- 9 - (1/1)

- 9 -Утром Чонин ввалился в музыкальный класс с опозданием в две минуты. В одной руке держал сумку, а второй пытался застегнуть пуговицы на рубашке. Ткань липла к мокрым после душа плечам и груди, а с волос капало. Но Чонин прямо смотрел на Чондэ.— Извините за опоздание.Чондэ тут же отвёл глаза, будто увидел нечто откровенно непристойное и постыдное, и жестом велел Чонину сесть рядом с Кёнсу.Чонин торопливо вытянул из сумки тетрадь и принялся застёгивать рубашку обеими руками.— Ты бы хоть вытерся, — шепнул ему Кёнсу. — Рубашка же мокрая и прилипла. Что с рубашкой, что без...— Времени не хватило, — огрызнулся Чонин и отбросил ладонью влажные волосы со лба. Поймал взгляды сидевших слева девушек — они пялились на его грудь, где отчётливо проступали два тёмных пятнышка. Зато Чондэ не пялился. Точнее, демонстративно не смотрел на Чонина вовсе и торчал за преподавательской трибуной. И начал занятие не с издевательств над Чонином — выбрал другую жертву.Чонин отсидел занятие до конца в молчании, обделённый вниманием Чондэ полностью впервые за всё время. И впервые он мог смотреть на Чондэ, не опасаясь, что его взгляд заметят. Они как будто поменялись местами.На занятии по вождению Чондэ оставался таким же холодным и отстранённым. И допекал замечаниями, причём несправедливыми и "на опережение" — буквально за миг до того, как Чонин собирался что-нибудь сделать совершенно правильно.Чонин помрачнел, остановил машину на финишной позиции и полез из салона, размышляя на тему грядущей субботы. Теперь, наверное, приходить к Чондэ уже было незачем. И к лучшему. С другой стороны, Чонин рассчитывал на обычное отношение Чондэ. Чтобы Чондэ относился к нему как к любому другому студенту. Но для Чондэ, очевидно, существовали только крайности. Либо навязчивое внимание, либо демонстративное невнимание.— Ким Чонин.Чонин замер с сумкой в руке, потом медленно повернулся и недоверчиво посмотрел на недовольного Чондэ. Неужели его всё-таки заметили впервые за весь день?— Жду тебя в субботу в восемь.— Но разве...Чондэ даже слушать не стал — просто ушёл, а Чонин остался стоять на месте с растерянным видом.Зато на следующий день всё вернулось к привычному режиму. Чондэ опять мучил Чонина на занятии по вокалу, выводил из себя едкими замечаниями и требовал невозможного, а студенты радостно посмеивались и корчили Чонину рожи — им этот цирк всегда нравился.— Или ты поёшь, или я тебе ставлю низший балл, — пригрозил торчавший за роялем Чондэ.Чонин стоял возле проклятого рояля и стискивал пальцами вырванную из тетради страницу с текстом песни. Две трети этой самой песни уносились выше первой октавы. И для Чонина, который чувствовал себя канатоходцем над пропастью уже на соль первой октавы, это было как смертельный номер в клетке со львами.— И как вы это себе представляете, наставник Ким? — пробормотал он себе под нос, с отчаянием глядя на фа второй октавы. — Можно спеть это на октаву ниже?— Тебе — нельзя. Итак...Чондэ заиграл, и Чонин помрачнел, предвкушая очередной позор. Но, как ни странно, ему удалось спеть всё довольно сносно, пусть и тихо. Только удовлетворить Чондэ это не могло в принципе. Он раздражённо поднялся, шагнул к Чонину и устремил на него сердитый взгляд.— И что это? Ты кого-то напугать боишься? Считаешь, это пение подходит для сцены? То есть, я должен сидеть в пятнадцатом ряду и изо всех сил напрягать слух, чтобы уловить хоть что-то, что ты так тихо шепчешь?Чонин смотрел в ответ уже с нескрываемой злостью. Он пел не особенно громко — верно, но и не настолько тихо, чтобы заслужить подобный выговор.— Представь, что мы на дороге в полдень, на одной из самых оживлённых улиц города. Ты на одной стороне дороги, а я — на другой. И тебе надо сказать мне нечто очень важное так, чтобы я тебя услышал. Начинай петь! Да, без музыки. И меня не волнует, как ты это сделаешь. Вперёд.Чондэ отошёл к окну и демонстративно скрестил на груди руки. Их и впрямь теперь разделяло расстояние, напоминавшее ширину обычной дороги.Чонин машинально облизнул губы, бросил быстрый взгляд на строки с текстом и осторожно начал петь.Чондэ поднёс ладонь к уху и с недоумением пожал плечами. Дескать, что ты там бормочешь?Чонин чуть не смял в руках несчастный лист бумаги, но начал заново. Он тихо пел, а Чондэ решительно двигался к нему, пока не подошёл вплотную и не ткнул коротко кулаком в солнечное сплетение. Это был вовсе не удар, Чондэ просто куда-то надавил так, что строчку Чонин допел на автомате глубоким и громким голосом. И осёкся, поразившись силе собственного звучания.Чондэ перестал надавливать на мышцы в районе солнечного сплетения и убрал руку.— Вот. Это то, что я хочу слышать от тебя. Все ведь слышали? — Чондэ оглянулся на студентов. Те сидели на местах, пребывая в удивлении. Ни они, ни сам Чонин не рассчитывали услышать нечто подобное. Ну уж точно не от Чонина.Даже когда Чонин пел дома один, его голос ни разу не становился настолько сильным и уверенным.— Ничто иное от тебя меня не устроит, запомни это хорошенько. Я хочу слышать именно такое исполнение. И только за него я тебе буду ставить достойные отметки. Можешь сесть.Чонин понуро дополз до места и свалился на стул. Он не слишком-то понимал, что именно произошло, и как так вышло, что его голос прозвучал... Он вообще не предполагал, что в силах звучать вот так вот. Невольно тронул кончиками пальцев место под грудью, куда надавливал минуту назад Чондэ.Дома вечером он попытался спеть с тем же эффектом. Не вышло. Даже если он пытался нажимать примерно так же, как Чондэ на занятии.