1 часть (1/1)

03.05.1989Последние события моей жизни побудили к мысли завести личный дневник. Здесь я буду писать о том, о чем не могу говорить. Все случилось вчера. Родители собрались уезжать в отпуск, дабы отдохнуть от работы и от детей. Оставлять нас одних на месяц совсем не страшно, так как мы взрослые.И в тот же день Миша сильно напился по этому поводу. Огромное количество алкоголя и наркотических веществ буквально превратило парня в животное. Животное с неудовлетворенными потребностями. Как обычно, он вернулся в хорошем настроении. Я ничего не подозревал, а просто играл в приставку, сидя перед телевизором. Он пришел ко мне и сел рядом, на что я никак не отреагировал, пока не обратил внимание на его взгляд. Он смотрел на меня, как на вещь. Не просто какую-то, а такую ценную, желанную. Короче говоря, по его глазам можно было понять, что он замыслил что-то неладное. На вопрос ?почему ты на меня так смотришь?? он промолчал и положил руку на моё колено. В ответ я ударил его ладонью по лицу, тем самым лишь разозлил. Маньяческие глаза опустились — он мысленно раздевал меня.Я крикнул ему меня не трогать и подорвался с места, чтобы убежать. А он потянул меня за край кофты к себе. Из-за этого я упал прямо к нему на колени. Только я собрался расцарапать ему лицо, как он схватил меня за руки, сжал в запястьях и стал крепко держать их за моей спиной.Я так неудобно упал, что после того, как он прижал меня к себе, я как бы сидел у него на руках. Ерзал, в попытках высвободиться, но своими движениями случайно спровоцировал у него эрекцию.Когда я почувствовал это, то замер и просто начал просить о пощаде. А он улыбался, облизывал мне шею, расстегивая ремень на моих штанах.— Как я давно этого ждал, — говорил он. — Теперь ты только мой. Я сделаю с тобой все, что пожелаю. Я кричал и со всей силы старался освободить руки, но ничего у меня не получилось. Из-за крика он скинул меня с колен и прижал к кровати, заломал руки за спиной. — Ну зачем же так кричать? Себе же хуже делаешь, — я услышал, как он копошится, вытягивая ремень. Кричать я не перестал, за это он стал бить меня. Я притих, только когда моя спина была в кровь разбита пряжкой. Он издевался надо мной, а я ничего не мог сделать. Миша делал все грубо и мне было очень больно.На столько глубоко заходил, что казалось, он разорвёт меня на части. Мало того, что он меня отодрал, как последнюю дрянь, так еще и избивал меня, чтобы не орал, как резаный. А я терпел и все равно кричал, в надежде, что кто-то услышит. Вскоре, он закрыл мне рот рукой, и я лишь мычал от боли. В этот момент я жаждил его смерти. Долгой и мучительной смерти. Мне хотелось, чтобы он почувствовал себя таким же опущенным, как и я.?Да я бы и сейчас с удовольствием сжег его заживо. Но когда он закончил и молча лёг на свою кровать, я не попытался его убить. Не потому, что простил его, а потому, что мне было страшно. Мне было очень страшно что-то делать, поэтому я пишу сейчас в этот дневник, чтобы хоть чуточку меньше нервничать и переживать. Утром он встал, начал куда-то собираться. Я молча смотрел за ним. Он спросил, почему я не сплю так рано, а я проигнорировал его вопрос. Тогда он подошёл ко мне и произнес:— Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы рассказать кому-то или не дай бог меня посадить, — наклонился к моему лицу, я вздрогнул, — клянусь, я узнаю об этом и убью тебя. Ты будешь громко кричать, плакать, а я нанесу множество порезов на твою нежную кожу, — мне стало очень страшно, вновь накатили слезы. — И когда твоё тельце станет бездыханным, — я отвернулся, чтобы не смотреть ему в глаза, а он продолжил шептать на ухо, — я тебя оттрахаю. Даже после твоей смерти.. я продолжу это делать, — я закрыл лицо руками, тихо заплакав. Эти слова породили ещё большую ненависть к нему. Если бы я мог, я бы переехал его фурой. Он ушёл часа три назад, но я все ещё до смерти напуган. Я хочу жить, я хочу, чтобы приехали родители и спасли меня. 04.05.1989Вчера вечером он вернулся снова пьяный. Я убежал, закрылся в душевой, но он вырвал замок и сделал это со мной прямо там. Теперь я решил убить его. Когда он вернётся вечером, я возьму нож, который спрятал под подушкой, и зарежу его. Много раз пырну его в грудь, я постараюсь как можно глубже перерезать горло. Я буду смотреть ему прямо в глаза, когда он будет истекать кровью. Я его ненавижу так, как не ненавидел никого в своей жизни. Он — единственный кому я желаю смерти. Он будет страдать не меньше меня, я уверен. Я сделал себе чай с нитразепамом. Как узнал, это довольно сильное и хорошее снотворное. Отхлебнул немного, взял с полки самый острый нож и пошёл с чаем в комнату. Нож положил под подушку, а сам лёг спать, пока он не вернулся. 05.05.1989Проснулся от горячего дыхания, устремленного мне в грудь. Открыл глаза и увидел перед собой строгий маньяческий взгляд. Даже не столько строгий, сколько злобный.Я опустил взгляд и увидел его руку, в которой он держал нож, прижимая к моему горлу.— Для меня берег, сученок? — спросил он.Я промолчал, так как правда очевидна. Нож чуть двинулся в сторону, оставив порез. Мои глаза забегали.— Извиняйся! — приказал он.— Прости пожалуйста, — мой голос дрожал. Он свёл брови к переносице и второй рукой взял меня за волосы. Нож отодвинулся от горла и прошелся по щеке. Кровь стекает по лицу, я её чувствую. — Не так извиняйся. Ты должен заслужить мое прощение, — после этих слов, языком он упёрся в свою щеку.Я к тому моменту ещё не понял, чего он требует, и спросил об этом. Миша выпустил из рук нож, по лезвию которого шла кровь. Он потянулся расстегивать ремень.Я сожмурил глаза и поджал губы. Он потянул меня за волосы к себе и слизал кровь с лица. Рана защипала, так как у него во рту недавно находился спирт.— Больно не сделаю, если слушаться будешь, — ремень расстегнут, штаны приспущены. — Открывай ротик.Я вырывался из рук, уклонялся и мычал, не открывая рта. Тогда он понял, что добровольно я ничего делать не стану. Вытянул ремень. Я был готов к очередному избиению, но он обвязал ремень вокруг моей шеи и затянул.Я не хотел поддаваться, но мои губы синели, а дышать становилось все труднее. Рот поневоле открылся, дабы я смог заглотнуть больше воздуха. И тут Миша отпустил ремень.Брат резко притягивает меня к себе и заходит в ротовую полость. Чуть я коснулся его зубами, как нож снова упёрся в моё горло.— Не рыпайся, — сказал он мне.Дрожь охватила моё тело, я пытался отстраниться, упираясь руками в его ноги. Он крепко держал мои волосы, не давая освободиться.Все мои действия лишь больше возбуждали его, Миша принялся насиловать мою глотку. Я почувствовал рвотный рефлекс, по щекам стекали слезы. После, он разрядился в меня и медленно отодвинул от себя. Улыбчиво сказал, что я прощен и оделся. Я сидел, склонив голову. Мой рот все ещё был открыт, из него вытекала сперма.Неужели я ничего не могу сделать, а он будет издеваться надо мной и останется безнаказанным? За что он меня унижает? Нет, целый месяц этого я не вынесу.. Когда он уснет, я придушу его подушкой. И все равно, посадят ли меня или родителей в тюрьму. Он не должен больше жить.06.05.1989Как и собирался, вчера я подошёл к нему и накрыл лицо подушкой. Зажмурился. Да, я никогда не убивал людей и мне стало страшно. Потом я вспомнил его слова о том, что будет, если я кому-то расскажу. Мною овладела паника и руки задрожали.Он почувствовал мою слабость и смог вырваться. Я лёг на пол, обнимая колени и снова расплакался. Пятый день подряд я плачу не переставая. Почему-то он меня не избил и даже не накричал. Просто встал с кровати и ушёл.Уже прошёл целый день, а его все ещё нет. Мне страшно ложиться спать. Вдруг я опять проснусь с ножом у горла. 09.05.1989Он вернулся сегодня утром. Жутко пьяный Миша еле стоял на ногах. Снова накинулся на меня и поимел. Из-за того, что он только под алкогольным опьянением и больше ничего, у меня, наверное, было какое-то преимущество. Но все равно спастись мне никак не удалось.В конце он погладил меня по голове. — Не плачь, детка, ты привыкнешь, — невнятно, но понятно произнес Горшок, перед тем, как лечь рядом и уснуть. Я отстранился от него и ушёл в душевую, где пробыл до утра. Сегодня плакать уже не хотелось. Я осознал свою беспомощность и принял её. Оставалось только мечтать о его убийстве. 17.05.1989 Со всеми этими гонениями я позабыл про личный дневник. Не удивительно, но всю эту неделю почти ежедневно я подвергался насилию и избиению. Эмоции отключились, я погрузился в себя. Миша заметил, как я меняюсь, и ему это не нравится. Он старался вывести меня на слезы, говорил ужасные вещи, но я это игнорировал. И если плачу, то только тогда, когда он уходит и запирает меня одного в квартире. Но вот вчера все изменилось. Он не взял в руки ремень, чтобы помучать меня, даже не собирался. Взгляд его не был таким похотливым, как обычно. Он не улыбался и смотрел на меня с состраданием. Очень интересно, почему? Ведь со мной ничего не поменялось. Разве что.. он не пил.. А сегодня я и вовсе перестал его понимать. Утром он подошёл к моей кровати и попросил прощения:— Прости меня, детка, — глаза виновато смотрели в пол. Ладно бы он был пьян или под чем-то, но нет. Утром. Я своими глазами видел, что он никуда не уходил и ничего не принимал. Тогда для чего это было сказано? Мне кажется, он это сказал также, чтобы вывести меня на какие-то эмоции или диалог. Если да, то у него ничего не вышло — я вновь смотрел в пустоту, будто не замечая его. Что за чушь он несёт?Но если же внешне я был так же сер и спокоен, то внутри я был в растерянности. Я, мягко говоря, был шокирован. Зачем мне врать и так глупо? Что это значит? Самое страшное, что мысли о кровавых убийствах оставили меня. Теперь, когда я плакал в душе, то не представлял то, как хочу вырвать ему руки. Я просто грустил, успокаивал себя, но не более. Что происходит?20.05.1989Он кинул меня на свою кровать. Я зажмурился, зашипел. Моя спина вся в ссадинах и синяках. Это бросание сковало моё тело, я сжал зубы.— Тебе больно? — спросил он.Сегодня он был так же спокоен, как и в прошлые два дня. Это позволило мне немного осмелеть.— А не видно? — грубо ответил я.Он разделся и сел около меня, молча смотрел в глаза. Я встал с кровати и тоже медленно стал раздеваться. На это у него встал, я отвел глаза в сторону.— Садись сам, чтобы больно не было, — он принял горизонтальное положение, прожигал меня взглядом.Я совсем перестал бояться за свою жизнь. В его руках не было ничего, чтобы ударить меня. Он был абсолютно трезв. Но я все равно ему повиновался. Внутри что-то приказывало мне делать так, как говорит Миша.Я залез на него сверху и стал плавно насаживаться. Он положил руку на мою талию, смотрел в глаза. Я тоже почему-то смотрел в его глаза. Мои руки были на его груди. Как он и сказал, когда я делал все сам, то больно вообще не было.Я встал и тут же начал опускаться снова. Он приподнял тело и вошёл быстрее. Мне это понравилось — я сладко простонал. Мишины брови приподнялись, он мягко улыбнулся.Мы повторили то же действие снова, и я закатил глаза. Да, мне было очень приятно. Моя рука подвинулась на его плечо, я выгнул спину и снова поднялся с него.Тогда я задернул голову к потолку, мне было стыдно за то, что мне безумно все это нравится. Он пододвинул свою голову к моей груди и лизнул сосок. Я сильно возбудился, у меня от этого встал.Он погладил рукой моё достоинство, а я начал прыгать на нем, удовлетворяя нас обоих. Мои стоны были сладкие и протяжные, Миша же стонал тихо и коротко, он внимательно слушал меня. — Детка, тебе хорошо? — спросил брат, надрачивая мне.— Да, папочка, — на вдохе проговорил я.Когда я ускорился и стал стонать звонче, то он кончил в меня, а я на его живот — это произошло синхронно. Я слез с него, встал на пол и молча ушёл в душ. Громкое дыхание раздавалось по квартире — я не мог успокоиться. Включил воду и стал прокручивать все это в голове, анализировать ситуацию. Потом я вернулся, он уже одетый спал на моей кровати. Лег рядом с ним. Постепенно мысли уходили, вскоре мне удалось уснуть.Утром его со мной не оказалось, он вернулся ближе к вечеру. Ничего не говорил и даже не смотрел на меня. Наверное, я ему разонравился. Я ему был интересен только тогда, когда сопротивлялся. А теперь я стал послушным — и он меня больше не хочет.Почему-то мне грустно об этом писать. Тяжело осознавать, что теперь я — брошенная игрушка. Быть нужной вещью было гораздо приятнее.24.05.1989 Три дня он был полностью ко мне равнодушен. Нет, он со мной разговаривал — предлагал чай, но не более. Он вел себя так, будто мы снова братья и ничего между нами не было. Мне стало очень обидно, я снова плачу по ночам. Решил, что ему просто нравится причинять мне боль. Тоесть, когда он мне неприятен, то я становлюсь его секс-игрушкой, а когда я начинаю к нему привыкать и привязываться, то все — я уже не интересен.Вчера ночью я с ним поговорил. Подошел к его кровати, поцеловал в щеку. Он не спал, смотрел на меня удивленно, как будто это я его насиловал, а не он меня. Молча наблюдал.Я залез к нему на кровать и лег рядом. Спросил, почему я ему надоел, почему он так просто меня бросил. Я знал, что сам во всем виноват, но хотелось слышать это от него.— Детка, ты мне не надоел, я все ещё люблю тебя, — быстро проговорил Миша.Зачем он это говорит, я не могу понять? Как он может меня любить, и что это вообще значит? Я промолчал.— Я к тебе не прикасался, потому что не хочу больше делать тебе больно. Я не хочу что-то делать против твоей воли, — продолжил он объяснение.Я не мог поверить. Ему есть дело до моих чувств? Я снял с себя майку и сказал:— Докажи это. Не бери меня силой.Он кивнул, посмотрел на моё тело, жадно кусая губы. Я узнал этот взгляд: тот же, что и в первый раз. Но он ничего не делает, послушно следует моему указанию.Я взял его руку и прислонил к своей груди. Он волновался, его пульс участился. Я смотрел прямо в его глаза, но он все ещё держался.Сунул руку в его трусы, а там уже железный стояк. Я охватил его член, заставив Мишу глухо простонать. Он слегка толкнул меня, наверное, чтобы прижать к стене, а дальше уже делать то, что я запретил. Но вовремя остановился.Я ухмыльнулся, наклонился к его лицу и попросил:— Научи меня целоваться.Сразу после этих слов, он коснулся моих губ своими, облизал их. Мне очень нравится, что он делает все, что я говорю. Я нежно провел левой рукой вдоль его члена — Миша снова простонал.Все это происходило очень медленно. Я специально его мучал, долго не шевелил рукой. Зато он страстно меня целовал, наслаждаясь только моими губами. Он даже не положил руку на мою шею, потому что я этого не разрешил.После длительного поцелуя, я отстранился. Самодовольная улыбка красовалась на моем лице, а Миша был скован. Его руки сжались в кулаки, он кусал губы.— Пожалуйста, детка, не мучай меня, — взмолился брат.Я не был на него зол, не хотел за что-то мстить, поэтому я решил исполнить его просьбу. Рукой ласкал его ствол и периодически целовал в губы. Миша мычал, выгибал спину, произносил мое имя. Очень скоро, он кончил мне в руку. Я облизал её, а после сказал:— Это взаимно..Не знаю, в какой момент во мне родились романтические чувства к нему, но точно могу сказать, что они есть. Он прямо засиял от этого. Я его никогда не видел таким счастливым. Лёг рядом, он обнял меня и пожелал спокойной ночи. Я ответил тем же и почти сразу же уснул.Сегодня я проснулся раньше Миши, чтобы записать это в дневник. Не знаю, что будет дальше. Скоро уже приедут родители, а я только привык к нему. Проснется — спрошу.02.06.1989После приезда родителей, все вроде как было нормально. Соседи их ни о чем не оповестили. Про шрам на щеке я соврал, что упал. С Мишей даже взглядами не пересекались. Так прошёл только один день после их приездаНа следующий мне стало грустно, потому что я больше не могу почувствовать его холодные руки на себе. Я скучал не только по его прикосновениям, я хотел вновь услышать слово ?детка? от него. При родителях он меня так не назовет. Я серьёзно приуныл и вечером пошёл с этим настроением в душ. Похоже, у Миши настроение было такое же, и он пошёл за мной. Сразу поднял на руки, когда увидел, что на мне нет одежды. Разделся сам и..Я не об этом хотел рассказать. Суть не в сексе в душе, нет. Суть в том, что нас услышали. Да, я не мог сдержать стонов, а родители ещё не спали. Короче говоря, на нас жестко наорали.Отец даже хотел выпороть нас обоих, но когда увидел моё и так убитое тело, то перехотел. Они долго ругались на Мишу, на меня чуть меньше. В итоге.. они выгнали его из дома.Теперь, как он мне сказал, живёт то у Балунова, то ещё у кого, то просто по улице шатается. А меня закрыли под домашний арест, чтобы мы не виделись.От этой всей истории мне стало на столько тяжело, что я уже задумываюсь о суициде. Нет, пока что я ничего с собой не сделал, но мысли есть.05.06.1989Я и не думал, что это будет на столько сложно. Я не могу сидеть и смотреть в стену. Снова. Снова меня заперли, зашугали, не дают покоя. Что Миша, что отец — у всех на уме держать меня в неволе и сводить с ума.И это, кстати, хорошо получается. Я уже мечтаю, чтобы вечером ко мне завалился пьяный Горшок и избил меня. Подошёл, крикнул, что я его собственность, что мне не спастись. А потом взял за горло, придушил.. Вы понимаете, что это — ненормально? А я реально этого хочу.Хотел я отсюда сбежать, да не вышло — мать застала, когда я лазил в окно. Закрыли окно. Теперь не жизнь у меня, а сказка.Я уже думаю смогу ли сделать виселицу из занавески.07.06.1989Это последняя запись в моем дневнике.Я не могу больше находиться в этой тёмной комнате и просто смотреть в стену. Я знаю, что когда меня выпустят, то Мише я уже нужен не буду. Я ему — нет, а он мне — да.Теперь я готов спокойно умереть. Вот умру, пока он меня любит — и все. И не застану тот момент, когда он посмотрит на меня, как просто на брата.Вообще, у меня никогда не было суицидальных наклонностей. Если бы они были, я бы умер ещё месяц назад, но нет. Сейчас мне хочется умереть, дабы избежать грядущего одиночества. Я без Миши жить не смогу, мне легче умереть..***Парень попытался удушиться с помощью занавески, но у него это не вышло. Ткань порвалась, он упал на пол и заплакал. Родители его не знали, что дальше делать, кроме как отпустить, в надежде, что брата он не найдёт.Леша ушёл из дома и больше не появлялся. Что с ним было дальше — никто не знает.Возможно, он нашёл Горшка и жили они долго и счастливо, а возможно, его насмерть сбила машина, и Миша, когда об этом узнал, прыгнул с моста. Всё возможно, но правды вы не узнаете.