1 часть (1/1)

Мы шли, будучи еле способными рассмотреть, что нас ждёт впереди. Белесый ядовитый дым застилал дорогу, не было видно ям, камней вокруг, только дым и чёрная пыль. За неделю ни одной встречи с живым человеком, ни одной вести о состоянии мира. Сколько ещё осталось в живых, мы не знали. Не знаю, как я и Николь сами до сих пор остались живы. И сейчас мы еле волочились по чёрной, выгоревшей земле. Полгода назад мир стал чёрно-белым как на старых фотографиях: земля, и всё окружающее её?— угольно-чёрным, а небо и свет?— ослепительно белыми. Воздух был отравлен, а почва подверглась страшной коррозии. За полгода на земле умерло всё живое, кроме людей. Ведь только мы были разумными, чтобы дышать через противогаз, и носить скафандры, чтобы выжить.За прошедшие месяцы я твёрдо усвоила правила с агитационных плакатов в бункере: ?Хочешь дышать?— носи противогаз! Хочешь жить?— носи скафандр?. Жизнь без этих двух средств защиты являлась невозможной. За полгода мы с сестрой научились даже спать в неудобном обмундировании. Костюмы защиты были выполнены из странного скользкого тёмно-серого материала уже не мешали двигаться и спасали не раз нам жизнь во время газовых атак. Внутри скафандра был экзо-скелет, защищающий от травм. При помощи силиконовой полосы вокруг лица к скафандру крепился противогаз.Усталость перестала быть чем-то необычным: она присутствовала с нами постоянно. Ходить и дышать в скафандре это способ сохранить жизнь на неопределённый срок времени, но в то же время большая пытка для организма. Кожа сильно портилась: сначала она покрылась высыпаниями, покраснениями, потом посинела, а потом и вовсе начала чернеть, покрываясь морщинами, от недостатка кислорода, витаминов и влаги. От радиации и ультрафиолетовых лучей выпадали и нещадно седели волосы. А кости становились хрупкими. Зачастую жизнь с таким существованием становилась бессмысленной для людей, которые выжили.Нам с сестрой даже двадцати ещё нет, а внешне мы уже напоминали старух из южно-африканских стран. Скафандры, похожие на клоунские комбинезоны, скрывали под собой отощавшие постаревшие грязные тела в заношенных до дыр одеждах. Средства защиты не пропускали ядовитые пары воздуха, не давали получить ту дозу радиации, которая находилась в нём.Со временем даже в бункере стало находиться опасно без защиты. Вентиляционные фильтры не были настолько сильными, чтобы убрать все яды из воздуха, пытавшийся заменить их мужчина, умер от сильнейшей радиации и химических ожогов тут же. Бункер номер С36ХY был нашим пристанищем на первое время, там мы помогали с избавлением от трупов и заготовкой фильтров для противогазов. Люди, живущие с нами бок о бок, не переносили таких условий жизни, кончали жизнь самоубийством.?Уж лучше быть старухой в двадцать лет, чем умереть?,?— поговаривала миссис Марлен, когда мы бросали ещё один труп на безжизненную землю. Тело почти сразу превращалось в чёрный пепел, рассыпаясь на наших глазах. После этого я усвоила это правило на весь остаток своей жизни: не снимай противогаз и скафандр.Мы шли по чёрному глубокому оврагу, оставшемуся от взрыва ядерного оружия. Земля здесь давно стала безжизненной, под нашими ногами вздымались чёрные клубы пыли. Сама земля, состоящая из комков, превращалась в песок под нашими ногами. После случившегося земля покрылась гигантскими рытвинами, ямами, оврагами от взрывов. Полгода назад жизнь стремительно покидала эти земли, тут всё было объято огнём, грибовидные взрывы вырастали и таяли на каждом акре земли.Сухая безжизненная обожжённая земля превращалась в песок под ногами; в тяжёлых ботинках скафандра мы еле передвигали ногами, шагая уже неделю под палящим солнцем. Дым совсем не скрывал солнечных лучей. Во рту давно пересохло от жажды. Воспоминание о воде растворилось неделю назад, с собой у нас был только бутылёк огуречного сока.Мой язык давно потрескался от жажды и стал коричневым, говорить я могла с трудом, язык постоянно прилипал к зубам и нёбу от своей сухости. С сестрой мы научились общаться жестами.Я не спала уже третьи сутки, тело ломило от усталости. На перевалах я только лежала, будучи неспособной закрыть глаз: переутомление мешает спокойно уснуть. Однажды мы возвращались с сестрой в бункер, но вместо этого обнаружили только дыру в земле размером с футбольное поле. С тех пор вопросы о жизни и смерти переполняли мою голову.Зачем я живу?.. На этой бесплодной земле? Я уже никогда не увижу ни море, ни траву… Никогда… Зачем я живу?Сестра одёрнула меня за рукав скафандра, я кое-как остановилась и обернулась. Николь была измотана не меньше меня, ей было пятнадцать, разница в возрасте у нас три года. Светло-русые волосы моей сестры стали седыми, значительно выпали, сильно обнажив её лоб и виски. Скудные редкие пряди от остатков волос были заплетены в косу и спрятаны под скафандром. Глаза утратили былой тёмно-серый блеск, радужки у Николь почти побелели, она шла за мной, держа за руку.Глядя на Николь, я постоянно начинала нас сравнивать: кому досталось больше от этой войны? Кто сильнее пострадал, кто больше заслужил? Это мама нас никогда не сравнивала, но мамы больше нет. И осталась за старшую только я.Сейчас Николь была наполнена страхом, её глаза совсем затянулись бельмом, растрескавшиеся губы жадно втягивали в себя воздух, сквозь скафандр я почувствовала, как сестру трясет.Николь села на землю по-турецки, а потом и вовсе упала. Я стояла рядом, ощущая, как солнце жарит мой затылок, а кончики пальцев неожиданно похолодели: хотя я и привыкла постоянно видеть смерть. Люди умирали ежеминутно, и смерть постоянно была рядом.Николь.Мне показалось, что я позвала её вслух, но её имя причиняло нестерпимую боль во рту. Язык почти не двигался: присох к нёбу намертво.Николь.—?Нх…ь… —?удаётся выговорить мне, я щурюсь от боли и железистого привкуса крови во рту.Кое-как сажусь рядом на корточки и кладу руку на плечо Николь, сквозь жёсткий материал скафандра я чувствую тяжёлый наплечник её защитного одеяния. Николь сильно похудела, под материалом и наплечником я чувствую лишь пустоту и касаюсь живота сестры. Неожиданная твёрдость тела превращается в пустоту, глаза Николь закрыты. Сухие белые губы раскрыты, но она не дышит, иначе стекло её скафандра покрывалось бы тонким слоем испарины. -Нх… —?удаётся прохрипеть мне, от долгого молчания мой голос казался скрипучим и железным, я слышала себя настоящую только при внутреннем монологе. И эти звуки издавала явно не я. Я поднимаю голову сестры в шлеме и противогазе, как голова сестры отсоединяется от тела… Я замечаю, как изнутри её фильтр начал сереть. Радиация проникла под скафандр.Я с ужасом падаю и пячусь назад, глядя на отпавшую голову, лежащую недалеко от её тела. Ядовитый воздух, проникающий в шлем и противогаз, превращает остатки моей сестры в пепел за секунды. Я не свожу с неё глаз. Николь.Смерть пришла слишком быстро. За ней, за Николь. А не за мной. Я поднимаю голову к небу, пытаясь сдержать слёзы. Николь, прости. Прости, что я не скажу никогда этого вслух.Я села, прижав коленки к груди. Мой скафандр был достаточно большим и неудобным, я уткнулась носом между коленей, ощущая себя самой слабой на этой планете, хоть и ещё живой. Даже средства защиты не способны дать тебе гарантий на жизнь. Стоит только неполностью вставить фильтр. Мне нужно идти дальше, как можно дальше… Я подползла к опустевшему скафандру Николь и сняла с её плеч твёрдый рюкзак, где мы носили чистые фильтры и жидкость для фильтров. Я быстро запихиваю всё необходимое в свой рюкзак, большой и массивный, очень неудобный: он выполнен из твёрдого материала и постоянно заставляет держать спину прямо. Я глотаю комки боли в горле. Кожа слизистых давно высохла и рвётся с лёгкостью, оставляя гематомы. Прощай, Николь.Заставляю себя подняться и идти ещё хотя бы сколько-то, пока у меня есть возможность двигаться. Стараюсь шагать быстро и дышать медленно. Дерьмовая затея, но я не хочу оставаться с местом смерти сестры, с которой постоянно себя сравнивала. Я постоянно оборачиваюсь, глядя на её пустой скафандр, оборачиваюсь до тех пор, пока опустевший скафандр не исчез из виду, и только тогда сбавляю шаг.Останавливаюсь перед высокой чёрной стеной из такой же безжизненной земли. Мне нужно подняться наверх. Я даю себе передышку, сажусь на камень и достаю фильтр. У меня есть три секунды. Первая, чтобы задержать дыхание, вторая?— снять фильтр, третья?— чтобы надеть новый. Я делаю последний глубокий и очень осторожный вдох. Такая жизнь сделала меня совсем нечувствительной к запахам и прикосновениям, новым краскам и вкусам. Я распаковываю новый фильтр, моментально сдёргиваю старый и надеваю новый. Движение, дарящее тебе жизнь на следующие три недели, бесценно: ты научишься проворачивать его на автомате и с такой безупречностью, что даже страшно представить. От этого движения зависит твоя жизнь… И именно поэтому смена фильтра имеет безупречный алгоритм выполнения. Я вдыхаю свежий воздух через новый фильтр, наслаждаюсь. Дышать можно без раздумий глубоко, я чувствую, как воздух, очищенный фильтром, внедряется в меня, даёт какую-то надежду на жизнь.Надо ползти вверх. Я оцениваю масштаб затрат своих сил, придётся высоко подниматься, и подъём наверняка займёт у меня весь день. Эти камни скользят под ногами, превращаются в пыль, а у меня даже нет ничего из подручных средств. Я подхожу к самому изножью подъёма и начинаю медленно карабкаться вверх, цепляясь за какие-то уступы: лживые или твёрдые. Чёрные комки безжизненной земли превращались в пыль под руками, я бесконечно соскальзывала вниз, за три часа моих стараний я сумела добраться до середины и нащупать неплохой выступ под пыльной землёй для перевала. Выступ был твёрдым, более того, он не собирался обрушиваться подо мной. У меня есть пять минут на отдых. Стекло моего противогаза покрыто чёрной пылью, сбрызгиваю поверхность жидкость для фильтра, как грязь разъедает.С выступа открывался вид на безжизненную гигантскую рытвину, по которой гуляли бесцветные и белые облака ядовитого дыма. Одно было мягким, пронизывающим насквозь, а другое?— густым и непросветным, охватывающим своей массой. Облака слетелись в одно целое, создав сначала смерч малых размеров, а потом и вовсе взорвались. Вот они, природные явления нашего современного мира: смерчи, взрывы, чёрная пустыня и белое небо, сплошь покрытое ядовитыми облаками.Я сделала выдох и поползла наверх, стараясь не обращать внимание на забившиеся мышцы. Ползти стало тяжелее: мешал рюкзак, который я не могла выбросить, да и угол подъёма стал гораздо круче прежнего. Неудачно поставив ногу на проверенный выступ, я ощутила, как он превратился в пыль. Тяжесть моего забитого до отвала рюкзака потащила меня вниз, я больно ударилась подбородком о выступ и полетела вниз, беззвучно закричав. Падать с высоты десять метров почти на свои две никому не хотелось. Лишь бы не разбилось стекло противогаза. Я закрываю лицо руками и пытаюсь сгруппироваться. На выступе, который я для себя сочла перевалом, я подлетела и упала вниз, больно шмякнувшись на живот.Такой боли я ещё давно не испытывала, ощущая, как из моих лёгких вышибло весь воздух. Твёрдый каркас скафандра под скользкой материей защищал внутренние от переломов в случае чего. И сейчас я кое-как перевернулась, ощущая тупую боль во всём теле. Противогаз был целым, и я облегчённо выдохнула, глядя на белое облако ядовитого дыма, нависшего надо мной. Нельзя боли давать верх, иначе она превратится в самое опасное оружие против меня самой.Мне удалось сесть, а потом и встать, беззвучно скуля и щурясь от боли разорванного языка и растрескавшихся губ. Я смотрю на место, откуда я упала. Сейчас там висело облако чёрной пыли, я тихо выдохнула и стала ждать, пока облако рассеется. Потому что мой первый маршрут был удачным, и я попробую покорить его снова.Вторая попытка далась тяжелее первой, несмотря на то, что я уже знала, куда ставить руки и ноги, как правильно цепляться за выступы. Дышать мне было тяжелее, да и тело ныло от того, что я заставляла себя жить… Ближе к верхушке твёрдых выступов в земле оказывалось всё больше и больше, я думала, что мне это снится. Каждое моё движение, каждый толчок, поднимали меня вверх. Ещё пара метров до края, и я одолею это препятствие. Ещё пара метров… Я смогу. Так я никогда не увижу больше скафандр от Николь.Стоило мне подняться наверх, выбраться, посмотреть перед собой в неожиданно нависший мрак, я остановилась как вкопанная, перестав дышать. Воздух вышибло из лёгких. Метрах в пятидесяти от меня оказалась ещё одна гигантская стена высотой метров двадцать. Солнечные лучи едва просвечивали из-за края той пропасти.Это что, какое-то издевательство? В этой рытвине воздух был холодный, земля дымилась, из-под пыльного слоя выходили бледно-голубые облака густого дыма. Я шла с осторожностью, приближаясь к стене и высматривая все возможные способы выхода отсюда ещё, помимо подъёма по этой стене. Не полезу же я на скалу, которая находится под углом в девяносто градусов. Тут земля уже не была чёрной, а тёмно-серой, где-то коричневатой, она не рассыпалась в пепел, чёрную пыль. Я не видела ещё такой земли за полгода своей жизни.Я взяла в руки крупный камень и сжала его слегка в ладонях. Обычной жжёной земле достаточно лёгкого прикосновения, чтобы она превратилась в пыль. Но этот рассыпался лишь частично, потеряв верхний слой густой и крупной пыли. В ладонях у меня лежал странный обломок, отдающий мутным блеском. Пришлось достать из рюкзака жидкость для фильтров и сбрызнуть ею слегка обломок. Жидкость разъела грязь, оставляя передо мной кусочек чего-то блестящего. Холодный блеск как у ножа или нового фильтра. Что если это нож?..Попытка?— не пытка. Придётся пожертвовать одним фильтром, чтобы очистить этот обломок от окаменелости и узнать, что это. Вскрыв упаковку одного фильтра, я разбила его о камень и достала содержимое фильтра и начала растирать им обломок. Грязь и окаменелости отваливались кусками от предмета в моей руке. Нож. Швейцарский нож. Вот это находка!Я почувствовала, что я улыбаюсь. Улыбаюсь впервые за последние полгода, и как тяжело далось это сделать моему лицу?— я не улыбалась очень давно. И швейцарский нож блестел в моих руках. Как он только не окислился в таких условиях, из чего он сделан?.. Почему остался целым?.. Эти вопросы мучили меня, пока я рассматривала ножик, пыталась понять, чей он, кому принадлежит. Нож не давал никаких ответов, кроме того, что имел красно-коричневую рукоять, куда складывались все приспособления швейцарского ножа.Пока я провела время за чисткой ножа, его изучением, на улице стемнело. Белые облака ядовитого пара скользили по воздуху, и без того опасного… Тёмно-серое небо нависло над каменной стеной странного происхождения, а я расположилась между камней, положив нож в ладони в перчатках. Нож, заточенный в камень. Целый и настоящий в этом кошмарном мире…Я не заметила, как уснула, сжимая в руке швейцарский нож. Усталость и какое-то странное ощущение тела заставило меня свалиться и уснуть, уснуть так, как я ещё никогда не спала. Крепко. Без кошмарного сна.Утро выдалось прохладным. Я давно не ощущала прохлады в воздухе, только жар. В этой рытвине воздух был прохладным, и это меня удивляло. Сквозь скафандр я впервые почувствовала холод и подумала, что коченею. За последние полгода от окоченения ещё никто не умирал, все умирали от бактериологического и химического оружия. Я буду первой за это время, кто умрёт от окоченения. Но этого не происходило, моё тело будто накачивали жизнью. Лёгкие раскрывались заново, а мышцы наполнялись энергией. Сама я почувствовала жизненный тонус.Это последняя стадия переутомления, расслабься, ты скоро умрёшь,?— убеждала я себя. Но смерть пришла бы быстрее, чем я подумала об этом. Она не думала даже, играя со мной какую-то злую шутку. Я нахмурилась. Нахмурилась на все странности сегодняшнего утра: я проявляла эмоции, хотя это было больно. Нож не приснился мне, и я действительно сжимала его в ладони. Смерть унесла безжалостно Николь, но не торопилась забирать меня. Я села и осмотрелась вокруг себя. Со скалы ползло облако бледно-голубого дыма, с ужасом думала о том, что мне лучше бежать отсюда. Но куда?.. Я в ловушке. В ловушке.Небо приобрело тёмно-серый оттенок, покрывшись странными облаками. По моей спине поползли медленные и противные мурашки. Неужели на том, что случилось, ещё не успокоились? Сильнейший порыв ветра заставил облака бежать по небу быстрее, а ядовитый дыма неожиданно растворился в воздухе, заканчивая своё существование крохотными спиральками и кольцами. Я вздрогнула, поёжившись и сглотнула, ощущая острую боль, будто проглотила свою находку в раскрытом виде.Как там нужно креститься?.. Это конец. Конец всему. И я должна принять его, смириться с действительностью. Я умру. Облака становились всё больше и рычали, я не могла оторвать глаз от неба, ступней?— от земли. Настолько сильно испугалась.Неожиданно всё замерло и затихло. Только бледно-голубой дым продолжал ползти по отвесной стене и стелиться по земле. Всё неожиданно стало почти чёрным, я стояла, сжимая в руке швейцарский нож. Бесполезный нож.Ярость и страх смерти захлестнули меня с такой силой, что я бросила нож в разверзшееся ядовитое небо, как прямо в него ударила молния и тут же ударила в землю около места, где стояла я… Воздух наполнился странным запахом, который напоминал мне лето. Это точно конец.Я отлетела с криком. Неожиданно из гигантских туч хлынул дождь. Крупные капли били по земле, камням, заставляя безжизненную каменную почву дрожать, бледно-голубой дым обратился в бледно-голубую пену и быстрее потёк вниз, зашумев. Дождь заполнял собой всё, и я не знала, куда от него спрятаться, это было бесполезно. Вода точила камни, заставляя растворяться пыль.Я попятилась назад, не ощущая под собой ног, ливень бил меня по скафандру и противогазу, заставляя ёжиться под каплями. Это яд против скафандров… Да…Сквозь фильтр противогаза я чувствовала странный запах чистоты в воздухе и необыкновенную способность дышать свободно. Лёжа на земле, я прощалась с жизнью и теряла сознание.