- 1945г. АЦ: Сан-Франциско, Альбукерке (1/1)

16 июля 1945 года. Всё началось ещё около сорока лет назад. Я всё понял, уже почувствовав первые толчки. То, что моя земля находится в зоне сейсмической активности, не было для меня секретом, но я даже не представлял, на что может быть способна природа. Тогда по моему городу и его окрестностям пронеслись разрушительные волны. Они разламывали землю, превращая всё, что было на ней в груды покорёженного металла и камня, разрушали всё то, что с такими старанием и заботой строили мои жители прежде. Некоторые из них погибли, но больше всего людей в тот раз лишилось крова?— тех, чей дом уцелел полностью были вообще единицы… Но пострадали не только они. Я, как олицетворение, напрямую связанное с землёй и жителями, не мог не ощутить этой катастрофы. Головная боль, сначала почти незаметная, а, со временем, ставшая просто невыносимой, свалила меня с ног, не давая помочь своему городу. Мой дом пострадал мало, но, я знал, это только потому, что он находился в одном из отдалённых от эпицентра районов. Но меня это спасало не сильно?— в какой-то из моментов к головной боли примешался жар, а следом сознание и в целом дало сбой. Очнулся я уже рядом с Лос-Анджелесом и Сан-Диего. Оказалось, что, почувствовав толчки, они мигом бросились ко мне. Они ещё не знали, что я уже не был их прежним Франциско… По мере того, как мой город отстраивался заново, а моё тело выздоравливало, я всё больше и больше думал о том, почему же случившееся произошло именно со мной и именно сейчас. Теперь, когда, казалось, я был только счастлив: наши отношения с Анхелио наладились, мы снова начали встречаться, и даже с его сыном, о котором я узнал всего несколько десятков лет назад, мне тоже удалось найти общий язык. Что же тогда было не так?.. Я искал, искал, и, не находя других причин, всё чаще обращал внимание на себя: на свой народ и на себя самого. А что, если я всё-таки грешен? Или моя кровь всё-таки тоже плоха, ведь я не белый, а даже отчасти еврей? А, может, то, что я так самонадеянно и нахально вёл себя с Архангельском, буквально силой таща его к себе в постель, всё-таки зачлось мне где-то там, свыше? Или вдруг это потому, что так долго отвергал Анхелио, не давая ему даже малейшего повода показать свои чувства? А ведь я ещё и толкнул его к изменам… Да, тогда мы ещё не были вместе, но, если бы я не бросил его из-за Андреса, он мог бы быть лучше… Все эти мысли, изо дня в день посещавшие мою голову, и привели меня к наиболее очевидному выводу. Я?— плохое олицетворение с плохой кровью, от меня всем только хуже, и само моё существование приносит всем только проблемы. Но, так как убить себя я не смог бы при всём желании, то что же мне тогда оставалось делать? И ответ был очевиден и прост. Меняться. Очиститься самому и очистить моё население. Делать его лучше, красивее, сильнее и выносливее. Эти мысли казались одновременно странными, отчасти пугающими, но и современными, прогрессивными. ?А ещё они наверняка приведут к совершенно ошеломляющему результату?,?— думал я тогда, и в моей голове уже зрели проекты новых законов штата. К тому времени я уже давно запретил выходить из дома уродам, людям с увечьями и какими-либо болезнями. Но что, если к тому же запретить им вступать в брак и даже размножаться? А что, если ещё сильнее ограничить приток мигрантов из Азии и Африки? Особенно последних, ведь тут, в США, они?— известные переносчики различных болезней! Да и первых приезжало всё равно много, несмотря на уже существующий запрет и общественную напряжённость… Подсознательно понимая, что я всего лишь пытался слиться с белым населением, я всё-таки убеждал себя в том, что делал мир лучше, начав с себя и своего народа. Но постепенно мои мысли стали всё более масштабными?— со временем я начал думать и о тех, кто окружал меня в жизни, в моей же стране. Мои планы нарушила война в Европе, развернувшаяся в том числе и из-за евгенических идей и явно показавшая весь их вред. По началу я просто не мог поверить в то, что мои действия и решения оказались для кого-то не просто неприятными, но и болезненными и даже роковыми. Но это было правдой?— совершая всё это, я просто не видел себя со стороны, не мог оценить тех бед, которые сам принёс своим же людям. Я действовал из благих побуждений?— и снова загнал себя в те рамки, из которых так отчаянно пытался выбраться. Но моя решимость в том, что я всё-таки смогу помочь людям, никуда не исчезла. Хоть она и была скрыта теперь глубоко внутри меня и основательно залита любимым мартини[1], я всё ещё верил, что смогу сделать для моих людей, для страны, для всего мира что-то важное, что-то хорошее… Что-то, что изменило бы нашу жизнь навсегда. Что-то, что закончило бы все войны, принеся долгожданный мир народам и всей планете… К этому времени я уже зарекомендовал себя не только как умное олицетворение, но и действующее в интересах страны. И, хоть моё происхождение всё ещё вызывало у Вашингтона вопросы, он всё-таки доверил мне продолжать немецкие разработки[2]. Это оказалось очень к месту, и я, убедив себя в их нужности, засел за создание самого мощного в мире оружия. Я не хотел убивать?— нет-нет, ни одного человека! —?я просто надеялся, что оно устрашит даже самых теоретических врагов, сделает США непобедимыми, поднимет их на ступень выше и создаст между ними и остальными многолетнюю пропасть в развитии. И, хоть мы с Альберто, потратив множество бессонных ночей и чашек кофе, и просчитали всё до мельчайших деталей, мы всё равно не могли предсказать то, что произойдёт после первого испытания. Не научный ход, а реакцию самой природы, самой Земли. А вдруг мы получим бомбы такой силы, что способна уничтожить целый штат или страну со всеми её олицетворениями? А если она вообще сможет выжечь весь мировой кислород, что тогда?.. Впрочем, никого из нас это заботить уже не будет. Было много страхов, сомнений, условностей, но я знал, что к цели нужно двигаться во что бы то ни стало. Оставалось только выбрать место испытания… Но когда он предложил свой Нью-Мексико, во мне как будто что-то перемкнуло. Почему он так слепо доверял науке в таком опасном вопросе? Он что, совсем ничего не боялся? Может, и боялся, вот только настаивал. Нью-Мексико, Альбукерке, Альберто?— тогда я понял, что он всё-таки всегда был настоящим учёным до самого мозга костей. А потому я не забуду его никогда?— что бы ни случилось с ним после взрыва. Вашингтон не был против, и я, сдавшись, согласился. В конце концов, испытание хотя бы будет в довольно безлюдной части штата, и, если всё пройдёт хорошо и по расчётам, мирные жители даже не должны пострадать, но… Но именно сейчас, когда я стою рядом с Альберто, наблюдая издалека за огромной вспышкой, несколько секунд назад поднявшей в воздух пыль и землю в этой уже почти мексиканской пустыне[3], только сейчас я, наконец, понимаю, что же я сделал. И, по мере того, как там, почти у самого горизонта от столба, разделившего мою жизнь на ?до? и ?после?, растекалась по небу гигантская огненная ?шляпка?, я всё яснее и яснее представлял себе то, что может натворить моё детище в будущем. Именно тогда, еле двигая пересохшими от жары и страха губами, я и прошептал ту фразу из ?Бхагавадгиты?, с которой, я знаю, я не расстанусь и в будущем, время от времени напоминая себе, какое же я чудовище. Я стал сильнее природы, но я же и принесу боль и смерть множеству людей также, как и тогда, во время землетрясения, принесла мне она. И, кажется, даже крестик Архангельска уже никогда не сможет спасти меня и сохранить?— от самого же себя. ?Если сияние тысячи Солнц одновременно зажжется в небе, это будет подобно славе Всемогущего… Я стал Смертью, Разрушителем Миров?.Сноски: [1]?— Коктейль мартини был придуман в Сан-Франциско ещё в 1880-х годах. Позже там же были созданы и почти все его разновидности, в том числе названные в честь местных достопримечательностей (например, ?Golden Gate Martini?), а также и многие другие известные алкогольные коктейли. [2]?— Одними из первых к идее ядерного оружия пришли ещё немцы в Третьем Рейхе. Они же разработали способы расщепления урана (в том числе из-за его месторождений произошла аннексия Судетской области у Чехословакии в 1938 году) и создали довольно весомую теоретическую базу для последующего продвижения человечества к атомному оружию. [3]?— Первое в мире испытание технологии ядерного оружия произошло 16 июля 1945 года в штате Нью-Мексико (США), на полигоне Аламогордо, в рамках Манхэттенского проекта. Оно получило название ?Тринити?, что значит ?Троица?, а руководителем его был Дж.Р. Оппенгеймер, профессор физики Калифорнийского университета в Беркли (в Гардарике?— Сан-Франциско). Он же и процитировал во время испытания ту фразу из ?Бхагавадгиты? (одного из базовых текстов индуистской философии, написанного на санскрите), которую говорит Франциско в драббле.