Прошлое, М. Капля света (1/1)

Разгорячённую Морану повитухи, грубовато сжимая мозолистыми руками предплечья, подводят к расстеленной кровати с расшитым красными очищающими оберегами бельём. Морана устало падает, и касание влажными волосами холодных подушек немного приводит в себя. Повитухи суетятся, и вдруг комнату оглашает детский плач.Что-то внутри Мораны дёргается, подобно натянутой струне. Впервые за сотни лет жизни в этом тереме, ставшем самой страшной тюрьмой, наполненной светом и кристально белыми помыслами, под кожей разливается тепло. Когда её чрево отторгло безмолвное дитя, повитухи заохали, зашептались. Морана догадывалась, что они о б в и н я л и её в мертворождении, потому как не было в тереме ни одного существа, кто бы не стремился уличить её в связи с Тьмой.Морана лишь усмехалась. Истинная Тьма коварна, неуловима, прохладна и до невозможности ласкова. Взирает серебристо-серыми глазами, а в черноте зрачков сущей Тьмы отражается королева.Морана готова была бежать прочь в Навь, абсолютно доверив себя Кощею, когда почувствовала недомогание. Она оказалась беременна.tab>Спустя столько лет бездетного брака с редкими ночами, наполненными супружескими ласками, в её чреве так не вовремя зародилось дитя.Морана решила: едва родив?— бросится прочь. Ей не нужно дитя Даждьбога.Только сейчас что-то странное теплится в груди, вынуждая открыть веки и протянуть вперёд подрагивающие руки. Впервые в этом тереме с губ Мораны слетает не приказ?— просьба, пропитанная усталостью и трепетом:—?Дай мне моего ребёнка.—?Жив твой сын оказался. Уберегла его сила Даждьбожья.Морана не удерживается от язвительно-пренебрежительной усмешки. Что сила Даждьбога против силы той, что носила дитя во чреве? У повитухи своё мнение, и Морана не стремится спорить с ней, лишь подаётся вперёд, дабы забрать обёрнутого в самую мягкую и дорогую ткань, что есть на свете, сына. ?Сын. Мой сын…??— странное дело, хочется улыбаться самой тёплой и сладкой улыбкой, на какую только способна.В ладони кладут свёрток. Божественный ребёнок, ещё кругловатый, опухший и не понятно, её ли вообще. Но одно прикосновение?— и Морана не сомневается: её.—?Глянь, как сияет,?— говорит одна повитуха другой,?— аки Майя-Златогорка в нея попала.—?Надобно супружника кликать, покуда Тьма ея дитя не погубила.Вновь Морану сравнивают с первой женой Даждьбога. Майей-Златогоркой. Её, Морану, которая ни на миг не сомневалась в своём абсолютном первенстве, в своём превосходстве, в этом тереме вновь и вновь сравнивают с предыдущей женой, по глупости оказавшейся в Нави. Зато лучащейся добротой и одаряющей всех улыбками.В душе поднимается волна холодного гнева, опрокидывающаяся на повитух колючим взглядом и ледяным скрежетом приказа?— тем самым, которым Морана только и разговаривает в тереме:—?Чего вы ждёте? Пошли вон. Гоните сюда супружника.Повитухи пытаются спорить, но, сражённые взглядом, всё-таки удаляются. Морана остаётся почти одна. Один на один с сыном, который смотрит на мир маленькими щелочками опухших глаз.—?Мой сын… —?шепчут губы в лицо ребёнка, а потом касаются лба.У сына влажные волосы, светлые, как у отца. И можно различить хрусталь голубых глаз. ?Моих глаз?,?— холодные кончики пальцев, исколотые давеча иглой, касаются нежной высушенной кожи младенца.А в сознании составляется текст письма Кощею.Морана просто не имеет права сбежать, не вырастив из этого младенца юношу. Кощей ждал полторы сотни лет. Подождёт ещё три года?— божественные дети растут не по дням, а по часам.—?Мой мальчик!Морана улыбается безудержно, неприлично счастливо, так, как не улыбалась с самого плена Скипер-Змея. Прижимает ребёнка к груди и, откинувшись на мягкие подушки, продолжает им любоваться. Завтра он уже станет постарше и будет понятно, на кого он похож. Морана прижимает сына к груди и чувствует в нём солнечно-огненную отцовскую силу. Ему предстоит нести тепло и силу; домашний уют и хорошее оружие?— не холод, печаль и болезни.В этом сын похож на супруга.—?Но всё-таки ты мой сын, слышишь? Мой…Дубовая дверь опочивальни распахивается, впуская испепеляющий солнечный свет вперёд Даждьбога. Морана морщится, взирает на супруга недовольно, и ладонь её прикрывает глаза сына.—?Быстро ты. Али нарушил заветы древние и под дверью стоял? —?вместо приветствия бросает Морана, дожидаясь, пока рассеется свет.—?Морана, жена моя любимая,?— Даждьбог становится на колени подле кровати и целует её руку. Тело сковывает судорога. —?Ты родила мне сына…Морана выдёргивает ладонь из горячей мужской хватки настоящего воина и поправляет пелёнки на сыне. ?Отпусти нас…??— хочется попросить, но Морана вовремя прикусывает язык и качает головой. Даждьбог не отпустит. Никто из богов не одобряет расставаний и не отпустит её по доброй воле к другому мужчине.—?Это мой сын,?— хрипит Морана, и руки почему-то превращаются в камень, когда Даждьбог хочет взять ЕЁ ребёнка.—?И мой тоже. Дай мне подержать его…Даждьбог присаживается на край кровати, и Морана неохотно, болезненно, словно бы вырывая из себя куски плоти заживо, передаёт с в о е г о сына супругу. Тот улыбается ослепительно-белоснежной, тёплой улыбкой. Морана, быть может, и оттаяла бы, кабы не была соткана из тьмы и холода.—?Бо-гу-мир… —?шепчет в лоб ребёнку Даждьбог, а потом поднимает глаза на Морану. —?Его будут звать Богумир. Он станет великим богатырём, я это чувствую.—?Б-богатырём?.. —?встревоженно хмурится Морана, ёрзая на кровати от вдруг туповато запульсировавшей боли в низу живота.—?Он не бог, Морана… —?муж сдвигает брови к переносице, и на загорелом лбу его пролегает болезненная складка. —?Его сила не мерцает. Он смертен. Долголетен, здоров, но уязвим и смертен.—?И неужели же ничего не сделать?—?Ты не похожа на властительницу смерти, Мара… Ты не сможешь ничего изменить.—?А как же ты, Тарх Перунович? Али тебе сын не люб?Борода Даждьбога колыхается от сдержанного полувздоха-полуусмешки; он возвращает Богумира в руки матери.—?Почему ж не люб? Это большое счастье?— держать в руках своих нашего сына, о котором мы грезили более сотни лет.Морана вздыхает, убаюкивая вдруг разволновавшегося сына. Он ёрзает в пелёнках и издаёт странные звуки, но пока что не плачет.—?Можешь идти, Даждьбог,?— пальцы ласково убирают пелёнку с лица Богумира, а голос?— остро наточенное лезвие. —?Незачем мужчине долго здесь находиться.Даждьбог смешливо кхекает, а потом приглаживает длинные пшеничные волосы:—?Удивляюсь я тебе, Мара. Впервые таковой тебя вижу. Словно бы и не люб тебе более никто, кроме Богумира. Отчего ты его любишь так? Ведь это моя плоть и кровь.—?Я стараюсь не думать об этом,?— равнодушно отзывается Морана, сталкиваясь с гневно-болезненным взглядом Даждьбога. —?Это мой сын. Моя плоть и кровь. И хоть мощь в нём твоя, меня он любить и уважать будет, Тарх Перунович. Ибо нет силы в этом мире, что могла бы разрушить связь матери и ребёнка.—?Вижу, прав был батюшка Перун: нет в тебе тепла. И не будет.Даждьбог поднимается с горькой усмешкой и собственнически касается обжигающе-грубой ладонью нежной щёки жены. А потом, махнув рукой, покидает Моранину спальню. И снова Морана остаётся с ребёнком один на один.Как же оставить его, думается ей, как же не вспоминать его в Нави.Морана целует задремавшего Богумира в лоб и блаженно улыбается. Забытое ощущение счастья и облегчения наполняет её с пяток до макушки.