2 (1/1)

Утром все собрались на веранде, измученные бессонной, невыразимо тяжелой ночью. Уснуть в доме, где убили человека, было невозможно. Мирон уже, наверное, в сотый раз что-то объяснял по сотовому полиции. Локимин и Рудбой мрачно ковырялись в тарелках с завтраком. Женя никак не могла взять себя в руки, и у нее все из них валилось. Марику стоило больших усилий скрывать распиравшее его мальчишеское чувство восторга от сопричастности к настоящему расследованию. — Дениса пырнули сзади, удар нанесен профессионально, каким-то особенным острым, тонким и не очень длинным орудием, — закончив разговор, со вздохом сказал Мирон. — Шампур! — вырвалось у Марка.— Оставь шампур в покое, — раздраженно попросила Женя, дернувшись — она как раз яростно протирала шампуры после вчерашнего шашлыка. Мирон добавил:— Никакой не шампур, они говорят — стилет. Возможно, пружинный. Короче, они сейчас сюда припрутся, чтобы его искать, так что быстрее ешьте. — Откуда они могут знать, что стилет, да еще пружинный? Ведь в Денисе ничего не было, — недоверчиво произнесла Женя.— На это указывает характер ранения, так они говорят. Ешьте скорее!— Ну, конечно, сейчас самое разумное — подавиться завтраком нам всем сразу! Чтоб трупов прибавилось?— Ешьте скорее! — механически повторил Мирон, ушедший в свои мысли и напрочь лишившийся способности воспринимать здравые доводы. Впрочем, при виде следователя такая способность на время пропала абсолютно у всех. Следователь Трущев оказался казаком. В черкеске с серебряными газырями, кубанке с алым верхом и с такими шикарными усами, словно товарищ полжизни трепетно готовился к кастингу на роль Тараса Бульбы, коий он бы не прошел по причине слишком несерьезного для Бульбы возраста. Следователь приехал в сопровождении нескольких оперативников, которых разослал по всему дому и саду, велев им искать тонкий и острый предмет из стали. Всех свидетелей попросил собраться в самой большой комнате, усадил вокруг стола, сел сам, поставил перед собой ноутбук и приступил к допросу. Первый вопрос был задан приятным, доброжелательным тоном, причем в голосе Трущева явственно слышался живой человеческий интерес:— Ну, поштенные, побалакаем? А шо, завчора уж тута цельная громада накирдячилась?Все дружно вытаращили на него глаза. Марик издал звук, как будто чем-то поперхнулся, Рудбой застыл с сигаретой в одной руке и зажигалкой в другой. Мирон и Локимин с непроницаемым выражением, не мигая смотрели на следователя. На вопрос никто не ответил.— Завчора уж тута цельная громада накирдячилась? — терпеливо повторил Трущев.— Да что ж это значит? — не выдержал Марик. Кажется, это было его первое столкновение с миром кубанской балачки. — Думаю, он спрашивает, сколько нас было, — неуверенно предположил Рудбой.— Ну, — с благодарностью кивнув Ване, подтвердил следователь. — Скока станичников было-т?— Двенадцать, — вежливо ответил Рома.— Хто таки?С трудом продираясь сквозь форму задаваемых вопросов, вся компания старалась вникнуть в их суть, чтобы удовлетворить любопытство следователя. Без особых проблем удалось довести до его сведения не только общее количество присутствовавших в момент убийства, но и степень их знакомства с Рощевым. Следователь все старательно вбивал двумя пальцами в ноутбук. Мирон, глядя на следователя, предложил: — Может, каждый из нас по очереди расскажет, что он запомнил?— Я — ноги, — не задумываясь, выпалил Марик. — Я помню только ноги.— Нохи? — заинтересовался Трущев, отрываясь от ноута. — Шо за нохи?Марик недоуменно смотрел на него, не понимая смысла вопроса. Даже про сигарету в руках позабыл.— Ну… человеческие. Чистые. — Ты не балабокай. Шо с нохами-то? — категорически прозвучал вопрос дотошного следователя.Марик был окончательно сбит с толку.— Бля, да откуда мне знать, что с ногами? Нормально всё, у всех здоровы. Кажется. — Марик, ради бога, перестань! — не выдержала Женя.Следователь, видимо, обладал ангельским терпением.— Тильки нохи бачив? — спросил он. — А тулово — нет?— Нет! — поспешно подтвердил Марик. — Нохи был под лампа, а тулово нет. Похоже, балачка оказалась заразной и передавалась воздушно-капельным путем. Женя попыталась призвать Марка к порядку:— Марк, ну прекрати! Темно было, и тулово не видно… Блин, да скажите же кто-нибудь на русском!!!— Может, просто покажем? — предложил Рома, вставая с места.Они предъявили следователю лампу, которую тот обозвал каганцом и совершенно логично потребовал от компании воспроизвести — по возможности точно — обстановку роковой ночи. Следствие переместилось на веранду, где расставили стулья и кресла так же, как и минувшим вечером. После непродолжительной дискуссии всем удалось довольно точно установить, кто где тогда сидел.Перед Ваниными глазами совершенно отчетливо предстали ноги в кроссовках и он рискнул высказать свое мнение:— Порчи и Рестора мы спокойно можем исключить из числа подозреваемых. Они сидели в креслах и весь вечер разговаривали. Я собственными глазами видел.— А сам ходыв?— Ясное дело, тоже ходил тудой-сюдой, бля… Туда-сюда, то есть. За сигаретами ходил, пиво приносил несколько раз, заканчивалось быстро… Но всякий раз, возвращаясь на место, я видел ноги Порчи и Сани. Они с места не вставали. Остальные же сновали туда-сюда, подходили друг к другу, только Порчи и Рестор ни на минуту не покидали своих мест, что единогласно подтвердили все. Дотошно изучая топографию, Трущев проверил ее в деталях, в том числе и возможность совершения убийства Рестором, не вставая с места. Несколько весьма добросовестных попыток убедили его в том, что это невозможно. Тем более не мог совершить убийства, не вставая с места, Порчи, который сидел еще дальше от Дениса. И в самом деле, этих двух можно было смело исключить. Если исключить еще и самого несчастного Рощева, оставалось девять человек, среди которых и следовало искать убийцу. Разве что какой посторонний…Постороннего нельзя было исключить. В темноте и общей суматохе вчерашнего вечера и в сад, и на террасу могли совершенно спокойно войти банда террористов, и никто бы их не заметил. Вот только зачем этим террористам понадобилось убивать именно Рощева? В станицу он приехал первый раз в жизни четыре дня назад и все эти дни провел дома в обнимку с алкоголем, так что просто не успел никому ничего сделать плохого. Убили по ошибке?Следователь, направив на всех сразу внимательный, изучающий и даже подозрительный взгляд, попытался выяснить, чем и когда именно каждый занимался. Громадные усилия, потраченные им на это, оказались, к сожалению, совершенно бесплодными. Трущев задумался и выдал следующий вопрос:— То може сварка якась была, або бийка? — Во дает! — вырвалось у Марика. Он не сводил восхищенного взгляда со следователя, восторженно ловил каждое его слово, с нетерпением ожидая каждого нового вопроса, и откровенно наслаждался его формой, пропуская содержание мимо ушей.— Марк, помолчи, пожалуйста! — одернула его Женя, которую, напротив, очень волновало содержание.Следователь внимательно посмотрел на Женю, лихо подкрутил усы. Женя густо покраснела.— Сварка. Была? Ну и скрывать было глупо, так что Трущев узнал, что да, сварка таки была. Пьяный Денис скандалил, говорил Мирону о неосторожности. Что Денис имел в виду, никто не имел ни малейшего понятия. По всей вероятности, злополучный инцидент оказался единственной добычей следователя, и он сообщил, что на завтра назначает проведение следственного эксперимента. Надлежит воссоздать обстановку, максимально приближенную к роковой ночи, для чего в станицу приглашаются все лица, присутствовавшие накануне. Мирона чуть удар не хватил.Отдав необходимые распоряжения, следователь благоговейно надел кубанку, сунул ноут под мышку и удалился, прихватив свою “брыхаду” и килограмма три острых металлических предметов (в том числе портновские ножницы и стальной метр), чтобы проверить, не подходит ли что к Денису. Стилета никакого не нашли.В доме наконец-то воцарилось относительное спокойствие. Пришибленные избытком впечатлений гости разбрелись по углам и тактично делали вид, что занимаются своими делами. Надо было передохнуть и набраться сил для предстоящего на следующий день сомнительного развлечения.Мирон мрачно сказал: если будут звонить — его нет дома и, когда вернется, неизвестно. Мол, они с Ваней пойдут займутся полезным делом, уничтожат траву под деревьями, физический труд успокаивает и всё такое. Впрочем, это почти соответствовало правде, потому что Мирон на пару с Ваней удалились в самый дальний угол сада, спрятавшись от зорких глаз Жени в зарослях высоченной крапивы, и там вдвоем, усевшись на сложенные доски, занялись уничтожением принесенной с собой травы. Кто сказал, что это не оказывает благотворное воздействие на психику?... Рудбой щелкнул зажигалкой и раздраженно сказал:— Блядь, ну и кто мог это сделать? Кому Денис мешал? Ни с хуя, что ль, человека закололи?Мирон задержал дым в легких, выдохнул и задумчиво произнес:— Он что-то знал. Как приехал, только об этом и говорил, все время порывался мне что-то сообщить.— И что это могло быть? — Ваня затянулся своим косяком. — Я кретин, — невпопад ответил Мирон. — Слова не дал ему сказать, отмахивался, думал, будет нести пьяную ебанину… Времени у меня, блядь, не нашлось! — Да перестань ты себя казнить, кто же знал? И, в конце концов, ведь он же действительно не просыхал.— А теперь он уже ничего не скажет…— Ясное дело, не скажет… А кому Денис собирался еще об этом сообщить?— Кому еще?— Ну да, какому-то ?ему?. Помнишь, он кричал: ?И ему тоже скажу!?— А и в самом деле… Дай зажигалку. Так кому же?— А мне откуда знать? Я тебя спрашиваю. Думал, ты догадаешься… Может, Ромке?.. А что с письмом?— Не нашел, — с тяжким вздохом ответил Мирон. — Все папки перерыл в почте, корзину перетряхнул… — Как ты думаешь, это кто-то из нас или посторонний?Мирон аж закашлялся:— Как это из нас? Ты, что ли?— Ебнулся? Почему именно я?— Я уверен, что это не я. Ну, и не ты. Наверное. Порчи и Рестор отпадают, ты сам говорил… Кто тогда? Женя? Ромка? Марик?! Мамай? Рикка?— Остается еще СД. И Храмов. Они почему не счет? Мирон тщательно затушил окурок в землю, немного помолчал, потом сказал:— Я пытаюсь мыслить логично. С ними Дениса точно ничего не связывало… Блядь, ну-ка вали нахуй! Под травой Рудбой даже обидеться не смог, просто вяло удивился: — Но почему вдруг? Прямо сейчас? И куда мне деваться?— Пошла отсюда, не хватает еще, чтоб ужалили! — Мирон прогнал осу, собирающуюся усесться ему на ногу. — Я думал, ты меня послал… Хоть бы паузы делал, когда меняешь собеседников!— Ну ты что, это я осе. С моими гостями я пока что так не обращаюсь…— … хотя, может, и следовало бы. Вернувшись в дом, Мирон с Ваней вцепились в Рому, но тот клятвенно утверждал, что не имеет ни малейшего понятия о чем там Денис собирался поговорить с Мироном. Для него самого приезд Рощева оказался полной неожиданностью. Услышавший разговор Марк оказался гораздо полезнее. — Я вспомнил, — неуверенно сказал он, явно решая, говорить или нет, — хуй его знает, относится ли это к делу... Я месяца два назад видел Дениса в кофейне, недалеко от офиса, в обществе какого-то чернявого парня, в красной толстовке. — Какого еще? — Да не знаю. Они оба сильно перебрали, никакущие, пьяные в жопу. Стояли на улице и пытались поймать такси. Чернявый так чувак, на пакистанца похож. Они с Денисом еще остановили курьера пиццы и пытались его уговорить развезти их по домам. Потом все-таки поймали такси. Я потому и запомнил их, что уж очень ржачно было наблюдать за ними… Я даже на телефон снять хотел, да он у меня разряжен был. — Думаешь, тот тип в красной толстовке может быть причастен? — нахмурилась Женя. Рома мрачно ответил:— Пока мы этого не знаем. А вам больше ничего не приходит в голову?— Что касается меня, то я вообще не желаю ничего общего иметь с такими делами, — нервно заявила Женя. — Я терпеть не могу преступлений! Я ничего не знаю и не желаю знать!Мирон о чем-то напряженно думал, потом сказал: — Парень в красной толстовке может быть вообще ни при чем. По пьянке Денис мог с кем угодно тусоваться, тем более в Питере дело было… Сейчас нам это ничего не дает. Блядь, и завтра еще это эксперимент, опять этот адище?! Ведь все равно никто ничего не помнит… — Они, наверное, надеются, что если точь-в-точь повторить обстановку вчерашнего вечера, преступник клюнет и сделает то же самое еще раз, а они его схватят, — высказал предположение Марк.— Марк, не неси чепухи! — нервно бросила Женя. — Значит, будем так же бухать. Пива еще полно.