Хуже быть уже не может (1/1)
Смотр войск Великой армии шёл в полном разгаре. Полки шли за полками, и Наполеон всё не уставал гордо рассматривать своих солдат. Тех, с помощью которых он сейчас не где-то на Корсике, а в Москве. Его величие льстило ему, и он уже не мог жить без этого. Он знал, что у армии довольно много проблем, но решить он их либо не пытался, либо у него не получилось. Но сегодня он забыл о проблемах и восхищался собственным величием. Всё бы было хорошо, но от смотра его отвлёк адъютант Мюрата и сообщил, что тот проиграл сражение русским на реке Чернишне. Возмущению и агрессии Наполеона хватило бы на десятерых. Но бессильный что-либо сделать в условиях приближающейся зимы и продолжающихся грабежей и мародёрства, он приказал выступать из Москвы 7 октября, всё ещё надеясь победить, разграбив Тулу и южные губернии Российской империи. Французы выходили из Москвы табором, беря с собой всё, что плохо лежит. Обозы были набиты до отказа зимними вещами, мехами и награбленными ценностями. Адъютант Наполеона Сегюр писал: ?Здесь, на бесконечном расстоянии, в три или четыре линии, была полная смесь карет, фур, богатых экипажей и всевозможных повозок. Здесь трофеи в виде русских, турецких и персидских знамен, и гигантский крест с колокольни Ивана Великого; там?— русские крестьяне, бородатые, сопровождавшие или несшие нашу добычу, часть которой они составляли сами; многие везли тачки, наполнив их всем, что они могли захватить. <…> Можно было подумать, что видишь перед собой какой-то караван, бродячее племя или, скорее, древнюю армию, возвращавшуюся после большого набега с пленниками и добычей. Нельзя было понять, как сможет голова этой колонны тащить за собой и содержать в течение такого долгого пути такой тяжелый хвост?. После разгрома Великой армией Москвы, в ней всё ещё оставалось продовольствие, которое было брошено, так как лошадей не хватало, ведь все они были заняты перевозкой обозов с мехами, ценностями, пленниками и прочим. Более того, лошадей не хватало даже для артиллерии. На площади собиралась толпа зевак. Выжившие, оборванные жители Москвы стягивались к колокольне Ивана Великого. Французы там что-то задевали, и народу было интересно узнать, что эти мародёры могут ещё придумать. Туда же шёл и чудом выживший Рённе, который уже отошёл от раны, полученной при Бородине. Он был немного обгоревший после пожаров в Москве. Тогда он лежал в своём имении и вокруг него горело всё?— мебель, шторы, половицы, потолок, а он лежал на постели не в силах встать. Пламя уже доходило до него и он был в ожогах. Он уже прощался с жизнью, как вдруг из огня показался какой-то француз. Сначала Рённе напрягся, хотел было ударить чем-то его, но тот поднял его на руки и вынес из огня. В тот момент оба забыли, что сейчас шла какая-то война, и вспомнили только, что все они люди в конце концов. Жаль, что это помнили не все, грабя и убивая несчастных жителей Москвы, не успевших покинуть бывшую столицу. Отведя Рённе в безопасное место, тот француз, чьё имя и фамилию Рённе плохо расслышал, убежал помогать другим. Больше его Рённе не видел, хотя очень хотелось хоть как-то отблагодарить его за спасение. И сейчас он, живой и здоровый, в форме артиллериста, пытался увидеть, что же такого задумали эти французы. Всё просто?— те пытались спилить крест с колокольни. Как они до этого додумались и дошли, непонятно. Жажда наживы заполнила их мозги, и они уже не могли остановиться грабить и рушить всё подряд. А между тем, толпа была недовольна происходящим произволом. ?— Что же вы творите?! —?слышались крики из толпы. —?Ироды! Как же можно осквернять святыню! Антихристы! Чтоб вас Бог наказал! Тут один француз набросился на одного из возмущённых, замахнулся на неё рукой. Рённе не смог на это смотреть спокойно и вступился за женщину, за что получил и был схвачен. ?— Вздумал нам перечить! Ещё и военный! Сейчас отведём тебя к военнопленным! —?сказал француз и повёл его куда-то. Уже спиной Рённе услышал сильный грохот?— крест таки упал на землю. Пыль улеглась не сразу, толпа ещё долго не расходилась. Сам Наполеон был не лучше?— он прихватил с собой из Кремля все драгоценные металлы, до которых успел дотянуться и личные вещи русских царей. Подражая ему, его Великая армия спилила даже крест с Колокольни Ивана Великого. Какое же было их разочарование, когда они поняли, что он совсем не золотой, а железный, покрытый медью и через огонь вызолоченный. За крест и яблоко, бывшее под ним, со всеми материалами было заплачено не более 8 тысяч рублей. Французские лошади были подкованы подковами без шипов, а впереди русская зима, так не мудрено и вовсе без лошадей остаться. Это понимал, видимо, один Коленкур. Он добился аудиенции с Наполеоном и сказал: ?— Ваше Величество, сейчас октябрь и, по видимому, нам прийдётся познать русскую зиму… ?— И к чему Вы клоните? ?— Наши лошади имеют подковы без шипов, что недопустимо зимой. Я предлагаю срочно перековать лошадей. В ответ на это Коленкур получил насмешку, Император его высмеял. Это была большая ошибка французского руководства. Рённе сначала отвели в какое-то помещение, там было много таких же пленных как он. Все пленные были измотаны и голодны. Одежда была оборвана, вид их оставлял желать лучшего. Их было довольно много; места было мало, и все были сидели тесно придвинувшись к друг другу. Рядом с Рённе сидел молоденький кавалерист, насколько он мог судить, драгун. Он был запуган, он боязливо разглядывал нового соседа. ?— Сколько тебе лет-то? ?— 15… ?Бедный мальчик?,?— подумал Рённе и повалился спать. Хоть ему и было 20 лет, но это 15-летний мальчик казался ему маленьким ребёнком, которому было ещё рано постигать тяготы войны. Рённе был разочарован в жизни, его ничуть не удивил этот плен, он сам его ждал. Ради справедливости, он не должен был уклоняться от этого. Не должен более бегать от этого. Он обязан был разделить судьбу своих, и поэтому этот плен воспринял, как само собой разумеющееся, как акт справедливости. Поспать ему удалось недолго: скоро пришли французы и приказали всем встать и идти за ними. Голодные пленники с трудом встали и пошли туда, куда их повели французы. Их построили в колонны и заставили идти за обозами, на которых сидели девицы: француженки, приехавшие в Москву, и русские, добровольно и не добровольно решившие стать трофеями французов. ?— Шкуры,?— выругался солдат лет сорока, идущий слева от Рённе. ?— Может, они не добровольно? —?решил вступиться Рённе. ?— Что-то не похоже, что не добровольно. У некоторых вон улыбка до ушей. ?— Вы же их не знаете,?— сказал тот 15-летний мальчик. ?— Не знаю… У них вон на морде всё написано. А у тебя,?— обращаясь к Рённе, сказал он. —?Что такое хорошее настроение? ?— Ироды наконец-то из Москвы уходят, да закончатся её страдания! И вот, наконец, французская армия в составе 110 тысяч вышла из Москвы, а за ней и сам Наполеон. Из Москвы доносились звуки взрывов; Наполеон приказал сапёрам заложить взрывные устройства. На воздух взлетел винный двор, сгорел симонов монастырь. Через два дня прогремели взрывы в Кремле: на воздух взлетели здание арсенала и часть стены. Всё вокруг взрывалось и рушилось, земля тряслась, вспыхнула Грановитая палата. Но, к счастью, вдруг пошёл дождь и спас бескрестовую колокольню Ивана Великого. Взрывы продолжались ещё два дня, сопровождаясь обрушением домов в Китай-Городе и в других местах, а также стонами и криками раненых, оставшихся в городе. И вот, наконец, последние отряды маршала Мортье покинули город и всё устаканилось. 37-дневная оккупация Москвы французами, её грабежи и разгром закончились. Бывшая столица теперь может наконец спокойно продолжить своё существование, восстанавливаться после того, как уничтожили добрую половину зданий и сооружений.