Настоящее, М. Страх (1/1)
Кровь Змия, горчащая людскими слезами, вязкостью стенаний растекается в горле и медленно застывает тонкой плёнкой. Становится невозможно дышать. А Змий шипит, и продолжает вливать из огромного кубка свою силу, свою кровь, пока Морана не начинает захлёбываться ею. Горло стягивает когтистая рука, сжимает сильнее и сильнее.В глазах темнеет.Морана распахивает глаза, сиплым старческим хрипом втягивая в себя влажный воздух Нави. Перед глазами всё ещё полумрак. Жилы разрывает вдребезги раскалённое до жара чёрное зло, обращённое в хладную благородную тьму.Морана лихорадочно мечется в пустоте, проваливаясь в густую липкую черноту. И руки её лихорадочно, словно крылья подбитой птицы, дрожат и колотят по воздух в поисках опоры. Пальцы впиваются в шёлковую ткань. Тело выгибается дугой в тщетной попытке сбросить тугие тонкие цепи кошмара.Морана вновь сипло вдыхает и медленно вглядывается в полумрак.Она у себя в спальне. В Нави. Дома.Кошмарный плен у Скипер Змия?— далеко позади. Нет больше чёрных чешуек?— позорных меток зла. Нет больше тонких оков. Нет больше забытья.Только жгучее зло всё ещё струится в жилах, являясь кошмарами во снах.Вообще-то, такие, как она, спят редко. Смерть ступает по всем мирам без остановки. Но Моране необходимо восстановиться после пребывания в Яви, вернуть своему облику прежнюю красоту и холодное изящество.Волосы разметались по подушке, влажное от жара, скользнули на грудь. И снова, как тысячи лет назад, кажутся холодными чёрными змейками?— остатками Скипер Змия, изничтоженного братом Перуном. Пальцы до ноющей боли впиваются в перины, усмиряя взволнованное дыхание и слишком частое для богини, несущей смерть.Морана тихо выдыхает и откидывает в сторону тяжёлое одеяло. По обнажённым ногам зябко скользит сквозняк, и кожа покрывается мурашками. Морана знает, что дело не в холодке: незначительные перепады температуры ей не страшны.Куда страшнее?— жуткий сон.Сколько бы зим она не пережила, она год из года возвращается в этот кошмар. Захлёбывается в людских слезах и силе своего пленителя, обращается к злу, что несла на землю. И абсолютное зло жгучим льдом терзает её изнутри, словно бы напоминая о том, что может вырваться наружу и пленить её вновь.Сдавленно ахнув от внезапной ломоты в руках, Морана обнимает себя за плечи и выходит на балкон. Перед ней простирается Навь. Тёмно-синяя, чёрная, серая с тонкой лентой Смородины вдалеке. Её приют. Её дом. Её крепость.Никто не посмеет более ею управлять. Никто не посмеет более похитить её. Поработить.Морана давно строит свою судьбу сама. С той самой поры, как рухнули оковы Скипер Змия.Однако свобода выбора иногда кажется лишь иллюзией. Невидимыми оковами, медленно сдавливающими тело.—?Мара?..Шаги супруга, как всегда, осторожные, крадущиеся?— именно так ходить смерть по ночам. Морана вздрагивает, и сильнее сжимает плечи пальцами. Зло по-прежнему ломает её изнутри, и от этого хочется вырваться из собственного тела, умереть и вновь возродиться.Этот холод не ласкает и не шепчет, что на своём месте. Он замораживает изнутри, пугающе хрипит эхом прошлого. И Морана рвано вздыхает.Кощей не говорит ни слова. Молчаливо подходит к супруге со спины и обнимает её, накрывая сильными твёрдыми ладонями её слабовольно подрагивающие пальцы. Морана туго сглатывает, стараясь вжаться в Кощея всем телом, словно бы и не она равнодушно отправляет на смерть людей, словно бы и не она накрывает безжалостным морозом земли.Словно бы она маленькая дочь Сварога и Лады, серьёзная, но всё же преисполненная счастьем, несущая зимние забавы и щекочуще-шутливо пощипывающий носы и щёки мороз. Словно бы она та, кто не знал зла и тьмы.—?Боги ведь не должны бояться,?— задумчиво скользит Морана кончиком языка по губе. —?Но мне бывает страшно, Кощей. Я часто вспоминаю, какая сила течёт во мне. И как она получена. Это чистое зло, слепое, безрассудное, яростно изничтожающее всё живое. Я сумела её подчинить, обратить в справедливость. Я нашла себе пристанище. Однако… Мне бывает страшно, что однажды всё вернётся. И я снова стану пленницей этого зла.Словно костлявая рука сдавливает горло.Моране действительно страшно. Страшно, как никогда прежде. Страшно потерять всё, что есть. Лишиться свободы выбора, свободы действий и чувств. Страшно лишиться себя настоящей, сотканной из нитей её выборов и узелков ошибок.Морана рвано выдыхает, разворачиваясь к супругу. Ей нужно видеть его глаза, серебристо-голубые, холодные. Непроницаемые. В них Морана сперва видит лишь своё отражение, жалко растрёпанное, трепещущее в белой сорочке. А потом улавливает отблески нежности и восхищения.—?Моя Морана… Едва я увидел тебя там, на свадьбе твоей, понял, что не было и не будет такой, как ты. И с каждым мгновением убеждаюсь в этом всё больше. Однажды ты спросила, что делать, если сердце жаждет одного, а долг требует иного. Я посоветовал тебе попробовать решить самой, решить, что для тебя важнее. Тогда я не знал, что стану первым, кому ты подаришь свой свободный выбор. Я открыл для тебя свободу, Мара. Неужели ты думаешь, что я позволю кому-то её отобрать? Я буду защищать твою свободу, как свою. От кого бы то ни было: Рода иль Чернобога, иль от себя.Кощей легонько целует её в лоб, заботливо, убаюкивающе. Пальцы его расправляют волосы, уже не коварными змеями опутывающими шею, а ласковыми волнами холодящими плечи.—?Ты веришь мне?Морана прикрывает глаза, монотонно считая до тринадцати. Кощей неоднократно защищал её от покушений родственников на её свободу; Кощей позволял ей властвовать над Навью, как ей вздумается; Кощей даже простил ей измену и чужих детей.Кощей уважал Моранин выбор.Кощей отпускал её. А она всегда возвращалась.Супруг дарил ей свободу?— большая редкость в браке.Морана раскрывает глаза и смотрит на Кощея с лёгкой улыбкой. И губы шепчут:—?Да.