Глава 29. Суматоха (1/1)

Орли задержала руку на взмахе, обернулась. Увидела стоящего совсем рядом высокого сухопарого сакса в темно-синем плаще. Что сакс — поняла еще раньше: разве такой грубый язык с каким-нибудь другим спутаешь? А вот слов разобрать не сумела. Но, судя по тому, как он их произносил, слова эти были очень нехорошие.Переспрашивать не осмелилась: остереглась. Очень уж похож был сакс на Санни. Те же большие светло-серые глаза. Тот же длинноватый нос — только у Санни он особо в глаза не бросался, а вот сакса делал похожим на журавля, птицу, как известно всякому гаэлу, жадную и злобную. А ну как это сам Кудда и есть? Про нелюбовь отца Санни к ирландцам Орли была наслышана еще в Кер-Сиди.Пока она размышляла, как поступить, с саксом заговорил Робин. Заговорил по-камбрийски, да еще и бросил на Орли быстрый, но выразительный взгляд. Та сразу поняла: сейчас надо слушать внимательно!— Почтенный господин шериф! — медленно, растягивая слова, принялся объяснять Робин саксу. — Что же в том дурного, что моя ученица вертит веревкой, как пращой? Да, с пращой она, и правда, управляться немножко умеет — но как же без этого? — он вздохнул, развел руками. — Мы же с ней вдвоем странствуем по всему острову — а сколько в лесах лихих людей шастает! И сейчас-то у нее в руке никакая не праща — простая веревка...Орли напряглась. ?Господин шериф?! Точно, Кудда!Кудда хмуро посмотрел на Орли, потом ухмыльнулся. И вдруг поманил рукой кого-то из толпы:— Хэй, Ти?ла!И тут же, расталкивая зрителей, к нему устремился высоченный лохматый детина в черной саксонской тунике. Пробившись к Кудде сквозь толпу, детина почтительно поклонился:— Ги?сэ, мин ре?фа!Кудда едва заметно кивнул в ответ. Потом показал детине на Орли:— Гиф хэ?о зин ли?сэрэ!И неожиданно, по-прежнему ухмыляясь, обратился к Орли по-камбрийски с лающим саксонским выговором:— Эй, ирландка! Ну-ка покажи, на что ты способна!От неожиданности Орли побледнела, замерла. Выходит, напрасны были все их придумки с немотой? А Кудда довольно осклабился: — Что вытаращилась, десси? Думала, не узна?ю? Не надейся: я столько ирландцев на своем веку повидал!Между тем детина в черном уже протягивал ей свою пращу. Орли, так и не опомнившаяся после своего разоблачения, покорно взяла ее, повертела в руках. Веревка оказалась заметно толще и длиннее, чем та, что лежала в ее дорожном мешке, и в голове у Орли сразу же поднялся целый ворох мыслей. Как хорошо было бы сначала опробовать пращу! А потом... Ох, с каким удовольствием она влепила бы потом этому саксу камнем прямо в лоб — чтобы неповадно было ему и над гаэлами насмехаться, и своей дочери казнь готовить, и Этнин в плену держать!— Ну что, ирландка? — насмешливо произнес Кудда. — Потешишь душу старого воина — покажешь, что такое ирландские пращники? Как, сумеешь не посрамить славу Этайн О'Десси?У Орли сердце совсем упало. Нет, конечно же, она слышала о храброй предводительнице ирландских пращников, когда-то давным-давно сложившей голову в Рождественской битве под Кер-Нидом. Только вот Этайн — та?к ведь звали еще и ее холмовую подругу, а под прозвищем О'Десси были записаны в гленских бумагах и дядюшка Охад, и его сын Кайл. Ох, неспроста назвал это имя окаянный длинноносый журавль Кудда!Однако собралась с силами, испуга не показала.— Не посрамлю! Я из того же клана, что и доблестная Этайн Сто Куррахов, почтенный шериф! — заявила гордо, громко, да еще и на чистом камбрийском — ну, во всяком случае, ей самой так показалось. — Дал Каш, септ И Кашин!..И вдруг запнулась. Потому что глянула на Робина. А тот только что за голову не хватался: стоял, не сводя с нее глаз, и то и дело подносил палец к губам: молчи, молчи!Между тем Кудда подошел к Орли поближе.— Септ И Кашин... — он повторил совсем тихо и очень медленно, словно наслаждаясь звучанием этих слов. — Какое знакомое название! Явился как-то раз ко мне паренек по имени Оффа — так о?н всё про какого-то О'Кашина толковал.Кудда приблизился к ирландке совсем вплотную, сверкнул взглядом — и вдруг сильными цепкими пальцами больно ухватил ее за подбородок. Прошипел едва слышно: — А ну говори, скэмлэ?сэ рэ?дэ уи?кке! За Саннивой явилась?Орли, может быть, что-нибудь ответить и попыталась бы — но попробуй скажи хоть слово, когда тебя держат за челюсть! Впрочем, Кудда и не ждал ответа. Посмотрел ей прямо в глаза, усмехнулся. Процедил сквозь зубы:— Счастье твое, ирландка! Добрые вести у меня в доме, а не то бы...И разжал пальцы.А потом продолжил уже громко, так, чтобы слышали все: — Эй, ты! Сможешь попасть из пращи — отпущу с миром!Кудда даже еще сказать не успел, куда именно надо попасть, а у Орли весь недавний сон перед глазами так и встал. Всё, сейчас этот похожий на журавля сакс заставит ее стрелять в Робина!Но Кудда, как оказалось, задумал другое. Показал на того самого детину, который отдал Орли свою пращу.— Смотри, ирландка! Вот мой воин, Тила. Праща — у тебя. У него — лук. Хочу посмотреть, кто кого! Одолеешь Тилу — уйдешь с миром вместе со стариком.Сначала Орли даже обрадовалась: не придется стрелять по Робину. И только потом испугалась. А как не испугаться? Выйти против лука с пращой — это же почти все равно что безоружной! Да пока она веревку раскрутит, лучник и выстрелить успеет, и еще после выстрела отдохнуть! А стрелять без раскрутки, по-гречески, Орли так толком и не научилась: камни у нее летели совсем недалеко.Должно быть, Кудда и сам понимал, что это будет не поединок, а убийство. Он хмурился, поглядывал на толпу, прямо с веселого представления попавшую на совсем другое зрелище. Впрочем, многие были довольны и такому продолжению: мальчишки с жадным любопытством глазели на Орли; одетая по-камбрийски девушка не отрывала влюбленных глаз от детины в черной тунике; два молодых сакса оживленно переговаривались, тыкая пальцами в длиннющий, в рост человека, лук, которым тот уже успел вооружиться... Однако радовались явно не все. Вздыхала, с жалостью глядя на Орли, пожилая женщина в синем платье с зеленым фартуком. Высокий мужчина с проседью в темной бороде с недовольным видом что-то втолковывал стоявшему рядом с ним белобрысому подростку, то и дело показывая рукой то на Орли, то на Тилу, то на самого шерифа. А трое стражников, собравшись кучкой, бурно спорили. Орли даже показалось, что один из них выкрикнул по-камбрийски ?Не по обычаю!? Сначала она даже не поверила своим ушам: стражники, судя по одежде и бородам, явно были саксами. Ну, или англами — Орли отличать одних от других за несколько месяцев жизни на Придайне так и не научилась.Однако крик ?Не по обычаю!? повторился. Тут Орли разглядела наконец кричавшего: им оказался стоявший неподалеку от стражников усатый воин-камбриец в пледе незнакомой расцветки. Рядом с камбрийцем она с удивлением увидела Мабин: та теребила его за руку, что-то тихо, но настойчиво втолковывала. А потом камбриец закричал снова — теперь уже по-саксонски.В ответ стражники одобрительно зашумели. Один из них, седой, с одутловатым лицом, вдруг вышел вперед, воздел руку к небу, потряс кулаком. Прокричал что-то по-саксонски, обращаясь явно к Кудде.Кудда повернулся к толпе. Что-то отрывисто крикнул в ответ — и все разом замолчали. И тогда вдруг в тишине раздался голос Робина — тихий, дребезжащий, совсем немощный:— Послушай старика, почтенный шериф! Не принесет славы такой поединок ни твоему воину, ни моей ученице! Если победит мужчина — скажут, что невелика доблесть застрелить пращницу из лука. А если вдруг победит девушка — станут смеяться над твоим воином!Кудда нахмурился, злобно зыркнул на Робина. Потом перевел взгляд на недовольных стражников, поморщился. На мгновение задумался, потом ухмыльнулся:— Говоришь, такой поединок славы не принесет? А что бы тебе, старый мим, тогда самому не прославиться? Может, ты с ней и сразишься?Робин почтительно поклонился, вздохнул, развел руками:— Не те мои годы, почтенный господин шериф! Слабыми стали мои руки, не натяну я тетивы. Да, по правде сказать, и не хочу я сражаться — ни пращой, ни луком. Я лицедей, мое оружие — слово да смех.Кудда брезгливо скривился. Бросил — словно в лицо Робину плюнул:— Трус!А тот лишь тихо рассмеялся в ответ да покачал головой:— Ошибаешься, почтенный шериф. Вот в чем только меня не обвиняли, но уж не в трусости! А если не веришь...Робин нагнулся, подхватил с земли камень. Подержал на руке. Продолжил решительно: — Смотри, шериф! Я положу этот камень себе на голову. А она пусть стреляет — пока не собьет или его, или меня!Камбриец, стоявший рядом с Мабин, крякнул, дернул себя за ус. Женщина в синем платье ахнула.Кудда обвел зрителей взглядом. Прокричал им что-то по-саксонски. Повернулся к Орли:— Что ж, он выбрал сам! Сшибешь с первого раза — отпущу обоих. Нет — пеняйте на себя!Потом замолчал, задумался. И вдруг ухмыльнулся. Снял с пальца блеснувшее серебром кольцо. Снова что-то крикнул сразу же загомонившей толпе. И, осклабившись, процедил, обращаясь к бледной как полотно Орли: — Камень — это слишком просто. Пусть вместо камня будет вот это!Поднес кольцо к самому ее лицу. Продолжил с глумливой улыбкой: — Эй, ты, ирландка, радуйся! Попадешь в него — подарю. Будешь помнить щедрость шерифа Кудды!* * *Вот и сбывался страшный сон Орли. Она стояла на крепостной стене с пращой в руке, а впереди безмятежно улыбался Робин, и на голове его блестела серебряная искорка. Не было только криков ?Сбей!?: люди внизу напряженно молчали.Рука сама нащупала спрятанного на груди бронзового рыцаря. Губы шепнули: ?Помоги мне!? Вдруг показалось, что рыцарь потеплел и шевельнулся. А потом перед глазами как живые предстали подруги: весело смеющаяся белокурая Санни, доверчиво распахнувшая зеленые глазищи Этнин... Сердце Орли сжалось. Какая разница, собьет она это проклятое кольцо или же промажет: все равно освободить их уже не получилось!Но опять сумела собраться с силами. Успокоила себя: главное — вырваться живыми отсюда сейчас, а потом Робин непременно что-нибудь придумает. Значит, нужно еще побороться!Орли перекрестилась. Прошептала ?Отче наш? — по-ирландски, как научили в родной Иннишкарре. Потом быстро проговорила короткую молитву Бригите — слышанную от матери, передававшуюся изустно со времен старых богов.Подбросила на ладони свинцовую пулю. Та оказалась неожиданно тяжелой. Прежде Орли с такими де?ла иметь не приходилось: обходилась камнями. Подумалось: вот бы подобрать удачный камешек, а пуля — ну? ее! Но ничего подходящего под ногами не валялось.Снова себя успокоила: подумаешь, свинец! Просто надо представить себе, что это не маленькая пуля, а большой камень — и всё получится!Расправила веревку. Медленно надела петли тяг на пальцы: одну — на указательный, другую — на средний. Вложила пулю в ложе пращи. Огляделась. И замерла.Вокруг стояла звенящая тишина. Множество людей смотрели на нее снизу — и все молчали: и праздные зеваки-зрители, и Кудда, и сакс в черной тунике, и Мабин. Потом вдруг откуда-то принесся шальной слепень, с жужжанием закружился вокруг Орли.Совсем некстати ей вспомнилась Иннишкарра. За два года до бегства семьи Орли с Эрина на заливных лугах по берегам Ли вдруг появилось видимо-невидимо слепней. Тогда пастухи все время жаловались, что эти твари не дают покоя коровам, что из-за них стало меньше молока. Люди тоже страдали от их укусов, покрывались волдырями, иные даже заболевали горячкой1. Сам епископ Шенах отслужил в Корки мессу во избавление от казни египетской, а местная ведьма Барбре увидела в нашествии мерзких кровососов происки ши, обидевшихся за что-то на людей, и очень дурной знак. Вскоре, и в самом деле, кто-то из братьев Слэвина повздорил с сыновьями Брэндана Мак-Ноэ, эоганахтами из Глендамнаха, и притихшая было старая вражда разгорелась вновь...Слепень не отставал от Орли, назойливо вился вокруг нее, норовя пристроиться то на руке, то на лице, то на спине, отвлекая, мешая сосредоточиться. Но это-то и придало ей решительности: надо стрелять прямо сейчас, пока страх перед дурным предзнаменованием не захватил ее совсем! И Орли подняла руку.Робин передвинул кольцо с макушки на темя, чуть приподнял голову, ободряюще подмигнул. И замер, не шевелясь. А Орли уже сосредоточенно раскручивала пращу. Сейчас она смотрела только на серебряную блестку на голове Робина и не замечала больше ничего — ни басовитого гудения веревки, ни жгучей боли от укуса слепня, все-таки усевшегося у нее между лопаток, ни саднящих кровоподтеков на подбородке, ни крика одного из стражников, ни доносящегося со стороны Бата конского топота.А потом она вдруг неведомым чувством ощутила: пора! Быстро распрямила указательный палец, отпуская тягу и отправляя пулю в полет. Выдохнула. И рухнула на колени, чувствуя, как бешено колотится сердце, и не воспринимая больше ничего — ни победного звона сбитого кольца, ни радостного возгласа Робина, ни рева ликующей толпы.* * *— Мой шериф! Мой шериф!Всадник в рваной тунике ворвался на лужайку на взмыленном коне и, разметав людей, устремился прямиком к Кудде. Подлетев к нему вплотную, перегнулся через лошадиную шею. Проговорил заплетающимся от усталости языком:— Мой шериф, беда! Валлийцы Моргана... переправились через Северн2... От Уэстбери движется конница... прямиком к Бату... Не меньше пяти дюжин рыцарей!Кудда умел быстро принимать решения. И уж точно не был трусом. Вестника узнал сразу: Уине, гезит из отборного отряда, стоявшего в Уэстбери. Этот из-за пустяка не примчался бы!Задачи для себя определил быстро. Прежде всего — обеспечить безопасность королевы. Потом — мчаться в Бат и организовывать его оборону.И начал действовать. Коротко поблагодарил Уине — и отправил его отдыхать. Поискал своих дружинников среди толпы. Нашлось немного: Тила, Уинфрис, Хэрд-лучник, старый Уэмба да еще бритт Эйдин. Пятеро. Выходит, остальные дрыхнут!Кудда недовольно поморщился. Сгоряча даже помянул сине-белую Хелл — владычицу мира мертвых. Тут же торопливо перекрестился, пробормотал непонятные греческие слова молитвы новому богу, как учил отец Хризостом.Однако быстро совладал с собой. Обдумал положение еще раз — и успокоился. Поднять дружину — дело недолгое. К тому же, у королевы есть своя охрана — шестеро крепких нортумбрийцев. Одно только нехорошо: те не знают здешних дорог и деревень. Ну, так, значит, нужно выделить им кого-то в помощь!Перебрал в голове всех пятерых дружинников из толпы. Бритта отмел сразу: приставлен королем, а значит, ненадежен. Осталось четверо. Вспомнил, как Уэмба грозил кулаком — отмел и его тоже. Выбрал Уинфриса как самого толкового. Жестом подозвал к себе.Тот подлетел без промедления:— Да, мой шериф!Кудда выдавил из себя подобие одобрительной улыбки. Тут же тихо, но жестко приказал:— Иди, поднимай нортумбрийцев. Вывози?те гостью!И, предупреждая возможные вопросы, сразу пояснил: — Пока в Дигерик. Если потребуется — дальше, в Киппанхамме.Уинфрис озадаченно почесал затылок.— Которую из двух, мой шериф?Кудда вновь выругался: вот тебе и толковый дружинник! Сплюнул, процедил сквозь зубы:— У которой уши как у людей, дубина!Однако тут же задумался. А ведь и правда, что делать с высокородными пленниками — изнеженным сынком короля и глупой дочкой этой звероухой Хранительницы? Промелькнула даже мысль: срубить головы, и дело с концом! Потом сообразил: за их жизни в случае чего можно будет поторговаться. Чуть поколебался: вспомнил довольно-таки мрачные легенды о торге с эльфами. И все-таки решился, махнул на сказки рукой.Сначала хотел оставить при пленниках Фиска. Однако раздумал: сильный воин, хорошо владевший ножом, был нужнее в Бате.— Эй, Уэмба!Старый дружинник подошел неспешно, с достоинством — однако поклонился, как положено.Кудда удовлетворенно кивнул.— Будешь стеречь мальчишку и длинноухую девку! Возьмешь кого-нибудь из кэрлов в помощь.Потом спохватился, вспомнил про жену. Быстро добавил:— Скажешь Осмунду: пусть немедленно вывозит леди Леофлед в Дигерик южной дорогой.Уэмба вновь поклонился.— Мой шериф, а с молодой леди что делать?И снова Кудда задумался. О ком речь, сообразил сразу: о Санниве. Но вот как с ней поступить, быстро решить не смог. Поколебался, пытаясь отогнать некстати проснувшуюся жалость. Но не отогнал. Выдавил из себя с деланным равнодушием:— Тоже постережешь.Повернулся и направился к воротам. Все срочные распоряжения были отданы. Больше шерифа в поместье ничто не держало. Оставалось напоследок переговорить с королевой, проститься с женой и не мешкая ехать в Бат.* * *Долго разыскивать себе помощника Уэмбе не пришлось. Возле ворот ему попался на глаза толстяк Осмунд, управляющий поместьем. Тот, как обычно, был при деле: за что-то отчитывал понуро стоявшего перед ним Барри, молодого кэрла из калхвинедских бриттов. Встреча оказалась очень кстати: Уэмба сразу и передал Осмунду приказ вывозить леди Леофлед, и забрал Барри себе в подручные. Барри, узнав о том, что ему придется сторожить пленников, еще больше помрачнел, однако покорно кивнул и поплелся следом в шерифский дом.Длинный зал встретил Уэмбу полумраком. Горели лишь несколько масляных ламп. В их тусклом, неверном свете дружинники собирались в поход: возились с поддоспешниками и кольчугами, звенели оружием, громко переговаривались друг с другом. Сначала Уэмба только по голосам и узнавал своих знакомых. А того, кто был нужен, он смог отыскать, лишь когда глаза худо-бедно привыкли к слабому освещению. Высоченный звероподобный верзила стоял с самым удрученным видом в глубине зала возле чадящей лампы и сосредоточенно рассматривал правую руку. Казалось, ничто больше его не занимало.— Фиск! — позвал Уэмба.Верзила не откликнулся, даже не повернул головы. Оторвался он от своего странного занятия, лишь когда почувствовал руку Уэмбы на своем плече. Пробурчал, как всегда, неприветливо:— Что тебе, старый?Уэмба сразу же перешел к делу:— Ключ от кладовки с пленными при тебе?Фиск хмуро кивнул, левой рукой потянулся к поясу.Чтобы Фиск был левшой, Уэмба прежде никогда не замечал. Виду, однако, не подал: зачем лезть не в свое дело? Продолжил как ни в чем не бывало:— Давай сюда. Шериф приказал.Фиск с трудом отцепил от пояса ключ, затем неловко, едва не выронив, подал его Уэмбе — по-прежнему левой рукой.Тут уж Уэмба не утерпел. Полюбопытствовал:— А с рукой у тебя что?— Чешется, зараза, — мрачно прогудел Фиск в ответ, показывая покрытую волдырями ладонь. — Вот как до девки этой синемордой дотронулся, так и маюсь — с самого утра. Не иначе, заколдовала!Уэмба хмыкнул. Можно подумать, с Фиском такое впервые случилось! Давно все в дружине уже приметили: сто?ило только тому повозиться с травой или сеном, как у него тотчас же начиналась чесотка. Так что колдовство это, похоже, было давним, к дочке Хранительницы отношения не имевшим.Однако же переубеждать Фиска Уэмба не стал: спорить с ним всегда выходило себе дороже. Наоборот, подыграл ему — сочувственно посоветовал:— Сходил бы ты в миссию к монахам — может, те заклятье и снимут!— А и то правда, — неожиданно легко согласился Фиск. — Дело сказал, старый! — и, по-прежнему угрюмо рассматривая ладонь, побрел к выходу.Проводив Фиска взглядом до двери, Уэмба облегченно выдохнул. Потом краем глаза глянул на Барри: тот злорадно ухмылялся. Уэмба не утерпел, весело подмигнул бритту. Вечно злобного и туповатого, не понимающего шуток Фиска недолюбливали многие.В ответ Барри спрятал ухмылку и сразу помрачнел, насупился. Да и у самого Уэмбы веселое настроение быстро улетучилось. По правде говоря, старый воин понимал Барри. Быть тюремщиком — невелика честь ни для гезита, ни для кэрла. Однако приказ шерифа полагалось выполнять. Так требовала данная Уэмбой много лет назад клятва верности, и он не собирался от нее отступать.Первым делом следовало проведать пленников, убедиться, что у них всё в порядке. Поманив за собой Барри, Уэмба направился к кладовке. Остановился перед дверью. И вдруг насторожился: из щели дул прохладный ветерок. Это было странно, неправильно.Встревоженный, Уэмба приложил к двери ухо. И ничего не услышал. За дверью стояла тишина. Полная тишина. Подозрительная тишина.Уэмба громко звякнул ключом о засов. Для верности стукнул еще кулаком в дверь. Вновь прислушался. Выждал некоторое время. И опять ничего не услышал.Уже всё понимая, но еще не веря себе, Уэмба приоткрыл дверь. Заглянул внутрь — в глаза ударил яркий дневной свет. От неожиданности Уэмба отпрянул в сторону. Однако быстро опомнился. Быстро распахнул дверь настежь. Увидел огромную дыру в стене, присвистнул. Хмыкнул:— Кажется, старине Фиску не поздоровится!Переглянулся с Барри. И вдруг оба весело захохотали.* * *Орли едва помнила, как их с Робином снимали со стены, как незнакомые люди довели ее, сразу и радостную, и опустошенную, до большой ивы и усадили в тени на кем-то заботливо расстеленный плед. Да и то, что происходило потом, казалось чем-то не всамделишным, никак к ней не относящимся, — разве что врезался в память хриплый крик примчавшегося на коне сакса: ?Мин рефа! Мин рефа!? — и назойливо крутился в голове, не переставая. Даже когда Мабин, позабыв всю свою неприязнь к ирландцам, принесла ей большой ломоть свежего хлеба и полный кувшин эля, Орли оказалась настолько отрешенной от всего, что не сообразила сказать спасибо.К элю она не притронулась — честно соблюла наложенный на себя гейс. А вот хлеба поела. Но половину ломтя все-таки оставила — для Робина. А потом привалилась к покрытому серой морщинистой корой древесному стволу и замерла, закрыла глаза. Конечно же, задремать не получилось: в висках отчаянно стучала кровь, в ушах продолжал звучать отчаянный крик сакса, а перед глазами, как наяву, ослепительно сверкало проклятое шерифово кольцо. Хотелось сразу и плясать от радости, и не шевелиться.Так и просидела Орли в тени большой ивы бог весть сколько времени. А потом вдруг услышала знакомые шаги. Открыла глаза. И, конечно, увидела совсем рядом с собой Робина. Тот стоял, загораживая собой шерифово поместье, смотрел на нее и ухмылялся.— Ну и сильна же ты спать, красавица!Орли тряхнула головой, поправила косы, пощупала спрятанного на груди бронзового рыцаря. Поднялась на ноги, оправила платье. Уперла руки в бока. И вдруг напустилась на Робина — точь-в-точь как ее мать ругала отца и братьев, когда те вытворяли что-нибудь не то:— Да кто же ты после этого, а? Ну вот надо же было тебе додуматься — такое саксу присоветовать! Ему-то потешиться — в радость, а мне... А если бы у меня рука дрогнула?— Не дрогнула же! — Робин пожал плечами, однако и ухмыляться перестал. — Только не реви, пожалуйста!А у нее, и правда, из глаз ручейками текли слезы, катились по щекам, капали на платье.Орли растерянно посмотрела на Робина, через силу улыбнулась. Кивнула:— Не буду, ладно.И разрыдалась пуще прежнего.Робин поморщился, недовольно потряс головой. Сдвинул косматые брови, прикрикнул грозно:— Всё-всё, хватит уже! — а потом вдруг широко улыбнулся: — Ладно, красавица. Хочешь, хорошую новость скажу?Орли всхлипнула, вытерла рукавом нос. Глянула на Робина исподлобья, тщетно пытаясь скрыть любопытство.— Ну... — Робин выдержал паузу, снова улыбнулся. — В общем, сбежали твои друзья от шерифа.Орли где стояла, там и села — прямо на траву и плюхнулась. Только и выдохнула:— Робин!..А тот постоял, полюбовался на ошалевшую от неожиданного известия Орли, продолжая улыбаться:— Это Мабин мне добрую весть принесла. Сбежали, точно сбежали. Вот пока мы с тобой представление давали, они из-под замка и выбрались. Хочешь — верь, а хочешь — нет, а они стенку в доме разломали, во как! Мабин говорила, там управляющий ох и лютовал, пока сам не уехал. Да оттуда сейчас, почитай, все убрались — одни только слуги и остались!Дар речи у Орли, как оказалось, не пропал. Но язык слушался все-таки плохо. Выговорила еле-еле:— А они где?..Робин понял вопрос по-своему, принялся обстоятельно рассказывать:— Ну, шериф со своими гезитами по южной дороге унесся. Все в кольчугах, при оружии. Надо думать, в Бате какая-то заваруха — они и кинулись на подмогу...Вот уж до этого проклятого журавля Орли дела сейчас не было: убрался — и слава богу! Даже кольцо его серебряное даром ей не сдалось! А уж о том, чтобы ради его поганого лба опять брать в руки пращу, и думать было противно.Между тем Робин продолжал: — Еще какие-то конные, наоборот, на север...А что с Этнин-то, что с Санни? Орли не выдержала. Замотала головой:— Нет-нет, они, они-то где?— А, они... — Робин, наконец, понял, о ком шла речь. Вздохнул: — Да кто ж их знает! Искать надо.Тут Орли сразу на ноги вскочила.— Так что же мы тут прохлаждаемся, Робин? — и вдруг запнулась: — А ты хоть эль-то под деревом нашел? Я тебе там и хлеб оставила.* * *Узкая тропинка тянулась вдоль высоких, еще по-летнему зеленых ивовых зарослей. И все-таки осень уже напоминала о себе: раскидистые макушки торчавших тут и там высоких стеблей лесного дягеля были уже совсем бурыми. За кустами весело журчала вода: там прятался узкий ручей, тот же самый Лэм-Брок, что и в Суэйнсуике. Испуганно щелкала мелкая пичуга.Робин медленно шел по тропе, то и дело отхлебывая эль из кувшина. Иногда он останавливался и напряженно вслушивался в окружающие звуки. Тревожили лязг, звон и крики, доносившиеся издалека с юга, со стороны Бата. Еще больше беспокоила тишина в ближних окрестностях: только журчание воды, птичьи крики да стрекотание кузнечиков — и никакого человеческого голоса, никакого шороха в кустах.По правде говоря, Робин не особенно надеялся на успех. Просто искать-то беглянок было больше и негде: не в полях же! К тому же, тропинок по ту сторону ручья, вроде бы, поблизости не было, ни старых, ни новых — это обнадеживало. Но вот если девчонки догадались пойти прямо по руслу — всё, пиши пропало: не найдешь следов! А ведь они вообще могли так и не выйти из-за наружных стен, а спрятаться где-то в поместье. Шерифова дочка-то, поди в нем все ходы-выходы знала, а может, даже в детстве в прятки играла!И все-таки Робин помалкивал: не хотел раньше времени огорчать Орли. А та шла за ним следом, старательно рассматривала траву возле тропы, заглядывала под кусты. И вымученно улыбалась, когда он оборачивался. А Робин уже прикидывал, как действовать дальше. Кричать очень не хотелось: в поместье оставалось еще немало людей. И, конечно, не все там, как Мабин, радовались побегу пленниц. А уж надеяться на то, что про них, как про Робина с ирландкой, позабыли в кутерьме, и вовсе не приходилось. И оставался, пожалуй, только один выход.Робин еще немного поколебался — и все-таки решился. Обернулся:— А ну-ка, подержи немного!Сунул опешившей Орли в руки уже совсем пустой кувшин. Достал из-за пазухи свистульку, поднес к губам. В этот раз не зарянкой засвистел, как на лесной поляне, а изобразил песенку зяблика, совсем как настоящую, с росчерком в конце. Подмигнул ирландке, ободряюще улыбнулся.Песня зарянки — такой условный знак был у Красного Рина, его давнего приятеля-разбойника, в прошлом году обосновавшегося со своей ватагой в заброшенном тулмене возле Бата. Зарянки, не зяблика. Но Робин и не ждал, что Рин откликнется на призыв. Сгинул куда-то Рин и никакой весточки ему не оставил. Робин надеялся совсем на другое — на то, что хоть кто-нибудь из беглянок да обратит внимание на зяблика, запевшего так несвоевременно, осенью.Сначала ничего не изменилось. Потом в густых ивовых зарослях у излучины ручья Робину показалось какое-то шевеление — тут же, впрочем, прекратившееся.Робин вновь обернулся к Орли.— А ну-ка помаши рукой, красавица! — посмотрел на нее, задумчиво стоявшую с кувшином в руке, хмыкнул: — А хочешь — так и кувшином махни, только подними повыше!* * *Орли, по-видимому, так до конца и не поняв, зачем, честно махнула пару раз — сначала свободной левой рукой, потом кувшином.Шевеление в кустах возобновилось. Потом среди ветвей мелькнула рыжая голова, тут же снова исчезла. Тут уж Орли всё поняла — бросила кувшин, стремглав побежала к зарослям.— Орли! — послышался знакомый девичий голос, по-саксонски отрывисто произносивший ее имя. — Орли, Орли!Из-за ивовых ветвей выглядывала едва узнаваемая, с разбитым лицом, со странно замотанными вокруг головы волосами, но все равно самая настоящая Санни!И Этнин тоже была здесь: выглядывала из соседнего куста, щурилась, шевелила торчащими из-под растрепанных волос острыми ушами. А еще с ними был какой-то паренек, худенький и странно бледный, похожий на девушку тонкими чертами лица.— Ну вот, — счастливо улыбнулась Этнин, глядя на Санни. — Я же тебе говорила: Орли идет с другом. А ты не верила!