1 часть (1/1)

… Мы взяли на поезд плацкартный билет,И с ним по вечерним вокзалам пешком.По ночным горизонтам,По железной дороге, что нам навязал он.Шли долго, непрерывно, но бодро, слушая лёгкий, согревающий шелест летнего ветра и чьи-то приглушенные голоса вдали от шоссе. Может быть, именно поэтому и не расположились отдыхать от дороги быстро, как позавчера?— когда за не очень густым обрывистым лесом показалась неизвестная и не слишком широкая река с каменистым пляжем, побросали огромные рюкзаки почти сразу, и, не сговариваясь, скинули прилипшую к коже одежду у вспененной кромки воды.Она сверху тёплая, снизу?— холодная, а боков у неё нет. И берега тоже не было первые пятнадцать минут, пока оба ныряли с головой почти до дна и расслабленно, безо всякой спешки плыли по волнам, подталкиваемые жарой и свободой. Небо над головами стеклянное, ярко-сизое и открытое, как их души; облака маленькие, редкие, но подвижные, они словно специально направлялись навстречу их собственным мечтам и мыслям.Устроиться решили под ломаной тенью широкой осины, раскинувшей свои многолетние ветки чуть ли не до травы. Богдан, не с первого раза сумевший развести костёр, мурлыкал себе под нос и играл на гитаре что-то незатейливое, но, как и всегда, прилипчивое к слуху; Андрей слушал и резал складным ножом овощи, косясь взглядом во внутренности открытого рюкзака и мысленно прикидывая, сколько ещё они смогут обходиться без набега на магазин?— первый попавшийся, стоит им снова набраться сил и двинуться в путь. За две недели знакомства и общения с Лисевским он понял, что тому совершенно плевать, что он будет есть всё то время, пока они идут до Города?— конечной точки их тяжёлого, но увлекательного маршрута.Зато было не наплевать ему.—?Так до ночи и просидим,?— Андрею было тяжело молчать, в отличие от своего собеседника, из которого нужно было всегда тянуть слово за словом. Впрочем, если это удавалось, Богдан говорил долго, вкрадчиво и интересно, совсем не опережая собственный поток размышлений и плавно переходя от темы к теме. И голос… Такой голос хочется слушать постоянно, обречённо решил несколько дней назад для себя Бабич, и чем дольше они были вместе, тем острее в голову тонкой иглой вклинивалась мысль о том, что это не навсегда.—?Прости,?— Лисевский чуть криво, виновато улыбнулся, невпопад ударил по струнам и потянулся к пачке сигарет, откладывая инструмент на край полотенца. Ему непросто привыкать к тому, что Андрею, как выяснилось, всегда нужен был разговор, беседа, болтовня ни о чём и обо всём одновременно, поэтому мысленно рыскал в сознании то, что мог бы сейчас сказать. В очередной раз лезло на передний план что-то инородное, но личное, и вопрос слетел с губ сам по себе,?— Ты… думал о том, что, когда наконец дойдём, мы друг друга больше и не вспомним?—?Мы что, живём в эпоху палеолита? —?Бабич беззлобно прыснул, не сдерживая смешка, и разлил по жестяным стаканам остатки чая из термоса. —?Можно же созваниваться, переписываться по почте, ?WhatsApp'у?, в конце концов.—?Ты в поезде сказал, что не любишь все эти интернетные примочки,?— у Богдана с детства отличная память, но Андрей, кажется, об этом даже не догадывался. Вряд ли он когда-нибудь узнает, как много запомнил Богдан за эти четырнадцать насыщенных дней и, видимо, уже вряд ли сможет забыть, даже если сильно захочет. Например, какие у Андрея жизнерадостные, по сравнению с самим вечно закрытым и чуть угрюмым Лисевским, глаза. Ярче и счастливее этого пёстрого неба, повидавшего и не таких путников за свой бесконечный век. Или как он умеет улыбаться… Уж лучше бы он этого не видел. А ещё лучше?— не соглашался бы на такую авантюру, в которой надолго застряли оба.—?Знаешь, если я захочу услышать или увидеть тебя вновь, я безо всяких сомнений переступлю через себя,?— твёрдо обронил Андрей спустя нерешительную паузу, смотря Лисевскому прямо в глаза.Богдан тяжело сглотнул, потушил недокуренную сигарету и почти залпом выпил оставшийся чай, через пару секунд снова накрывая чуть подрагивающими пальцами струны на потёртом грифе.-//-Тогда оба мысленно обрадовались, что старый поезд был практически полупустой, и две верхние полки в их купе никто так и не занял. Сообразив, что состав тронулся, а к ним никто не присоединился даже через некоторое время, они синхронно переглянулись и вежливо обменялись именами и рукопожатиями.В ту секунду Андрей невольно подумал, что у людей не бывает подобных оттенков глаз, таких синих, глубоких и будто бы чужеродных, особенно у тех парней, кто носил чёрные штаны в три полоски вместе с олимпийкой. Эти глаза выделялись во всём слишком мягком, небритом лице то ли гопника, то ли просто парня, решившего, что спортивная одежда?— это просто удобно в тяжёлой дороге и не более того. А ещё первую часть пути Богдан читал: Бабич готов был поклясться, что его удивлению не было предела при виде обложки карманной книги ?Иметь или быть?? Эриха Фромма?— известного социолога и психоаналитика, труды которого Андрей уже давно хотел прочесть сам.Сам Лисевский будто бы не замечал беглого, но внимательно рассматривающего его взгляда, а на самом деле строчки перед собственными глазами плыли мимо разума и теряли весь свой смысл. Впервые в жизни книга по философии не цепляла его и не завораживала красотой простых земных вещей, как было всегда. Он почему-то думал о том, что его временный сосед такой же обречённый одиночка, как и он сам, хотя с такой внешностью просто невозможно быть одному. Такому не пристало трястить в душном вагоне, и такого (подобрать определение Лисевский не смог даже с третьего раза) он видел впервые за всю свою не очень-то разнообразную жизнь. Он, как и Богдан, ехал один, не с девушкой (да и кольца на пальце он тоже не приметил, убеждая себя, что посмотрел на эти длинные, аристократичные пальцы именно с этой целью, и не более!), смотрел в окно на раскинувшийся свежим полотном зелёный пейзаж и чему-то улыбался уголками губ.На самом деле Бабич лихорадочно думал, с чего бы начать разговор. Он тогда ещё не знал, что Лисевский не слишком общителен и разговорчив, особенно с незнакомцами, но в ту секунду Богдан ощутил в себе незнакомое ранее любопытство: кто этот парень, куда едет с виду домашний и явно изнеженный железобетонной урбанизацией человек? Поэтому на туманный (из разряда ?лишь бы спросить?) вопрос о книге он отреагировал довольно живо, и беседа о писателе плавно перетекла в жизненные темы. Выпили крепкий чай, поели; Богдан показал свою старушку-гитару, тихо спели что-то из раннего ?ЧИЖа?, а потом, ближе к ночи, Андрей достал и фляжку с коньяком, который наливал прямо в оставшуюся заварку.… Всучив размалёванной и тучной проводнице плитку шоколада, Бабич прислонился к стене в тамбуре, а Лисевский, благодарно кивнув, закурил,?— до очередной остановки он бы просто не выдержал. Андрей был доволен,?— и собой, и происходящим,?— расслаблен и весел, хоть и понимал, что это ненадолго. После нескольких тянущихся часов бурного разговора ему казалось, что он знает Лисевского много лет, и ему впервые за всю свою серую и скучную жизнь (с избитым алгоритмом работа-машина-дом) стало хорошо изнутри. Богдан смотрел прямо в маленькое окошко скрипучих дверей и думал, какой же удивительной порой бывает эта пресловутая, смешная жизнь: у него были и институтские друзья, и близкие, и старый школьный приятель Илья, но почему-то ни с кем из них ему не было так свободно, как с парнем, которого он видел впервые в жизни.Может, во всём виновата безобидная пешка случая. Может, причина была в навязанном поколениями ?эффекте попутчика?. Но оба в ту полуночную минуту понимали, что прощаться на заявленной билетом остановке Богдана будет непросто.—?Зачем тебе туда? —?спросил Андрей, словно прочитав мысли мирно и медленно курящего Богдана. Наверно, он ожидал какой-то типичный, стандартный ответ (?у меня там дела?, ?к бабушке на лето? и прочий бытовой унылый бред), но этот взлохмаченный, вдумчивый парень снова удивил его.—?Я путешествую без цели. Выбрал с закрытыми глазами точку на карте и поехал,?— Лисевский дёрнул плечом и стряхнул пепел в щель створок. —?А тебе зачем в Город? Я слышал о нём, туда многие сваливают. Там и жизнь лучше, и люди приятней. Чёрт знает, короче… Никогда там не был.В голосе Богдана послышались грустные нотки, и всё можно было бы списать на алкоголь, слегка окутавший дымкой тумана мозг Бабича, но он решил, что это связано явно не с тем, что парень только что сказал. Андрей по жизни многое что принимал на свой счёт,?— даже то, что его, по сути, не касалось,?— и он ещё не понимал, насколько же эта мысль чётко попала в цель.—?Хотел бы узнать?Лисевский перевёл взгляд на Андрея, замерев с почти добитым окурком в зубах.—?Ты о чём?—?О Городе. Давай со мной? На следующей остановке сойдём и пойдём туда пешком. Устроишь себе на этот раз путешествие, но уже с явной целью и в хорошей компании,?— речь Бабича сбилась от волнения, от ощущения момента, что у него есть шанс изменить в своей жизни хоть что-то, окрасить её в цветные краски, да ещё и с человеком, в общении с которым не было никаких изъянов.—?Долбанулся, что ли? Ты… ты хоть знаешь, сколько до него километров? Ещё и пешком,?— Лисевский сбился в словах тоже, отбросив фразу как и про маньяка-убийцу, как и ту, что они совсем друг друга не знают. Удивительно, что это было первое, о чём он подумал, как будто бы хотел отпихнуть от себя мысль о том, что хотел бы узнать Андрея получше. Выдать первую попавшуюся в голове не очень умно, но ощущение быстро покрасневших щёк было можно объяснить только так.—?Зато мы сможем увидеть много нового и побывать в таких местах, мимо которых этот поезд проедет, а ты их так и не увидишь,?— Бабич говорил отрывисто и оттого не заметил, как в порыве своей речи взял Богдана за запястье, крепко цепляясь.—?Придурок,?— Лисевский вырвал руку и бросил затушенную папиросу прямо на пол, грубо отстраняя Андрея плечом и скрываясь в глубине узкого коридора.Бабич был готов крыть себя самыми последними словами, и через пару минут уже даже решился пойти и извиниться, но в итоге вернулся в купе лишь через двадцать минут, когда Богдан уже спал, надёжно укрывшись казённым одеялом и отвернувшись лицом к стене.Жаль, что тогда он не знал, что Лисевский вовсе не спал.До своей же остановки.-//-Андрей запомнил, на каком населённом пункте его сосед должен был выходить, поэтому вышел из вагона на перрон маленького железнодорожного вокзала, едва состав дал по тормозам. Выудив из полной пачки первую за эту поездку сигарету, он чуть прищурился и неуверенно затянулся?— привычка покуривать тянется у него с подростковых лет и выпадала на те моменты, когда нутро шло против чего-то.Сейчас он не хотел видеть, как Богдан уходит и пропадает навсегда. Возможно, со стороны он бы смог и посмеяться с себя, но на сей раз, когда он впервые не добился того, чего хотел, было погано. Так было всегда?— крутая машина, отличная работа, реализующиеся амбиции; всё без запинки падало к его ногам, и нашёлся единственный человек, который смог и расположить к себе, и сказать ему ?нет?. А ведь просто нечего было бухать и распускать руки, даже если тебе этого втайне захотелось. Полный провал. Не умеет он себя вести, когда в его жизни происходит что-то новое и жутко цепляющее,?— отец прав.Андрей был зол, хоть и не так остро, как полубессонной ночью. Смотрел на снующих туда-люда людей этим ранним июньским утром пустым взглядом, коротко и неглубоко затягиваясь. Пахло горячей выпечкой, ржавыми масляными рельсами и одиночеством, которое обязательно вернётся к нему надолго, издевательски смеясь, стоит только вернуться в пустое купе.—?Не думал, что ты куришь.Богдан, выплывший откуда-то из-за спины, улыбнулся вбок, чуть сонный, помятый, но чертовски уютный. Андрей вздрогнул, но не отреагировал; он ненавидел это попсовое слово и ненавидел сейчас, прежде всего, себя, поэтому снова отвернулся и наконец докурил сигарету, пряча руки в карманах шорт.—?Ты знаешь, Андрюх,?— Бабич оживился, услышав такое обращение к себе, хоть и старательно не подал виду, и кинул короткий взгляд на парня, мнущегося на одном месте и внезапно протянувшего его же собственный рюкзак. —?Я подумал и решил, что я не против. Всё равно я никогда не побываю в Городе, а так, если ты со мной… в общем, с тобой я готов. Ты, вроде как, хороший парень… Если ты, конечно, на самом деле не дорожный маньяк-убийца, и не изнасилуешь меня в ближайших кустах.Бабич не выдержал и засмеялся в голос, пугая прохожих, а Богдан почувствовал, как его щёки краснеют во второй раз.… Шли долго, непрерывно, но бодро, слушая лёгкий, согревающий шелест летнего ветра и чьи-то приглушенные голоса вдали от здания вокзала.Листья, ветки, шишки, травы.Мы курили.Мы не правы.