Ансуз. (1/1)

Улицы петляют, будто заколдованные, хитрой змейкой извиваются на лице уснувшего города, никак не желая указать путь домой. Мерный перестук шагов замирает на пару мгновений – Зефи останавливается, чтобы перевести дыхание. Затем снова срывается с места и мчится в неизвестном направлении в поисках чего-то, что не ясно даже ему самому. Вдруг плетеная нить переулков Старого Города обрывается, и юноша еле успевает притормозить перед парапетом набережной, тяжело дыша и вцепившись во влажные глыбы, уставившись округлившимися от ужаса глазами вниз, на негостеприимно плещущиеся темные волны.Далеко впереди, на соседнем острове, маячат огоньки Театра современного танца. Туман укрывает темню гладь залива, пряча остров от надоедливых взглядов – словно его и нет вовсе, а там, впереди – лишь бесконечное ледяное море, пестрящее огнями ночных паромов.Зефир дрожит, держась изо всех сил за скользкие камни. Нужно бы повернуть, пойти обратно, но сил нет – и снова чья-то невидимая рука толкает его в спину, заставляя двигаться. Это – самая восточная часть острова, дальше только море. Конечно, есть слабый лучик надежды доплыть до Шеппсхольмена, но такой промозглой январской ночью этот план выглядит слишком уж безнадежным.

С трудом пресекая настойчивое желание податься вперед и нырнуть, Зефи давится слезами. Тут чьи-то тонкие, но крепкие руки обхватывают его за плечи, утаскивая подальше от воды, чей-то до дрожи знакомый бархатный голос горячо шепчет на ухо, что все будет хорошо… И Зефир верит, как маленький ребенок в очередной раз беспрекословно верит этому темлому и родному голосу.

僕は君を信じている

Изящные, тонкие пальцы крепко обхватывают колено и плечо, Зефи трясется, вжимаяся лицом в мягкий пушистый шарф. Интересно, в день их первой встречи Гиа чувствовал себя так же? Брюнет крутится, устраиваясь поудобнее и обхватывая своего спасителя за плечи, щекотно дышит на выглядывающую из-под распушенных ниток светло-молочную кожу шеи.Взгляд падает на крупное, чуть вытянутое вниз красное пятно. Зефир тут же дергается, толкается, пытаясь вырваться из объятий — белокурый юноша, удивленно моргнув, осторожно его опускает, продолжая придерживать за плечо на всякий случай.— Гиа, он опять?Тонкий рот чуть приоткрывается, выпуская в приглушенном вздохе струю теплого воздуха, но мысли упрямо не хотят обрастать словами, и светло-сиреневые от холода губы смыкаются снова.

— Гиацинт? — Опаловые глаза с расширенными зрачками, подцепившие ночью какой-то новый черничный оттенок, пристально, с заметным беспокойством вглядываются в бесцветное выражение лица блондина, пытаясь найти хоть какие-то знаки. Зефи нерешительно протягивает руку, огибая бедро Гиа и проводя ладонью по внутренней стороне с легким нажимом.

Тонкий, режущий уши вскрик. Гиацинт рывком отскакивает в сторону, на прекрасном лице, искаженном гримасой боли, проступают тонкие линии обиды и непонимания. Ноги бессильно подкашиваются, и юноша падает на колени, горячими ладонями оставляя глубокие плавленые отпечатки на снегу.

Зефи, замерев в глупой, неестественной позе, растерянно хлопает глазами. Взгляд мутнеет, наполнившись слезами, и юноша в отчаянии бросается к другу, одной рукой прижимая сгорбившуюся дрожащую фигурку к себе, а второй отряхивая снег с озябших рук и растирая их.— Гиа... Мой бедный маленький Гиа.