долгое время по ним успеваешь соскучиться. Заполненное другими людьми, время пошло быстрее. Дамы по-очереди просили его помочь с поддержками и парными партиями, благо многие из постановок он знал, о чем-то непрерывно переговаривались и заливисто смеялись, так что зеркала тихонько звенели на толстых стенах. Анастасия, младшая из них, сняла пуанты и поморщилась, разминая в кровь разбитые ступни.—?Везёт вам, мужикам: ноги не убиваете, девок поднимаете да лапаете, деньги за это получаете. Кра-со-та,?— она в шутку замахнулась на Феликса туфлей.—?Вас таких конин поднимешь,?— ответил он, за что сразу получил оплеуху от стоящей рядом балерины. —?Не я балет придумал, извините, c'est la vie. Хотя мне всегда интересно было, каково это?— ходить на деревянных пальцах.—?Это совсем легко устроить,?— заговорческим тоном сказала девушка.Через минуту танцор уже был закован в пуанты и прислушивался к новым ощущениям. Непривычно, но интересно, а ещё фуэте крутить легче. Под общий смех он сделал пару пируэтов и прыжков, стараясь не подвернуть ноги.—?Подожди-подожди, образ неполный! —?Лиза, тонконогая и черноволосая, как вороная лошадь, с вешалки сняла один из костюмов и натянула его на Феликса.Звонкий хохот осторожно просочился в открывающуюся дверь, в проёме которой замер никем не замеченный мужчина. Юсупов показательно приосанился, неестественно выгнулся, выдвинув грудь вперёд. Одна из балерин накинула на себя его пальто и подошла, нахохлившись в неуклюже утопающей ткани. Попытка сделать изящную поддержку вызвала новую вспышку смеха и выдала незваного гостя, и Феликс резко остановился, чуть не уронив девушку.—?Вам чем-то помочь? —?нарушил воцарившуюся тишину тонкий голос Анастасии.—?Мне сказали, что здесь я могу найти одного молодого человека, но, видимо, он уже перевоплотился во что-то не входящее в это определение,?— Чижевский довольно ухмылялся, совершенно не смущаясь.В отличие от Феликса. От тренировок взъерошенные пшеничные вихры копной разметались над головой, а щеки, и так раскрасневшиеся, залило пунцовым румянцем.—?Конечно, никаких молодых человеков здесь нет. Зато посмотрите, какая у нас новая балерина в кардебалете! —?девушка в пальто, которую все называли Катенькой, протянула к нему руки, будто бы представляя экспонат на выставке.—?Орфей стал Эвридикой,?— кольнул в спину чей-то голос.Чижевский поднял одну бровь, ещё более испытывающим взглядом вперившись в танцора. Феликс знал этот взгляд, очень хорошо знал: так смотрят хищники, примеряющиеся к тому, с какой стороны укусить добычу. Заинтересованный, вязкий чёрный омут, покоящийся в одной единственной паре глаз.—?Надеюсь, змея до неё не доберется. Я подожду внизу. Был рад знакомству с вами, дамы,?— Александр театрально поклонился и прикрыл за собой дверь.Девушки заинтригованно уставились на Юсупова, ожидая объяснений. Однако тот ни говорить, ни отвечать на вопросы не собирался.—?Ну ты хотя бы скажи, женат он или нет? —?резюмируя все прозвучавшие вопросы, сказала Лиза.—?Нет,?— не к месту резко ответил Феликс. —?По крайней мере, я ничего об этом не знаю.Приведя себя в относительный порядок и одевшись, он попрощался с балеринами и ушёл из зала. На выходе его ждал Чижевский, стоявший опершись на белую колонну, который что-то писал в своей маленькой записной книжке. Заслышав тихие шаги он поднял взгляд и улыбнулся.—?Ни слова, зараза, придушу,?— предостерёг его Феликс.—?Я только хотел сказать, как ты красив после работы,?— в самом деле без капли насмешки ответил он. —?Надо будет подать идею Константину написать тебя в платье.Юсупов фыркнул, толкнув тяжёлую дверь.—?Так во сколько нас ждут?—?Около пяти, но я подумал, что ты захочешь зайти домой после театра. Мне надо занести перевод в редакцию, так что у тебя будет достаточно времени, чтобы привести себя в порядок.Украдкой поцеловав в висок на прощание, в одном из переулков недалеко от дома Чижевский свернул в другую сторону.