1 часть (1/1)

—Дождь начинается.Сюйкунь не смотрит на него, будто бы боится вдруг столкнуться взглядами. Сердце почему-то подскакивает и дрожит, то и дело ухая где-то в висках, так, что он забывает дышать. Он вообще обо всём забывает, когда рядом Сюйси. —Да.Щёки горят от чего-то пробивающегося изнутри, чего-то, чего он очень хочет не помнить. —Пойдём под навес.Здесь порывы ветра уже не так ощутимы, кажется, здесь даже теплее. Или тепло разливается по телу только от присутствия здесь е г о. Так близко. Он приехал только вчера, и Сюйкунь, если честно, боялся снова видеть его, словно старые рисунки или стихи, которые писал ещё в школе. Сердце никак не успокаивается. Чёрт. —Я рад,—произносит Сюйси, облокачиваясь на холодную стенку под большим прозрачным навесом. По стеклу бьют капли, так сильно, что говорить приходится громче. —Чему?—парень поднимает взгляд к небу, затянутому тёмно-серебряными, будто потёртыми тучами.—Тому, что мы встретились. Сюйкунь чувствует, как щёки покалывает от жара. Поверить не может, что слышит от него т а к о е. Раньше он казался недосягаемым. Сейчас Сюйси так близко, что, кажется, стоит только протянуть руку, и он сможет коснуться его. Все со временем меняются, правда ведь? Никто не остается прежним. ***Плечи немного мёрзнут от задувающего со спины ветра. Сюйкунь опускается на край детской горки, не помня, как оказался на площадке. Только что в глазах мелькало от бликов огромной люстры, а в ушах стоял звон бокалов. Здесь тихо. Так тихо, что он слышит каждую свою мысль. От алкоголя их ещё больше, чем обычно. Прохладная поверхность горки будто бы освежает. Что ты собираешься делать дальше, Цай Сюйкунь? Продолжать гоняться за ним по университетам—не вариант. У каждого своя жизнь. Сейчас не время думать о других. Это пройдёт, оставшись приятным воспоминанием о юности, так ведь? Пора забывать о прошлом. Он слышит голоса на дороге рядом, и, глубоко вдохнув, будто стараясь успокоиться, приподнимается. Твою мать.***Жарко. В классе открыты окна. Полупрозрачные легкие занавески покачиваются от слабых порывов ветра, и кажется, будто день никогда не закончится. Солнце стоит высоко. Шумно. —Фу, у тебя руки запотели,—Сюйси смеётся и коленкой отпихивает от себя сидящего рядом, на придвинутом к чужой парте стуле Куна. На стол приземляется брошенный прямо от двери пакет с соком и маковыми булками, и Сычён запрыгивает на парту напротив, глубоко дыша, треплет рубашку, расстегивает верхнюю пуговицу и, опершись на руки, откидывает голову назад. —Завтра вы покупаете,—говорит, и голос будто бы растворяется в горячем воздухе, заполненном тяжелым дыханием. —Мы скидывались поровну, не прибедняйся,—Кун обмахивается рукой, положив голову на стол. Сюйси громко лопает упаковку маковой булки и, повернувшись к окну, подставив лицо слабому, еле ощутимому ветру, прикрыв глаза, откусывает немного. Жарко и беззаботно. Юность всегда ощущается именно так.***Сюйкунь чувствует, как железная сетка давит на ладони, стоит, приложив к ней лоб и зацепившись пальцами, закрыв глаза. Тяжело дышит и старается утихомирить сердцебиение, отдающееся эхом в висках. Он "не создан" для футбола, или, как минимум, не считает, что футбол ему подходит. Сюйси справляется со спортом куда лучше. Пусть он и играет, так? —Ты чего остановился?—раздаётся голос с другого конца площадки, и парень чувствует, как ноги немного дрожат. —Сейчас вернусь!—отвечает он, отрывается от сетки и, подхватив с лавочки полотенце, идёт к трибунам—нескольким рядам стульев рядом с площадкой.Хуан Сюйси. Здесь. И именно поэтому Цай Сюйкунь тоже. При полной незаинтересованности в спорте и тем более футболе. —Не вздумай сожалеть. Никто тебя не заставлял,—произносит себе под нос парень. Он и не думал о сожалении, просто, наверное, нужно было напоминать себе время от времени, почему он здесь оказался. Сетка лязгает от сильного удара мяча, и эхо, зеркаля от стен школы, поднимается в небо. Сюйкунь вытягивает руки, и, откинувшись на спинку трибуны, даёт себе отдохнуть. Сколько он уже на площадке? Четыре часа? Пять? Выматывает. Он слышит отдалённые разговоры Сюйси с друзьями и улыбается. Почему с ним не получается чувствовать себя грустным? "Ты важная часть команды". "Ты важен". Сюйкунь знает, что никогда не сможет стать ему кем-то вроде Куна и Сычёна—другом, близким человеком, кем-то большим, чем игрок его команды. Но быть на его стороне значит быть рядом с ним, и от этого дыхание перехватывает. Сюйси представлялся ему всеобщим идеалом, недосягаемой высотой, хотя тот вовсе не был таким. Он матерился, прогуливал уроки, ссорился с друзьями, периодически пробовал курить, писал контрольные на 47 баллов и злился на учителей, а не на себя. Он не был идеалом, но прекрасно справлялся с этой ролью. Лидер футбольной команды. Красивый. Очень красивый, если быть честным. Его знал почти каждый, и почему-то все говорили о нём как о друге. Он невероятный. —Устал?—Сюйкунь вздрагивает от того, как близко слышит е г о голос. Он и правда устал. Но очень не хотелось бы, чтобы Сюйси считал его слабым или ещё каким.—Всё в порядке, отдыхай. Ты хорошо постарался. Парень приземляется на пластмассовое сиденье рядом. Закидывает голову назад и глубоко вдыхает. Сюйкунь чувствует, как от него пахнет потом и скошенной травой. А ещё каким-то еле уловимым ветром и движением. Или, может, ему только кажется. —Ты куда после школы?Вопрос повисает в воздухе, и Сюйси, задавший его, вполоборота смотрит на парня. —Думаешь, это невежливо?—начинает он, но не успевает закончить. —А ты?—Сюйкунь смотрит на него, прямо в глаза, и зрачки переливаются от волнения.—Куда собираешься поступать?Воздух прохладный, и, кажется, от этого ещё сильнее жжёт щёки. Что ты вообще несёшь, Цай Сюйкунь? Глупости. Юные неусидчивые глупости, вырывающиеся сами собой. —На юриста,—произносит парень, и, пыльной рукой поправив выбившуюся из забранных волос прядь, продолжает.—Я подумал, если всех заставляют туда идти, я захочу сам. Как тебе идея? "Я восхищаюсь тобой". —Думаю, это классно. Ты всегда делаешь что-то подобное, так что, наверное, этого надо было ожидать. В какой-то мере. Сюйси улыбается. А сердце Сюйкуня стучит так быстро, что, кажется, это заметно даже через футболку. У него прекрасная улыбка и светящиеся задором глаза. Он невероятный. Он...—Значит, я такой предсказуемый?—Сюйси кладёт руку ему на плечо. Тепло. Он—тепло.—Нет, просто...Но он не успевает возразить. Парень подскакивает с места, и, встав напротив него, вдруг оказывается на таком расстоянии, что они чувствуют горячее, обжигающее дыхание друг друга. Пальцы Сюйси оказываются на чужих щеках, а зрачки видят, как в глазах напротив переливается закат. Кажется, даже мысли видит. Он медленно проводит грязные симметричные линии, и, убирая руки, почти касается лбом Сюйкуня. Время замирает, и он—единственный, кому оно подчиняется—разворачивается, выбегая на поле, и, махнув парню, застывшему на трибуне, возвращается туда, откуда его голос почти не слышно. Громко бьёт по мячу, вскрикивает от радости, хлопает по спинам друзей и, садясь на траву, смеётся. Сюйкунь глубоко вдыхает, и, закрыв глаза, протяжно хнычет. Щёки горят. Приятно. Он будет беречь этот момент. Всегда будет беречь. ***Грохот надувных бит, бьющихся друг о друга, гул небольшого числа болельщиков, в котором различаются отдельные фразы, свистки судей. Воздух, кажется, переполнен звуками. Сложно слышать даже свои собственные мысли. Да это, если быть честным, и не важно. Сейчас важнее успокоить дрожащие колени, выдающие то, как сильно Сюйкунь не готов к реальному матчу. В прошлом году ему удалось отсидеть на скамейке запасных, но сейчас, когда капитаном команды стал Сюйси, каждый игрок почувствовал себя важным, видимым. Было ли это хорошо? Что ж, наверное, да. —Ты как?—слышит он над ухом. Кун выполнял роль второго капитана команды на каждой тренировке и сейчас тоже. Поддержка сокомандников была необходима, и они вдвоём прекрасно справлялись. —В порядке,—Сюйкунь на секунду перестаёт дрожать, стараясь выглядеть действительно спокойным.—Когда выходим? —Через десять минут. И, похлопав парня по плечу, Кун отходит к другим игрокам. Колени вновь принимаются дрожать, как бы Сюйкунь себя не успокаивал. Спокойно становится только рядом с Сюйси. И он принимается искать парня глазами, пока сердце от волнения и ожидания подпрыгивает в груди. Взгляд падает на Сычёна, который недовольно морщится, пытаясь отвернуться от стоящего напротив него Сюйси. На щеках чужие руки, бережно обхватывающие и аккуратно держащие его. Капитан говорит что-то ободряющее, смотря в глаза, пока парень отмахивается и строит на лице отвращение. В сердце почему-то покалывает, так неприятно, что хочется отвернуться. Но он смотрит. Это ведь светлые чувства, правда? Светлые чувства не приносят боли. Светлые чувства должны оставаться светлыми. Так ведь? Почему же, в таком случае, Сюйкунь чувствует, как внутри всё обрывается и падает? Хочется плакать или кричать, будто бы этим он сможет вернуть то, что у него только что забрали—тот самый момент. Но перед матчем нельзя никого волновать. Он не может ненавидеть Сюйси, не может злиться на него, не может осуждать его поступки. Сюйси не похож на остальных. Этого следовало ожидать. Он прежде всего капитан команды. Он сделал всё как надо. Это ведь светлые чувства, правда? Они тоже могут делать больно. В этом нет ничего удивительного. Сейчас Сюйкунь прекрасно понимал это. —Эй! Готов?—слышит он сквозь свои мысли, и, ловя на себе взгляд улыбающихся, искрящихся глаз Сюйси, вспыхивает снова тем опаляющим огнём, заставляющим бежать и стараться ради команды, ради н е г о. —Да!—Сюйкунь встаёт со скамейки, чувствуя, как сердце готово вырваться и мчаться на поле, только бы не оставаться на месте.—Постараемся! И, получив одобрительную улыбку капитана, дважды шлёпнув себя по щекам, выходит на поле, ощущая рядом команду. Почему-то сейчас это важнее всего. Сейчас он любит футбол, потому что любит Сюйси. ***Из окна в класс задувает мягкий прохладный ветер. Сычён, опершись на руку, откинув голову назад, треплет ворот рубашки, Кун лежит на парте под пробивающимися сквозь занавеску лучами солнца, закрыв глаза. Сюйси раскрывает упаковку маковой булки и, развернувшись к окну, подставляет лицо еле ощутимому ветру. Сюйкунь вполоборота наблюдает за ним. Не может отвести глаз, и, чем дольше смотрит, тем сильнее ощущается близость выпуска. Они оба уже взрослые. Здесь, в небольшом классе, где можно услышать даже шёпот, даже вздох, они, кажется, ближе, чем могут стать когда-либо. Почему-то в груди неприятно тянет. Он знал, что это скоро закончится, но убеждал себя в том, что это не повлияет на них. Самоубеждение иногда неплохо работало. Но не сейчас. Он отворачивается, продолжает шуршать ручкой о бумагу, а Сюйси, не отводя взгляда от футбольного поля за окном, протыкает трубочкой коробку сока. Сожалеет ли он? Ему не о чем сожалеть. Он—свет. Он—единственное, в чём Сюйкунь может быть уверен. ***—Ты не доберёшь баллов на тот же факультет. Попробуй на филологию или журналистику,—Сюйси засовывает руки в карманы, пожимая плечами. Прохладно.—Дай. Он выхватывает из пальцев Куна сигарету, и, приложив её к губам, делает короткую затяжку. Внутри дым перемешивается с недавно выпитым алкоголем. В висках пульсирует. —Хватит тупить,—Сычён толкает его локтем, и парень возвращает сигарету обратно.—Ты хотел найти кого-то, так ищи. Сюйси вскидывает голову к тёмному, сверкающему звёздами небу. Усмехается. В животе отчего-то сворачивается в комок странное сожаление. Он пока не понимает, почему именно. —Не столь важно. Пойдём. Он разворачивается, и, бросив неясный, потерянный взгляд в темноту площадки, слегка вжавшись головой в плечи, идёт обратно. Сюйкунь смотрит ему вслед. Это последний раз, когда они видятся в том возрасте. ***—Я думал, ты даже не помнишь меня. Мы же только в футбольной команде вместе играли,—произносит Сюйкунь громче, чем нужно, стараясь перекричать бьющие по стеклянному навесу капли. И от этих слов сердце щемит. —Да ладно тебе. Он замолкает. Хочется сказать слишком многое, но в голове лишь пройденные, знакомые фразы. —Я вызову такси,—произносит Сюйкунь, ища телефон в кармане.—Пока ураган ещё не слишком сильный. —Думаешь, будет ураган?—спрашивает Сюйси, а руки почему-то тянутся остановить его, выхватить телефон. Не сейчас. Он не может просто уехать. —Да.—Тогда пойдём ко мне. Вокруг них замирает время, и только тяжелые капли продолжают стучать по навесу. —Тут близко. Сюйкунь, глубоко вдохнув, отстранившись от холодной стены, убирает телефон в карман. Кивает. И чувствует, как лицо опаляет желание вновь оказаться рядом. Как можно ближе. ***—Чувствуй себя как дома,—произносит Сюйси, и сердце замирает на мгновение, чтобы осознать, что он такое сказал. —Да, хорошо. Здесь тепло. И правда, чувствуется как дом. А когда в стёкла бьёт ливень, кажется, что ничего более родного не существует. Они тихо разуваются, стряхнув воду с ботинок, и вешают верхнюю одежду на крючки. Здесь тепло. Тепло и слышно звук бьющегося сердца. Сюйси почему-то вспоминает ту ночь после выпускного. Момент, когда он понял, ч е г о вдруг начало не хватать, и вышел из шумного зала на поиски этого. Тогда он подумал, что это глупость, и вернулся. Тогда он, откинувшись на спинку стула, всё думал и думал, не в состоянии прийти к какому-либо выводу. Ему не хотелось терять то, что он уже потерял. И он надеялся когда-нибудь снова найти. Сычён сказал, что это пройдёт. И Сюйси с удовольствием тогда поверил ему, хотя в груди сжалось в комок осознание обратного. —Будешь чай?—ему хочется улыбаться. —Да,—Сюйкунь заправляет выбившуюся влажную челку за уши.—С двумя ложками сахара.—Ты раньше пил без сахара,—произносит Сюйси, не зная, откуда достал это воспоминание. В голове всплывает образ команды за обеденным столом в школе, когда после победы им приносят торт с чаем. Кун тогда порезался пластмассовой вилкой. —Помнишь об этом?—Только что вспомнил, как мы праздновали победу в матче с первокурсниками. Кажется, если подумать, про всех вспомню. Сюйкунь глубоко вдыхает, стараясь заглушить в себе восхищение. Этот парень остаётся таким же невероятным. Ничто не смогло его изменить. Уже больше пяти лет не существует никакой команды, никакого класса, но он продолжает помнить даже такие мелочи. Расстроился бы Сюйкунь раньше, услышав об этом? Может быть. Но сейчас он вглядывается в блестящие жизнью, движением глаза Сюйси, и понимает, что не может отвести взгляд. По стеклу бьют ветер и тяжёлые капли. Кажется, начинается ураган. —Ты прекрасный капитан.—А ты один из лучших игроков. Держи,—он протягивает кружку, и пальцы немного обжигает её теплом. Хочется говорить. Хочется рассказать, как они жили эти несколько лет, не видя друг друга, но, кажется, постоянно помня друг о друге. Но ни Сюйси, ни Сюйкунь, не могут начать этот разговор. За окном сверкает первая молния, и сердце отчего-то наполняется желанием кричать, безрассудно радоваться и творить глупости. Но, Хуан Сюйси, ты уже взрослый. Не подобает вести себя как подросток. Правда ведь?—Я почему-то постоянно думал о тебе после выпускного.Слова отскакивают от стен, так, что непонятно, звучит ли их эхо на самом деле, или им двоим просто кажется.—Почему?—и вопрос звучит глупо. Но бьющая в виски кровь наполняет все смыслом и еле заметным подтекстом. Они оба думали друг о друге после выпускного. Так долго и так много, что уже никогда не смогли бы выкинуть из головы. —Не знаю. То есть не уверен. Я переехал сразу, как закончились экзамены. У меня там появился друг, с которым мы подрабатывали в продуктовом. Первые несколько недель мне снилась школа. Сначала наши соревнования, а потом тренировки и уроки. И я всегда видел тебя со спины, как будто пытался угнаться за тобой. Мне показалось, что это что-то вроде упущенных возможностей. Как будто мы могли бы стать лучшими друзьями, но не стали. Но это ведь не так, да? Потому что дружба ощущалась по-другому… я не уверен. Останешься здесь? Дождь довольно сильный…Сюйкунь кивает. Думать сдержанно не получается. Он будто открыл для себя нечто новое, то, что долго искал. Сейчас перед ним—приоткрытая дверь—Хуан Сюйси, в которого он был влюблен в школе. Удивительной казалась сама их встреча после стольких лет. Но возможность остаться была ?чудом?, то есть удачным стечением обстоятельств, случаем, который поставил их рядом в теплой маленькой кухне и еле заметно в спины подтолкнул друг к другу. —Ты хоть раз хотел оказаться там снова?—спрашивает Сюйси, вновь прерывая комфортное молчание в окружении шума урагана. Правда, от его голоса Сюйкуню еще комфортнее.—На поле. Когда мы тренировались, а потом говорили про будущее, сидя на трибунах. Я почему-то вспоминал именно этот момент.—Может…—он не может заставить себя договорить. Чрезвычайно глупо. И сердце, подскакивающее от каждого взгляда на Сюйси, тоже чрезвычайно глупое. И он сам, потому что позволяет себе думать об этом парне т а к.—Может, этот момент был важен? Я помню, как испачкал тебя. —Я тоже помню…—У тебя щеки горели.Сюйси отчего-то вновь кажется Сюйкуню совсем юным, таким, каким был в тот день. Он все еще помнит. Невероятный.За окном грохочет и будто взрывается гроза. Кажется, стекла вот-вот вылетят. —Можно спросить?—произносит парень слишком тихо, но достаточно громко для того, кто слушает, кто смотрит ему в глаза. —Угу. Спрашивай,—Сюйкунь наклоняется к чашке, пряча за ней вспыхнувшую улыбку. —Я тебе нравился?Чай спускается вниз, согревая изнутри, но щеки, он уверен, пылают. Кажется, будто поднялась температура. Пальцы пульсируют. Сюйси стоит перед ним. Так близко, что их руки почти соприкасаются. Так невероятно близко. И вопрос, который он задал, кажется нереальным, но отчего-то правильным. —Да,—хочется быть серьезным, но улыбка никак не сходит. —А сейчас…—он тянется к рукаву рубашки Сюйкуня, хватаясь за самый край, чувствуя его тепло.—Кажется, да,—сердце сходит с ума.—Тогда…—он сам не понимает, почему оказался так близко. Это, наверное, неприлично. Наверное, нужно было спросить еще раз… Его щеки касается дыхание Сюйкуня, и тут же, спустя мгновение—мягкое прикосновение к губам. Взгляды встречаются. Жар разливается по телу, как алкоголь. Сюйси отстраняется, еле дыша, боясь все испортить, и целует снова. Кажется, ветер сейчас сорвет крышу дома, а молния обязательно ударит именно в эту квартиру. Поцелуи, короткие, но горящие на губах, пьянят. Так, что происходящее кажется выдумкой. В таком случае, оба выдумали одну и ту же историю. И историю ждет хороший конец.