Хорошо, папа (1/1)
Ммм…Тепло…Тепло – это хорошо…Это очень хорошо…Надо бы, конечно, уже открыть глаза, но так не хочется… Вот сейчас открою их, а там яркий свет…
Оу…Нет, лучше я еще так полежу.Голова находилась в каком-то шатком состоянии – казалось, что внутрь мозга насыпали песок пополам с английскими булавками, и стоит мне только шевельнуться, как все это придет в движение…Даже стало немного подташнивать от одной только мысли, что сейчас я дернусь, и у меня начнется полноценное похмелье, включая и совершенно непереносимую мигрень.Пока же мне очень хорошо, правда, сильно хочется пить, но вставать я не тороплюсь.Тем более лежу я удобно, причем настолько, что закрадывается сильное подозрение, что я все-таки устроился на чьем-то плече. Судя по тому, что периодически меня мягко приподнимает и опускает, раскачивая эдакими легкими волнами, а где-то поблизости слышатся глубокие вдохи и выдохи, так оно и есть.И я даже могу сказать, кто это.Я помню весь вчерашний день, хотя и выпил порядочно…Да нет, Уильямс, ты нажрался и нажрался капитально, но почему-то мне это не мешает помнить все, что я творил в подобном состоянии.Я нечасто напиваюсь, но даже если это происходит…
Я действительно помню все, а потому очнуться в незнакомом месте, не зная, как добраться домой…
Это явно не про меня.С другой стороны о некоторых своих поступках, а точнее выкрутасах, лучше порой и не вспоминать, а я вот помню и все тут.Я осторожно разлепил веки, ожидая мучительно и издевательски скребущего мозг солнечного света, но, к моему огромному облегчению, окно было закрыто плотными синими шторами, из-за чего в комнате создавалось ощущение призрачного холода.
Впрочем, сейчас это было даже приятно – как глоток ледяной воды или благодатная тишина, прерываемая только чужим дыханием. Я неторопливо повернул голову направо, и перед моим еще немного плывущим взором предстал гордый российский профиль.Сейчас, пока Иван спал, и на губах не блуждала уже ставшая привычной улыбка, его лицо казалось возвышенным и даже немного… величественным, что ли.И это так странно…Обычно такой налет присущ только тем, кто сумел сберечь монархию, но никак не нам, демократам.
Хотя то, что Россия относится к ?нам? - очень и очень спорный вопрос.В этот раз я даже не пытался одернуть себя и просто впитывал куда-то вглубь своей памяти каждую черту, каждую линию – пушистые, чуть подрагивающие ресницы, горбинку носа, щеки с легким румянцем, губы.Губы…Это просто поцелуй, Уильямс, всего один поцелуй. Не больше.Но и не меньше.Иван, словно почувствовав на себе мой внимательный взгляд, начал слабо шевелиться, и я отодвинулся от него, позволив повозиться, попинать ногами одеяло, потянуться…
Россия открыл глаза, несколько секунд глядя в потолок, пытаясь прийти в себя после бурной пьянки и беспробудного сна.У меня вдруг резко начало зудеть запястье, и я принялся яростно чесать руку.- Сильно погрызли? – негромко и чуть скрипуче рассмеялся Иван, по-прежнему смотря куда-то наверх.- Суки, - раздраженным шепотом отозвался я, слегка удивившись тому, с какой непринужденностью произнес это, а Россия снова издал короткий смешок.- С боевым крещением.Он скосил в мою сторону глаза, вновь довольно расплывшись в широкой улыбке, и, похоже, предпринял попытку повернуться ко мне, но тут же его лицо исказилось в полной вселенской боли и скорби гримасе.- Да епрыльный валандай…Нахрен так-то?..Я не понял ни слова, однако уловил то, что Россия явно был опечален тем, что вчера много пил.- Бли-и-и-ин… - простонал Иван, положив себе руку на лоб. – Ну, почему я такой чудак на букву ?м?? Хотел же не вдребадан, но нет…Я только бесшумно вздохнул.- Матьешка… - протянул Россия, а у меня внутри опять что-то стукнуло – он уже второй раз называет меня не так, как обычно, может это значит… - А я ведь нихера не помню. Вот ты помнишь?…ни черта это не значит.Я проглотил какую-то неожиданную горькую дрянь в горле, против воли ощущая разочарование.- Да, - я еще раз вздохнул, пусть уж лучше он услышит мою интерпретацию событий, а не чью-то другую. И раз уж он не помнит…
Ничего не было.Наверно, это к лучшему… К чему еще больше все усложнять?- О, славно как… - оживился Иван. – Значит, ты меня просветишь. Думаю, это будет увлекательнейший рассказец…Да, очень. Но некоторые моменты я все же опущу.- Хорошо. После того, как мы…- Погоди-погоди… Прям так с разбегу и в карьер… Сначала надо вылечиться, человеком себя хотя бы приблизительно почувствовать, а уж потом байки травить. Так что, если тебе несложно, принеси нам рассольчику, ладно?
- Что принести? Что такое… рассольч..? – как его там…- О, это средство номер один, я вон даже припас специально…-Иван чуть ли не мечтательно посмотрел перед собой, словно уже видел этот… Рас… В общем, его. - Короче, вхолодильнике, банка с огурцами стоит открытая – вот она-то и нужна.Я с трудом поборол желание активно помотать головой из стороны в сторону.
Говорит о каком-то… о чем-то, утверждает, что это средство номер один, а в итоге почему-то просит принести банку с огурцами... Логика? Логика ты тут? Нет? Жаль…Ну да ладно.Мне все равно.Я медленно перенес себя в сидячее положение, и хотел было уже встать, как вдруг ощутил резкое головокружение и то, как мое тело буквально рухнуло обратно на нагретую перину и мягкую подушку.Я несколько секунд пытался сообразить что же случилось – ведь не чувствовал же я себя настолько плохо, чтобы падать – и только когда надо мной склонился Россия, я понял, что именно его горячая рука вернула меня назад.Не успев толком выразить свое удивление, я с гулким сердечным эхом в ушах почувствовал теплое прикосновение и, выдохнув, приоткрыл губы.Боже…Мои веки опустились сами собой, и я остался наедине с темнотой и почти гипнотическими движениями, от которых меня сковало по рукам и ногам, что-то шершаво и очень осторожно скользнуло внутрь, и меня парализовало окончательно – должно быть, от неожиданности – мнетак захотелось в этот момент обнять его, прижать ближе, ближе к себе, но тело не слушалось, и мне оставалось только с непонятным отчаянием забирать себе все, что он мне давал – кончик моего языка столкнулся с его, и меня пробрала ощутимая дрожь, а жаркий колотящийся комок в груди вообще выдавал какие-то немыслимые кульбиты.Он отстранился и опустился рядом со мной. Я, тяжело дыша, моргнул и изумленно посмотрел на него – и снова улыбается, но теперь по-другому… Я впервые увидел что-то такое, что заставляло меня болезненно сжиматься изнутри и хотеть только одного – продолжить то, что он начал.И… сколько у него еще оттенков для собственной улыбки?- И вправду помнишь… - тихо-тихо сказал он и добавил уже громче. – Просто хотелосьубедиться в этом наверняка.- Значит, ты…- Да.??????????- И знаешь, что самое парадоксальное, Кум? – он пододвинулся ко мне вплотную, словно ожидая услышать какой-нибудь важный секрет. – Я так и не понял, что все это означает.Медвежонок устало выдохнул.- Ну, серьезно… Мы встречаемся, мы вместе или нет? Все запутанно. Сложно.
Кумадзиро раздраженно зарычал и ударил лапой по обивке дивана.?Он потерся своей мордой о твою – у людей это сигнал к тому, что самец готов к спариванию. И чего здесь сложного??Я поперхнулся.- Нет, у нас это происходит немного не так… Да и не всегда секс к чему-то обязывает… И у нас ничего не было! В общем, нужно время. И чувства, и условности, и…Кум задумчиво склонил голову набок.
?Когда ты так говоришь, все становится действительно запутанным?- Потому что так оно и есть, - кривовато усмехнулся я.
После того, как мы поцеловались еще там, в лесу, Россия сказал, что он сейчас вернется, и тогда мы поедем домой, хотя и не уточнил к кому.
И, правда, вынырнув из озера – и попутно под свист и улюлюканье выиграв спор – он залез в свою машину и жестом показал мне, чтобы я тоже садился.Насквозь сырая одежда неприятно липла к телу, но я, не отрываясь, смотрел на него.Кое-что произошло, не так ли?- А как же другие?- Ниче, все в порядке, доберутся – не в первой же, - со смехом отмахнулся Иван.И все.Мы просто приехали к нему домой, он сказал, чтобы я устраивался поудобней, а сам хотел уйти на диван, аргументируя это тем, что другие спальни очень скоро будут заняты, а некоторые комнаты уже в неприглядном состоянии и находиться в них невозможно – судя по всему, что этот дом достался ему еще со времен СССР. Я отговорил его, и он остался со мной.Второй поцелуй – уже на трезвую голову – тоже ясности не принес.С одной стороны это было даже правильно – все произошло слишком быстро, и надо чуть-чуть повременить с разговором, чтобы лучше осознать происходящее.С другой… Вести себя так непринужденно, как с хорошим приятелем, и никак не возвращаться к тому, что между нами что-то есть, тоже неверно.Нам ведь надо понять, а есть ли это ?что-то? на самом деле, и что будет дальше?А пока…Пусть все идет так, как идет.??????????Отец укрыл плечи чистой тканью и принялся расчесывать мои волосы, что-то напевая себе под нос. Я смотрел в зеркало перед собой, любуясь им – с любым делом папа всегда справлялся так легко, играючи, хотя с возрастом это все чаще наводило меня на мысль, что ему зачастую приходится очень непросто.Между его пальцев, как по волшебству, появились небольшие блестящие ножницы, и он принялся состригать отросшие пряди. Я прикрыл глаза, вслушиваясь в мерное, почти ласковое ?щелк-щелк-щелк?.
Я всегда гордился своими локонами - невероятно похожими на французские - именно они во многом помогали окружающим не путать меня с Фредом, поэтому моим бессменным консультантом в вопросах их здоровья и красоты был папа, и даже стрижку я не доверял никому, кроме него.- Матье, дорогой, ты пользуешься бальзамом?Бальзам специально для своих волос отец делал сам, используя в его приготовлении виноградные косточки, остающиеся после производства вин, а, учитывая наше сходство, это средство было торжественно вручено и мне.- Конечно.- Любопытно, любопытно…- пробормотал отец, перебирая пряди.- Что-то не так? – я обернулся к нему.Франция слегка взъерошил их и улыбнулся мне.- И давно ты пользуешься?- С тех пор, как у меня появилась еще первая бутылочка… - немного озадаченно ответил я, и, вновь переведя взгляд на сверкающую посеребренную поверхность, увидел, как папа мне подмигнул.А?- Я так рад за тебя, - проворковал он, старательно разглаживая мои волосы и вновь потянувшись за расческой. – Быть влюбленным, значит по-настоящему жить.Что?- С чего ты взял? – разве у меня горят глаза, разве кто-то здесь говорил о любви? Причем здесь это вообще?
- Ты пользуешься бальзамом уже не первый год, мой дорогой, - папа ладонью провел по моей голове, и мне сразу стало теплее. – А твои волосы так блестят и вьются, как никогда…Он наклонился, чуть приложив губы к макушке, а я немного смущенно подумал, что они действительно в последнее время стали выглядеть как-то особенно хорошо.- Волосы – это то, что говорит о нас гораздо больше, чем мы сами, и они впитывают в себя все наши чувства, разве ты не знал об этом? Когда нам плохо, они тускнеют, выпадают, когда страшно и тяжело – седеют, когда хорошо – легко расчесываются и становятся ярче… А когда мы влюблены – они светятся вместе с нами от луковицы до самых кончиков.Он наклонился ко мне, удобно устроив подбородок на моем плече.- Любовь – самый лучший бальзам для волос и самое прекрасное лекарство для души, хорошенько запомни это.- Но я не влюблен… - я опустил глаза.Папа немного помолчал, а потом обвил плечи своими руками, и я опять ощутил себя маленьким – такое забытое чувство…- Мальчик мой, не мешай себе стать счастливым, хорошо?Я чуть прикусил губу и положил ладонь на кольцо родных рук.- Хорошо.